Стивен Кинг - Бессонница

• Название: Бессонница
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-03-003242-8, 5-7841-0762-3

Бессонница рано или поздно проходит — так подсказывает житейский опыт. Но что делать, если она растягивается на многие месяцы? Если бессонные ночи наполнены кровавыми видениями, которые подозрительно напоминают реальность? Ральф Робертс не знает ответов на эти вопросы; наверняка ему известно лишь одно: еще немного, и он сойдет с ума…

Читайте «Бессонницу» — бестселлер короля триллеров Стивена Кинга

---

Такие же странности творились повсюду — феномен пересекающихся друг с дружкой струящихся дорожек, заставивший Ральфа снова вспомнить о том, как свет струился сквозь щели в стенах и в крыше того старого сарая из его давнего прошлого. Но настоящим чудом были люди, и именно их ауры казались ясно очерченными и реальными.

Мальчишка-рассыльный вышел из супермаркета, толкая тележку с продуктами, и зашагал по тротуару в нимбе такого ярко-белого цвета, что стал похож на движущийся луч фонаря. По сравнению с его аурой аура женщины, идущей рядом с ним, выглядела грязноватой, как серо-зеленый, уже начавший плесневеть сыр.

Молодая девушка окликнула рассыльного из открытого окошка автомашины и помахала рукой; ее левая рука оставляла в воздухе яркие следы — розовые, как елочный леденец. Рассыльный ухмыльнулся и помахал в ответ; его левая рука оставляла за собой желто-белый веерообразный след. Ральфу он показался похожим на плавник какой-то тропической рыбы. След тоже начал растворяться в воздухе, но медленнее, чем другие.

Страх Ральфа от этого сумбурного сияющего зрелища был бы вполне оправданным, но страх отодвинулся — по крайней мере пока — на задний план, уступив место интересу, благоговению и обыкновенному изумлению. Никогда в жизни он не видел ничего красивее. Но это нереально, предупредил он себя. Не забывай об этом, Ральф.

Он обещал себе постараться не забывать, но предостерегающий голос по-прежнему был слышен, казалось, откуда-то издалека.

Он заметил еще кое-что: от головы каждого человека, которого он мог видеть, поднималась яркая прозрачная полоска. Расширяясь, устремлялась вверх, как лента флажка или яркая цветная креповая бумажка, пока не расплывалась там и не исчезала. У некоторых людей точка исчезновения находилась в пяти футах над головой; у других — в десяти или в пятнадцати. В большинстве случаев цвет яркой поднимающейся полоски соответствовал цвету остальной части ауры: например, ярко-белая — у мальчишки-рассыльного, серо-зеленая — у женщины-покупательницы, идущей рядом с ним, но были и некоторые поразительные исключения. Ральф увидел ржаво-красную полоску, поднимавшуюся от мужчины средних лет, который шел, окруженный темно-синей аурой, и женщину со светло-серой аурой, чья вздымавшаяся вверх полоска была изумительного (и слегка пугающего) фуксинового оттенка. В некоторых случаях — двух или трех, не больше — полоски были почти черные. Они не понравились Ральфу, и он заметил, что люди, которым принадлежали эти «воздушные шарики» (так просто и быстро он мысленно назвал их), выглядели нездоровыми.

Конечно, они больны. «Воздушные шарики» — индикаторы здоровья… а в некоторых случаях — болезни. Как Кирлианские ауры, которыми все так увлекались в конце шестидесятых и в начале семидесятых.

Ральф, предостерегающе заметил другой голос, ты ведь на самом деле не видишь всего этого, тебе ясно? Я, конечно, ни в коем случае не хочу показаться занудой, но…

Но действительно ли было так уж невозможно, что этот феномен реален? Что изнуряющая бессонница в сочетании со стабилизирующим влиянием прозрачных, последовательных снов позволила Ральфу заглянуть в сказочное измерение, лежащее за пределами обычного восприятия?

Прекрати это, Ральф, и прекрати немедленно. Тебе нужно придумать что-то получше, а не то ты закончишь в одной лодке с беднягой Эдом Дипно.

Воспоминание об Эде Дипно выхватило какую-то ассоциацию — что-то он говорил в тот день, когда его арестовали за избиение жены, — но прежде чем Ральф сумел выделить это, чуть ли не прямо из-под его левого локтя раздался голосок:

— Мам? Мама? Мы купим еще медовых орешков?

— Увидим, когда войдем внутрь, родной.

Молодая женщина и маленький мальчик прошли мимо него, держась за руки. Первую фразу произнес мальчик, которому на вид было года четыре. Его мать шла, закутанная в ослепительно белый «конверт». «Воздушный шарик», поднимавшийся от ее светлых волос, тоже был белый и очень широкий — больше похож на ленту, которой перевязывают подарочную коробку, чем на ниточку от воздушного шара. Он поднимался по меньшей мере футов на двадцать и плыл чуть позади нее, пока она шла. Ральф невольно подумал о предметах одежды новобрачных — вуалях, газовых платьях.

Аура ее сына была здорового темно-синего цвета, на грани фиолетового, и, когда они вдвоем проходили мимо, Ральф увидел потрясающую штуку. Усики ауры поднимались и от их сцепленных ладоней: белый — от женщины, темно-синий — от мальчика. Поднимаясь, они перекручивались в косичку, тускнели и исчезали.

