Юрий Авербах - О чем молчат фигуры

• Название: О чем молчат фигуры
• Автор: Юрий Авербах
• Издательство: РИПОЛ-Классик
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-7905-4946-5

Автор, бывший очевидцем и активным участником самых острых коллизий, сотрясавших порой весь шахматный мир, откровенно рассказывает о том, что десятилетиями таилось за семью печатями.

Книга рассчитана на всех любителей шахмат, и не только на них.

Фотографии из архива музея шахмат ЦДШ и личного архива Ю. Авербаха.

В файле отсутствуют 102–103 страницы книги (прим. верстальщика FB2).

---

Неудивительно, что некоторые шахматисты, да и спортсмены тоже, заводили себе покровителей из высших эшелонов власти, что спасало их от придирок руководства Спорткомитета. Так в 50-е годы был известен теннисист, учивший играть в теннис Булганина и Фурцеву. Ему удавалось, кстати, решать и вопросы, связанные с развитием тенниса, что вызывало крайнее недовольство в Спорткомитете.

…Прошло немногим больше месяца, и мы снова отправились за океан, чтобы сыграть матч с командой США. Это соревнование должно было состояться еще в 1953 году. Ему предавалось очень большое, прямо скажем, политическое значение. Нас, например, принял тогда министр иностранных дел СССР А. Я. Вышинский. Сначала он проинструктировал членов команды о том, как следует вести себя в США.

— Учтите, — сказал министр, — в Америке очень назойливые журналисты. Если они будут вам докучать, отвечайте — по comment (никаких комментариев).

Когда беседа подходила к концу, Вышинский как бы между прочим посетовал:

— К сожалению, возникли некоторые трудности. Госдепартамент требует, чтобы наши шахматисты дали отпечатки пальцев, как это полагается по законам США. Однако мы считаем, что для советских людей это унизительно, и будем протестовать!

Стало ясно, что наша поездка в США под вопросом.

Увы, так и оказалось. Мы добрались только до Парижа и, с неделю погуляв по Елисейским полям, возвратились домой.

На этот раз вопрос был урегулирован заранее. Отпечатков пальцев у нас не взяли, но ограничили пребывание команды Нью-Йорком и маленьким городком Гленковым, где на даче представительства СССР в ООН проводили уик-энд его работники.

По сравнению с аргентинским составом у нас произошли небольшие изменения — теперь команду возглавил Смыслов, только что сыгравший вничью матч на первенство мира с Ботвинником. Сам чемпион мира играть не захотел, сославшись на усталость после матча. Вместо проштрафившегося Рагозина возглавил делегацию Постников.

Наша команда выглядела явно сильнее: все ее члены были претендентами на мировое первенство. Однако двое из нас выступили неудачно — Тайманов и я. На третьей доске я встретился с Д. Бирном и играл нервно. Первую партию проиграл, вторую выиграл. А в третьей произошел неприятный инцидент. В цейтноте я сделал последний, контрольный ход и перевел часы. Хотя флажок у меня висел, но на часах было отчетливо видно, что оставалась по меньшей мере еще одна минута. Американец, игравший белыми, задумался над своим 41-м ходом. Вдруг он посмотрел на часы и позвал судью. Оказалось, что флажок на моих часах упал.

Что же произошло? Видимо, одновременно шли и часы противника, и мои. Это значит — либо часы были с дефектом, либо я недостаточно сильно нажал на кнопку, и мои часы не остановились.

Так или иначе, факт просрочки времени был налицо, и мне зачли поражение.

Это обидное происшествие выбило меня из колеи. Ночью я никак не мог заснуть, все переживал свою неудачу. А утром собрался погулять, благо предстоял день доигрывания, а у меня отложенных партий не было. Вдруг раздался телефонный звонок:

— Поедешь в наше представительство в ООН, — объявил мне Постников, — нужно помочь анализировать отложенную партию Котову.

Здесь необходимо объяснение. В представительство нужно было ехать потому, что в гостинице начальство боялось подслушивающих устройств.

— Дмитрий Васильевич! — взмолился я. — У меня была бессонная ночь, чувствую себя неважно. Дайте отдохнуть, придти в себя.

Добавлю, что у нас были запасные участники. Был и тренер.

— Ничего, ничего. Поедешь, по-анализируешь, а потом отдохнешь, — последовал ответ. Тут я завелся.

— Никуда я не поеду! — И, повесив трубку, отправился в город.

Между тем Котову в анализе помогли два наши запасных участника, и при доигрывании ему удалось спасти трудную позицию. В тот день Постников как будто меня не замечал. Однако на следующий день, когда до начала игры оставался всего час, вызвал к себе в номер и устроил форменный разнос.

— Как ты посмел ослушаться моего приказа? — кричал он.

Я пытался оправдываться, повторял, что ему следовало бы понять мое состояние. Да и сейчас, перед началом игры, совсем не время устраивать скандал. Однако он продолжал бушевать:

— Мне наплевать на твою партию! Ты обязан подчиняться руководителю!

Когда я сел за доску, у меня дрожали руки. Быстро получив подавляющую позицию, я никак не мог сосредоточиться, попал в цейтнот. Сначала упустил выигрыш, потом и ничью.

Для конечного результата команды моя неудача никакого значения не имела: мы победили с большим перевесом. Однако для меня, вкупе с неподчинением начальству, имела далеко идущие последствия.

