М Алексеев - Ч. Р. Метьюрин и его "Мельмот скиталец"

• Название: Ч. Р. Метьюрин и его "Мельмот скиталец"
• Автор: М Алексеев
• Жанр: Публицистика

---

Отзвуки чтения этого романа в произведениях Пушкина отмечались в печати неоднократно; так, не один раз улавливалось критиками сходство ситуации, о которой повествуется на первых страницах «Мельмота Скитальца», с той, которая описана в начале «Евгения Онегина»: племянник и единственный наследник богатого дяди спешит доехать к нему в карете, получив известие, что дядя находится при смерти [189]. Отмечалось сходство умирающего дяди старого скряги со скупцами у Пушкина [190]. Исследователями делались также более мелкие сопоставления отдельных фраз или даже словосочетаний в произведениях Пушкина и в «Мельмоте Скитальце» [191]; все эти сопоставления кажутся случайными и малоубедительными, что не исключает, однако, несомненного и долголетнего воздействия Метьюрина на Пушкина.

Наряду с Пушкиным с «Мельмотом Скитальцем» рано познакомились (скорей всего по французским переводам, еще до выхода первого русского издания) в семьях М. Ф. Орлова и П. А. Вяземского. Едва ли можно сомневаться в том, что В. Ф. Вяземская узнала «Мельмота» от Пушкина в Одессе, но что интерес ее к этому произведению продолжался и в более поздние годы, подтверждается письмами к Вяземским М. Ф. Орлова. Отвечая, по-видимому, на просьбу, М. Ф. Орлов писал П. А. Вяземскому 18 февраля 1828 г.: «Любезный друг, у меня дом переделывают и все книги в ящиках. Я буду разбирать библиотеку не прежде двух недель и тогда не забуду прислать „Мельмота“» [192]. Ровно через месяц (18 марта 1828 г.) М. Ф. Орлов писал В. Ф. Вяземской по этому же поводу: «…я, наконец, нашел том „Мельмота“. Посылаю его Вам. Это чудо, что мне удалось его поймать, и возможно, что это объясняется его дьявольской природой. Как вы находите этот шедевр по таланту и по дерзости? Ему недостает только оказаться Гете, чтобы заставить всю Германию поверить в привидения и всерьез. Это эпиграмма против литературных мнений Вашего мужа. Вы можете передать ее ему под Вашим именем» [193]. Очевидно, «Мельмот» в это время служил предметом споров и несогласий ближайших друзей Пушкина.

Сам П. А. Вяземский, как это видно из его «Записных книжек», знал и другие произведения Метьюрина, в частности романы: «Молодой ирландец» — по французскому переводу графини Моле, напечатанному Бальзаком в 1828 г. [194], и «Милезский вождь», изданный той же переводчицей в том же году, под заглавием «Коннал» — по имени его главного героя [195]; оба произведения нравились Вяземскому, и он сделал в своей книжке запись о полученных впечатлениях: хотя первый из этих ирландских романов Метьюрина «далеко отстоит от Мельмота», но автор кажется «удивительным поэтом в подробностях», «…не знаешь, что после чтения его остается в душе: впечатления, подобные впечатлениям вечерней зари, грозы великолепной, музыки таинственной» [196]. Вяземский рекомендовал роман «Милезский вождь» А. И. Тургеневу, приводя цитату из него в письме от 4 сентября 1832 г. из Петербурга [197]. И тот и другой могли заметить, что в истории Коннала есть сходство с судьбой Владимира Дубровского, рассказанной Пушкиным в его повести.

Старая, но давно разоблаченная легенда утверждала, что «Мельмотом» Пушкин будто бы называл поэта В. Г. Теплякова [198]. О стихотворениях Теплякова 30-х годов Пушкин отзывался с похвалой, но познакомиться с ним мог не ранее 1836 г. в Петербурге; в Одессе же они видеться не могли, так как Тепляков, бывший в 1824 г. поручиком Павлоградского полка, за уклонение от присяги Николаю I после восстания декабристов был заподозрен в политической неблагонадежности и в 1826 г. выслан из Петербурга в Херсон и лишь позже перевелся в Одессу в канцелярию М. С. Воронцова. Тем не менее Тепляков читал «Мельмота Скитальца», и имя Метьюрина встречается в его бумагах. Так, в «Письмах о Болгарии», написанных под впечатлением поездки в город Варну, разоренный во время русско-турецкой войны (1828), Тепляков описывает толпы болгар, согбенных нуждой, томимых голодом, блуждающих вокруг пепла своих разоренных лачуг, и вспоминает героя Метьюрина, восклицавшего при виде гибнущего корабля (гл. IV; в русск. изд. гл. V, с. 136): «„Пусть гибнут!“ — вскричал бы с адским смехом какой-нибудь невежа Мельмот; „аминь!“ — шепнул бы с рабской улыбкой какой-нибудь важный дипломат» [199]. Очевидно, Тепляков читал «Мельмота Скитальца» в первом русском переводе 1833 г., сделанном с французского перевода Ж. Коэна. Подтверждением этого может служить письмо Теплякову одесского библиотекаря А. Ф. Спады (от 5 января 1833 г.), где он благодарит Теплякова за предоставленный ему для чтения роман Метьюрина и высказывает о нем свое суждение, впрочем, довольно забавное: «Весьма благодарен вам, что вы доставили мне удовольствие прочитать „Мельмота“; отсылая вам его, спешу воспользоваться случаем выразить вам свою признательность… Надо признаться, что там встречаются мысли чрезвычайно верные, сентиментально-чувствительные и высоконравственные; но автор более всего стремится действовать на воображение читателя, потому, по моему взгляду, это скорее постоянное колдовство, нежели сочинение, где главную роль должна была бы играть одна из тех сильных страстей, которые потрясают всю жизнь человеческую» [200].