Мать-и-сын, мать-и-сын, подумал Ральф. Было нечто явно символическое в этих полосках, которые обвивали друг дружку как вьюнок, взбирающийся по садовому столбику. При взгляде на них его сердце сжалось от радости — приступ сентиментальности, конечно, но он ощутил именно радость. Мать-и-сын, белое-и-голубое, мать-и…

— Мам, на что смотрит этот дядя?

Блондинка мельком глянула на Ральфа, но он успел заметить, как вытянулись в тонкую линию и сжались ее губы, прежде чем она отвернулась. Что важнее, он увидел, как окружавшая ее яркая аура неожиданно потемнела, сгустилась и в ней проступили спиралевидные темно-красные нити.

Это цвет страха, подумал Ральф. Или, быть может, гнева.

— Не знаю, Тим. Пошли, хватит зевать по сторонам. — Она потащила его за собой быстрее, конский хвост ее волос раскачивался туда-сюда и оставлял в воздухе маленькие веерообразные следы серого цвета с красными крапинками. Ральфу они показались похожими на душ, которые порой оставляют стеклоочистители на грязных ветровых стеклах.

— Эй, мам, перестань! Прекрати тянууууть!

«Это моя вина», — подумал Ральф, и в мозгу его возник образ: каким он должен был предстать в глазах молодой мамы — старик с усталым лицом и большими лиловыми мешками под глазами. Вот он стоит, привалившись к почтовому ящику, возле аптеки «Райт эйд» и пялится на нее и ее маленького мальчика так, словно они самые поразительные штуковины на всем белом свете.

Каковыми вы и являетесь, мэм, да только вы не можете об этом знать.

Он должен был показаться ей самым большим извращенцем всех времен и народов. Ему надо избавиться от этого. Не важно, реальность это или галлюцинация, — он должен заставить это убраться. Если он этого не сделает, кто-нибудь позовет или полицейских, или ребят с сетями для ловли бабочек. Он прекрасно понимал, что хорошенькая мамаша может сделать несколько телефонных звонков из первого же телефонного автомата за дверями в супермаркет, который попадется ей на пути.

Только он начал спрашивать себя, как, скажите на милость, можно мысленно убрать то, что происходит лишь в мозгу, когда обнаружил, что это уже произошло. Будь то физический феномен или чувственная галлюцинация, оно просто исчезло, пока он размышлял о том, каким ужасным он мог показаться хорошенькой молодой мамочке. День вернулся к своей прежней летней яркости, которая была чудесной, но которой было все-таки далеко до того ослепительного, все пронизывающего свечения. Люди, пересекавшие автостоянку на аллейке, снова стали обыкновенными людьми: ни аур, ни «воздушных шариков», ни фейерверков. Просто люди, отправляющиеся за продуктами в «Купи и сэкономь», или забирать последние отпечатанные летние фотографии в «Фото-Мат», или взять кофе на вынос в кафе «От обеда до заката». Некоторые из них могли даже зайти в «Райт эйд» за коробочкой слабительного или, спаси и сохрани нас Господь, СНОТВОРНОГО.

Обычные рядовые жители Дерри идут по своим обычным рядовым делам.

Ральф испустил порывистый вздох и приготовился к волне облегчения. Облегчение действительно пришло, но не накатило волной, как он ожидал. У него не возникло ощущения выныривания из бездны безумия в реальное время; ни тени чувства, что он побывал где-то рядом с бездной. Однако он вполне ясно понимал, что не смог бы долго жить в таком ярком и прекрасном мире, не подвергая опасности здравость своего рассудка; это было бы все равно как испытывать оргазм, который длится часами. Возможно, гении и великие артисты могут так ощущать мир, но ему это не подходит; подобное напряжение очень быстро пережгло бы его фазы, и, когда прикатили бы люди с сетками, чтобы сделать ему укол и забрать с собой, он, наверное, встретил бы их как желанных гостей и с радостью отправился с ними.

Наиболее ясное и отчетливое ощущение, которое он испытывал сейчас, было не облегчением, а разновидностью приятной меланхолии, которую он, как ему помнилось, ощущал порой после секса, когда был еще очень молод. Эта меланхолия была не глубокой, а широкой, и, казалось, заполняла пустые места в его теле и разуме, как отлив оставляет за собой полоску мягкого, взрыхленного песка. Он прикинул, испытает ли он еще когда-нибудь такое жуткое и веселое мгновение прозрения. Он полагал, что шансы неплохие… по крайней мере до следующего месяца, пока Джеймс Рой Хонг не всадит в него свои иглы, или, быть может, пока Энтони Форбс не станет раскачивать перед ним свои золотые карманные часы, приговаривая, что ему очень… очень… хочется… спать. Возможно, ни Хонг, ни Форбс не добьются никакого успеха в лечении его бессонницы, но Ральф догадывался, что, если у кого-то из них получится, он перестанет видеть ауры и «воздушные шарики» после первой же ночи хорошего сна. А после месяца или около того спокойных ночей он скорее всего забудет, что это вообще когда-то случалось. По его мнению, это была очень неплохая причина для легкого приступа меланхолии.