Михаил Савеличев - Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного)

• Название: Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного)
• Автор: Михаил Савеличев
• Жанр: Научная Фантастика

Вы никогда не замечали, что дни текут однообразно и очень, очень, очень долго? Вы никогда не просыпались в полной уверенности, что новый день не наступил, а продолжается все тот же - вчерашний? Вы никогда не чувствовали, что нечто высасывает время вокруг вас, и вы погружаетесь в серое, унылое ничто? Оглянитесь, посмотрите внимательно вокруг себя - не притаился ли рядом с вами ЧЕРВЬ ВРЕМЕНИ? А в общем, ностальгически-эротическая фантазия с альтернативно-историческими вставками. Такой вот "микс".

---

- Я к Бубнову, - ответил на вопросительный взгляд Калерии Слава. - Я быстро, - успокоил он директора.

- А что у нас с Бубновым, Калерия Борисовна, - сказал директор без вопросительной интонации.

- В обморок упал, Рафик Талгатович, перед самым первым уроком. Ничего серьезного - с Костей неожиданно встретился, не успел подготовиться.

- Твоя работа, Клишторный, - пошутил провидчески директор. - Знаю я тебя, - пригрозил он толстым и густо поросшим черными волосами пальцем.

Чайник выплюнул еще одну водяную порцию, ванночка переполнилась и Калерия выдернула шнур. Розетка вывалилась из стены, повиснув на пожелтевших проводках.

- Будешь чай, Слава? - спросила она. - Бубнов спит еще после укола.

Слава сдвинул расклеившуюся коробочку с тонометром, покосился на череп, присел на краешек стула. Мензурка с заваркой оказалась горячей - Калерия долго дула на пальцы, другой рукой роясь в столе. Ничего лучше краешка собственного халата она не нашла, расстегнула нижнюю пуговицу, взялась через полу за склянку и плеснула в чашки. Слава вытянул шею, но ничего интересного, кроме желтых брюк с голубыми ветками сирени, он под белым халатиком не увидел.

- Бубнов, Бубнов, - пробормотал директор, сцепив руки на затылке. - Шаманская фамилия, какая-то. Он, случайно, не ненец?

- Откуда у нас немцы, Талгат Рафикович? - удивилась медсестра. - Кто бы осмелился? У нас и оценки совсем другие - у нас пятерка, а у них это значит - двойка.

- А он двоечник? - оживился директор.

- Не знаю я, - смутилась Калерия, - Как, Слава?

- Хорошист он, твердый, - твердо сказал Слава, - а по физкультуре у него только пять.

- Немцы не позволили бы, - уверенно заявила Калерия. - Они вон как на Олимпиаде выступили в плавании. И легкоатлеты у них очень сильные. И гандболисты.

- Немцы? - переспросил директор. - Спасибо, Калерия Борисовна. Очень хорошо, просто замечательно! Позвольте, какие немцы? При чем тут немцы? У немцев шаманов нет.

- Нет у них шаманов, Рафик Талгатович, - подтвердил охотно Слава. - Но оценки у них другие, это точно.

Придерживая чашку, от подсолнухов на которой слепило глаза, а по потолку бродили желтые блики, директор сел на кушетке. Мокрый снег окончательно залепил окно, очень уютно отгородив безумное чаепитие от внешнего мира. Рафик Талгатович постучал по стеклу пальцем, приложил к нему чашкин бок, но снег за бортом никак не отреагировал. Только потянулся к верху мутный запотевший язык.

- Туман, - задумчиво сказал директор. Установилось ловкое молчание - без всякого желания его нарушить или поддержать нарочито беззвучным отхлебыванием чая. На Славин вкус чаек был слабоват - или заварка не настоялась, или произведена была где-нибудь гораздо севернее Гималаев, но напитку не хватало терпкости. И сахара.

- Сахара вот только нет, - призналась Калерия, наливая себе еще кипятку. - Только варенье. Слава, ты не стесняйся, бери, - пододвинула к нему чашечку. Другую протянула Рафику Талгатовичу.

- Может, глюкозу? - спросил директор, подбирая под "зигмундовку" ноги. Жидковатое варенье плескалось в мелкой посудине разбушевавшимся океаном.

На стол была водружена полуполная картонная обойма с толстыми ампулами глюкозы. Калерия надпилила и сломала головку ампулы, вобрала содержимое в шприц и протянула директору. Рафик Талгатович прищурился, выпустил из иглы фонтанчик, словно собрался сделать себе инъекцию. Передумал. Вколол все в чай. Вид у директора со шприцом был феерический, сюрреалистический.

- Все равно несладко. Не надо, Калерия, не надо. Хороший чай и так можно попить.

Слава был разочарован - хотелось посмотреть на процесс еще раз.

- Может, рассказать вам что-нибудь? О тумане и яхтах? Заходи, Оксана, заходи.

Оксана бросила Славе на колени пакет.

- Здравствуйте, Рафик Талгатович. Здравствуйте, Калерия Борисовна. Привет, Слава.

- Привет, Оксана.

Славе пришло в голову, что Оксана очень похожа на Энди Макдауэлл. Волосы бы только подлиннее и покудрявее. Еще вспомнилось, как они танцевали в полутемной комнате, а она сказала ему, что у него редкое чувство ритма, а он даже не засмеялся, просто стало очень хорошо, он теснее прижал девушку к себе и смотрел на слабый свет за ее плечом. Сейчас стало тоже очень хорошо.