Будь опытнее в делах житейских, еще в Москве, после стычки с Романовым я бы сообразил, что надо мной сгущаются тучи, и стоит только оступиться, это моментально будет использовано. А теперь, когда я так подставился, остальное было делом «бюрократической техники». При подведении у Романова итогов матча Постников подчеркнул мой неудачный результат и особенно мое «неспортивное» поведение. Немедленно последовали «оргвыводы». Меня вывели из сборной, на год сделали «невыездным». Хотя я был чемпионом страны, не взяли в олимпийскую команду даже запасным. Так я оказался единственным чемпионом страны, ни разу не сыгравшим на Олимпиаде.

В то время у нас было слишком много сильных шахматистов. И если кто-нибудь выбывал из основного состава команды, на его место всегда хватало вполне достойных претендентов. Так в тот раз меня заменил Котов. Когда в своем спортивном обществе «Зенит» я рассказал о постигших меня неприятностях, один из его руководителей весьма доходчиво объяснил:

— Сам виноват! Пререкаться с начальством — все равно, что писать против ветра!

Поездка со Спасским

Нет худа без добра! Отчисленный из сборной и не попавший на Олимпиаду, я смог вовремя сдать в печать первый том «Шахматных окончаний» — мою первую серьезную работу в области эндшпиля.

Книга была закончена в самом начале 1955 года, а затем следовало начать готовиться к очередному XX первенству страны: до турнира оставался месяц. И я решил посвятить его отдыху и лыжам, благо в доме отдыха, где пребывал, тренировалась женская команда моего «Зенита». Вместе с лыжницами пробегал в день километров по двадцать. Чувствовал себя — лучше не бывает. Однако, когда сел за доску, выяснилось, что голова совершенно не работает — никаких свежих идей, никаких оригинальных мыслей. Позже, проанализировав случившееся, я понял, что монотонные, повторяющиеся движения при беге на лыжах, да еще с большой физической нагрузкой притупляют работу мозга. После семи туров у меня было 3,5 очка — все встречи завершились вничью. Однако это не были мирные ничьи. Я стремился к победе, но ничего не получалось. Игра не шла. И тут на меня накинулись шахматные обозреватели.

«Семь стартовых ничьих чемпиона СССР Авербаха, — гневно писал П. Романовский, — совсем не вяжутся с теми представлениями, которые создались у миллионов любителей о ведущих шахматистах страны». А что бы он написал, если бы я проиграл все семь партий?

Затем мне удалось победить Котова, но потом пошли поражения от Ботвинника, Спасского и Флора. В итоге разделил 15-16-е места. Это был провал. Ведь я сыграл даже хуже, чем в первый раз, когда был еще мастером, да и непрофессионалом. Добавлю, что за все 15 чемпионатов страны, в которых мне довелось выступить, этот результат был самым плохим.

Что же явилось причиной такой неудачи?

Оценивая итоги чемпионата, Д. Бронштейн писал: «Я, например, убежден, что неузнаваемая игра Ю. Авербаха явилась следствием переутомления от работы над книгой, которая должна скоро выйти в свет, — учебника по концам игры в шахматы. Авербах во время турнира находился в совершенно другом круге идей, он не мог как следует ни готовиться, ни играть».

Частично Бронштейн прав: потратив около полугода на интенсивную работу над книгой, я действительно израсходовал большую часть своей творческой энергии. У меня оставался месяц на ее восстановление. Я полагал, что лыжи плюс свежий январский воздух позволят это сделать, но, видимо, перебрал с физической нагрузкой. Лыжи не только не помогли, но, наоборот, притупили работу мозга.

Однако сейчас, много лет спустя, я понимаю, что была и третья причина — эмоциональная. Когда я был в Аргентине, у меня умер отец, а я узнал об этом только вернувшись в Москву. Да и суровое решение Спорткомитета никак не способствовало творческому настрою. Когда шахматист на подъеме, подобные удары особенно болезненны и долго не забываются…

После чемпионата я понял, что вступил в полосу неудач. Мастер Евгений Загорянский, выходец из княжеского рода Кисиль-Загорянских, по натуре игрок, мастерски игравший не только в шахматы, но и в преферанс, весьма доходчиво объяснил мне, что удачи и неудачи идут волнами. И, когда наступает пора неудач, главное — не дергаться, не суетиться, а терпеливо ждать. Ну что ж, и я стал ждать. Вскоре выяснилось, что мои злоключения не кончились. Нежданно-негаданно я был вызван на трехмесячный военный сбор, поскольку у меня было звание инженер-лейтенанта ВМС. Прошел месяц, в течение которого я стал инженер-старшим лейтенантом, как вдруг пришло предписание срочно отправить меня в распоряжение командования ВМФ в Москву. Я терялся в догадках, но понимал, что произошло что-то чрезвычайное. Из Министерства ВМФ меня отправили в Спорткомитет. Когда я появился в кабинете у Постникова, он мне сообщил следующее: Борис Спасский со своим тренером А. Толушем находился на сборе под Москвой и должен был лететь с ним в Бельгию на первенство мира среди юношей. Однако неожиданно Толуш сломал ногу. В Спорткомитете срочно стали искать ему замену. Никого под рукой не оказалось, и тогда вспомнили обо мне. Выяснилось, что я на военном сборе, и тогда обратились к командованию ВМФ.