В начале 30-х годов герой Метьюрина довольно часто упоминался в русской печати по разным поводам и становился все более популярным среди русских читателей. Изображенный в повести О. М. Сомова «Роман в двух письмах» молодой русский денди, приехавший в южную деревню после четырехлетнего пребывания за границей и в Петербурге, дает кличку «Мельмот» своей охотничьей собаке [201]. Упоминается Мельмот также в пародийно карикатурной сказке H. M. Языкова на лубочный сюжет «Жар-Птица»; в одном из ее эпизодов рассказывается, в частности, о новости, распространившейся среди посетителей трактира:

… Что будут к нам, на этой же неделе,
И проживут у нас до белых мух
Два иностранца — два родные брата
И богачи, — и денег не жалеют,
А странствуют инкогнито: один
Под именем Мельмота, а другой
Под именем второго Казановы! [203]

В одной из повестей Е. А. Ган, напечатанной в «Библиотеке для чтения» (1839), — «Медальон», где изображается небольшое светское общество, съехавшееся в Пятигорск на минеральные воды, фигурирует также эпизодическое лицо из окружения петербургской баронессы — «чиновник по особым поручениям, страстный охотник производить сильные впечатления», который «старался прослыть во мнении прелестной баронессы одним из бальзаковских тринадцати, Мельмотом или хоть Вечным Жидом, всем чем угодно, только не невинным чиновником осьмого класса. В его глазах и голосе пробивалась, будто невольно, скрытность человека, посвященного в глубокие таинства; он говорил баронессе о любви своей гробовым, удушливым голосом, переплетая изъяснения рассказами об удовольствии мучить человечество, о несравненном наслаждении упиться кровью друга, — хоть ему только раз в жизни удалось замучить до смерти ящерицу! — и в порывах бешенства грозил ей мщением… К несчастью, баронесса, не веруя в существование Мельмотов, слушала его с равнодушной улыбкой, не менялась в лице, даже ни разу не пожелала узнать, посредством каких путей сообщения оный чиновник осьмого класса имеет влияние на судьбы Европы, хоть он беспрестанно намекал о том» [204].

Гоголь был, вероятно, первым русским писателем, в произведениях которого его младшие современники подметили черты сходства с «Мельмотом Скитальцем» Метьюрина. Так, И. П. Галахов впервые сопоставил тип Плюшкина из «Мертвых душ» со старым Мельмотом, типичным скрягой, изображенным в первых главах «Мельмота Скитальца» [205]. Те же главы романа Метьюрина позднее были подробно сопоставлены И. А. Шляпкиным в особой статье [206]: по его наблюдениям, страницы Метьюрина отозвались не столько в «Мертвых душах», сколько в более ранней повести Гоголя «Портрет». «Особенно впечатлительны должны были быть образы Матюрина в творчестве Гоголя, когда он пробивался к натурализму по разным дорогам, между прочим, и сквозь узкую полосу увлечения формами романтически-ужасного жанра в его нескольких разветвлениях, — заметил В. В. Виноградов и уточнил: — Это время от „Кровавого бандуриста“ до „Портрета“ включительно, т. е. в 1832–1834 гг.» [207].

В двух редакциях повести «Портрет» действительно существуют черты сходства с романом Метьюрина. Портрет Джона Мельмота 1646 г., спрятанный в нежилую комнату, напоминает тот, о котором рассказывается в повести Гоголя, прежде всего темными глазами старика: они, по словам Гоголя, «глядели так живо и вместе мертвенно, что нельзя было не ощутить испуга; казалось, в них неизъяснимо странною силою удержана была часть жизни. Это были не нарисованные, это были человеческие глаза». У Метьюрина умирающий дядя посылает племянника в комнату, где находится портрет, предупреждая, что оригинал его жив, и завещает сжечь картину. У Гоголя сам художник бросает портрет таинственного старика в огонь: «Как только был затоплен камин, он бросил его в разгоревшийся огонь и с тайным наслаждением видел, как лопалась рама». Но и у Метьюрина, и у Гоголя оригинал портрета остается живым и является владельцам изображения сквозь запертые двери, что должно свидетельствовать о его демоническом начале. Хотя сходство между эпизодами из «Мельмота Скитальца» и некоторыми подробностями повести Гоголя несомненно, но оно ослабляется тем, что мотив неотразимого по своей живости или прямо оживающего портрета, выходящего из рамы, был излюблен западноевропейскими и русскими романтиками: к гоголевскому «Портрету» указано немало параллелей, в том числе из новелл В. Ирвинга, Э. Т. А. Гофмана и других, в свою очередь имеющих сходство с «Мельмотом Скитальцем».