Оксана села напротив, приняла чашку, варенье, загадочно улыбаясь. Прикасание узнавания, ощущение понимания и, как не странно, собственной силы и власти - вот что здесь и сейчас было у Славы. Чертовски привлекательное (нет, не красивое), сердечное и кареглазое воплощение его лучшей половины. Светлой половины. Которому вечно хочется подмигивать и улыбаться. Даже если допустить такую невероятность, что она не принадлежит ему. Существует отдельно со своей собственной и свободной жизнью, своими друзьями, занятиями и любовниками. Даже тогда она была такой материализацией. Ведь все дело в его собственных чувствах. О чужой свободе воли хорошо помечтать, но такими девушками разбрасываться не стоило.

- Мне нравятся яхты, - сказала Оксана. - Однажды, мы плыли по Волге и попали в густой туман ("Да что ты говоришь", - грустно пробормотал директор). Мы шли в фарватере и могли столкнуться с баржей или пассажирским кораблем. Все очень перепугались, когда рядом, почти борт о борт прошло какое-то громадное судно. Мотор у нас слабенький был, двое детей... - Оксана помолчала, сморщив лоб.

Теперь тишина была тяжелой, она требовала продолжения или вопросов, стучала в стекло мокрой ладошкой, плющила прозрачный сопливый нос. Рафик Талгатович лежал на кушетке, заложив руки за голову и показывая чудеса эквилибристики и контроля за дыханием, удерживая чашку с чаем на животе. Калерия внимательно разглядывала собственное колено, выглянувшее между полами халата. Слава прислушивался к некому шуршанию в соседней комнате, где и располагался изолятор. Что-то очень знакомое, но абсолютно несовместимое с данной ситуацией и это-то мешало до раздражительной боли в зубах.

- Среди нас был странный паренек. Работал, кажется, психологом, но выглядел так, словно его минуту назад испугали и он все еще не пришел в себя. Он сказал, что встанет на нос и будет командовать, куда поворачивать. Конечно, это было полной ерундой, но если больше нечего делать, то лучше делать какую-нибудь глупость.

- Есть у нас такие, - подтвердил шепотом директор.

- И не говорите, Рафик Талгатович, - закивала Калерия. - Вот, помнится, Иван Сусанин у нас учился...

Оксана чихнула и недовольно взглянула на Славу. Слава виновато развел руками. Но Калерия замолчала сама и стыдливо погрузилась в чашку по самые брови.

- Ага. Ага, - еще более грозно, почти как Пятачок, повторила Оксана. - Этот парень встал на носу, закрыл, кажется, глаза и стал командовать - налево, направо, еще направо, опять налево. Не знаю, был ли смысл в его командах. Мы ему не верили. Было очень холодно - и от воды, и от тумана. Дети кашляли, но никто больше ничего не говорил. А еще было слишком тихо, словно все вымерло на реке, только желтые листья почему-то плавали рядом с яхтой...

- И что потом? - спросила Калерия, первой не выдержавшая паузу.

Оксана вздохнула.

- Случайно или нет, но больше мы ни с кем не сталкивались, даже рядом никого не видели. Но мне все равно это не нравится.

- Что не нравится?, - наступила Славина очередь.

- А вот так, как тогда.

Ничего особенно не поняв, Слава, тем не менее, дискуссию развивать не стал. Покарябал сквозь полиэтилен нарисованный череп по носовому отверстию. На пленке осталась полоска из заусенцев.

- Может, он проснулся?

- Действительно, Калерия, - оживился и сбился на фамильярность Талгат Рафикович, - ну что задерживать ребят? Ну мало ли - упал мальчик в обморок. Не девочка же. Никакого чэпэ, никакой крови и переломов. Пусти их.

- А если инфекция? Грипп? Паротит?

- Что? - испугался директор.

- Свинка, - объяснила Оксана. - Воспаление лимфоузлов. В зрелом возрасте влияет на потенцию.

- И как - в сторону увеличения? - улыбнулся Слава.

- В обратную.

Рафик Талгатович горестно покачал головой:

- Акселерация. Что поделаешь - акселерация.

Первое, что подумал Слава, войдя в изолятор: лучше бы их сюда не пускали. Раньше, насколько удавалось припомнить, подсобка для болезней хоть и не блистала обилием мебели, роскоши, уюта, но и не выбивалось из общей школьной стилистики. Вместо универсальной лежанки, подходящей и для больных и для трупов, около окна стоял низенький топчан с зелеными продавленными валиками, на углах разлохмаченные школьным котом Фрицем. Полагалась по штату тумбочка, ненужная, так как больше половины дня тут никто не находился, но поставленная в изголовье потенциального заболевшего. На стену напротив опирались спинками несколько стульев с ободранными железными ногами, словно шальные малыши. В добубновский период окрашен изолятор был в светло-желтый цвет. Он и сейчас проглядывал в некоторых местах.

Бубнов был здоров (во всяком случае - физически) и полон энергии. Облаченье соответствовало всем правилам - на голове свернутая из газеты шапка, на теле белый халат, на руках резиновые перчатки. Стремянки не нашлось, но наличествовала кисть с длинной рукояткой, которой он без труда дотягивался до потолка. Позаботился больной о порядке, прикрыв топчан старыми газетами и журналами "Огонек" с отодранными обложками, а окно занавесив потертым байковым одеялом. Горела лампочка и это было почти единственное белое пятно в выкрашенном в черный цвет изоляторе. Бубнов не пожалел ни потолка, ни пола, а Слава еще подумал - задержись они с Оксаной и тот покрасил бы окно и постель.