Татьяна Зубачева - Мир Гаора

• Название: Мир Гаора
• Автор: Татьяна Зубачева
• Жанр: Фэнтези

Ещё один мир!

Земля? Вряд ли. Но почему-то земные мелкие реалии вроде "кофе" не хочется заменять выдуманными терминами. Оставим, как получается.

Время? А чёрт его знает! Параллельное, перпендикулярное, касательное, аналогичное… не все ли равно.

Просто сегодня под утро 14 марта 2002 года я вошла в этот мир. И с пробуждением сон не разрушился мелкими невоспроизводимыми осколками, а остался, и весь день я жила в этом мире. Да будет так!

Господин профессор Зигмунд Фрейд, что же это за мир, в котором снятся такие сны.

И назовём этот мир… Аналогичный? Уже есть.

Альтернативный? Но это уже общепринятый термин для обозначения вариантов развития Земли.

Может быть, перпендикулярный? Или просто по имени главного героя.

И как в Аналогичном мире вместо глав — тетради, то в этом мире будут сны.

---

— Ну да, полдня работаем и день гуляем! Здорово?

— Здорово! — искренне ответил Гаор, вдвигая контейнер.

Весенний праздник — праздник просыпающегося Огня, первой зелени, или хотя бы оттаявшей земли. В училище — весенние учения, но не всерьёз, а вроде лёгкого похода. И опять танцевальные вечера на старших курсах. А здесь? Ну, доживём — увидим. Главное — не оказаться на праздник с битой задницей. Хотя это и в другое время важно и для здоровья полезно.

Жить, ожидая чего-то, гораздо легче: время быстрее идёт. Хотя и спешить ему особо некуда. Разве что на новые торги. Но ему совсем не хочется к другому хозяину, все говорят, что у Сторрама и паёк хороший, и прижима такого, как бывает в других местах, нет, а если не попадаться и не шкодничать, то жить бы да жить. Лучше только в посёлке родном, где и матерь рядом, и все тебе свойственники да родня, да друзья, но ты попробуй так проживи. Хрен дадут. Не любят они, гады, чтоб мы по-своему жили, тасуют, как хотят, а на хрена?!

Когда заходила об этом речь, и начинали выплёскивать друг другу, а кто ж ещё поймёт: как мальцом увезли, парнем угнали, ни с того ни с сего продали — Гаор молча слушал и смутно ощущал, что причину таких перемещений он не то, что знает, а догадывается о ней. Потому что у матери его забрали не из любви к нему, и даже не столько следуя обычаям, как для того, чтобы сделать его одиноким и беззащитным, и потому готовым не просто подчиняться, а подчиняться с радостью. И эти перемещения — людей как карточную колоду тасуют, — это та же первичная обработка, когда его неделю продержали в одиночке без прогулок и любого общения со смещённым режимом, чтобы сломать, покорить, не нанося увечий.

Догадку неожиданно подтвердил не кто-нибудь, а Старший. В душевой как-то оказались рядом на скамейке — Гаор теперь часто мылся, как и все, в тазу, их называли шайками, вставая под душ только обмыться — и Старший вдруг спросил его.

— Ты чего вчера под вещевой дверью маялся?

Гаор невольно смутился, хотя должен был уже привыкнуть, что здесь все у всех на виду, и честно ответил.

— Веснянку ждал.

Старший кивнул и негромко сказал.

— Хорошая она баба, только ты не привыкай к ней. И её отпусти.

— Как это? — не понял Гаор.

Старший вздохнул.

— Нельзя нам привыкать. Завтра тебя ли, её ли продадут, и что тогда? Сердце напополам рвать?

Гаор, похолодев от страшной правды этих простых слов, кивнул. А Старший помолчав и сосредоточенно мылясь, так же негромко продолжал.

— Нельзя нам сердцу волю давать, не выдержит оно такого.

Встал и ушёл под душ смыть пену.

А Гаор остался сидеть и думать над услышанным. Значит что… значит, понимают и почему, и зачем, и эта коробившая его поначалу лёгкость встреч, сговоров даже не на ночь, а на период — это… это защита, оборона. Чтоб сердце не разорвалось. Нельзя рабу ни к чему привязываться, ни к людям, ни к вещам. Ведь в любой момент отберут, не по заднице, по сердцу ударят, а оно может и не выдержать.

И опять так и вышло. Недаром ему Маманя сказала: "Умеешь ты, Рыжий вляпываться". Умеет, чего уж там. Сам потом удивляется, как его занесло, но потом. А дело уже сделано.

В отличие от новогодней ночи, под весенний праздник решётки на ночь задвигали, но это и в обычные ночи никому не мешало. Правда, большинство мужчин между прутьями пролезали с трудом — мешали плечи, поэтому, в основном, по ночам из спальни в спальню бегали девчонки и те из парней, кто помоложе и ещё в полную силу не вошёл, не заматерел. Гаору и хотелось попробовать, и боялся застрять. Хорошо если просто на смех поднимут, а если надзиратель проснётся… двадцать пять "горячих" как нечего делать огребёшь. И потому он, когда прокричали отбой, спокойно заснул, не обращая внимания на шаги, вздохи, поскрипывания и прочие составляющие предпраздничного отдыха. Опять же его в гараже задержали, перед самым обедом дёрнули, и все уже пошабашили, пообедали, выдачу получили, когда его только отпустили. Хорошо, за нарушение не посчитали, огрёб только пару затрещин от охранника у двери и надзирателя внизу, получил свои фишки и сигареты — под праздник дополнительная выдача — и попал в спальню, когда у остальных уже время к ужину подошло. За ужином ему положили двойную, в счёт пропущенного обеда, порцию. От обилия еды и выкуренных трёх сигарет он даже слегка опьянел и потому, наскоро вымывшись, завалился спать. С кем была Веснянка, а что она одна не осталась, он отлично понимал, Гаор по совету Старшего старательно не думал. И получилось это неожиданно легко.

А вот утром… Опять распахнутая на двор дверь — свободный выход! Снег уже весь стаял, от газонов на фасадном дворе и вдоль ограды ощутимо тянет запахами земли, ярко-голубое безоблачное и блестящее как эмаль небо, комбеза поверх рубашки и штанов достаточно, куртки и шапки на хрен не нужны, от легкого тёплого, гладящего тебя по лицу ветра сам вот-вот взлетишь… И уже не девчонки срывают у парней и мужчин шапки, предлагая погоняться и отобрать, а парни отбирают у девчонок лёгкие цветные лоскуты, повязанные вокруг собранных в узел волос — косынки. А девчонки визжат и кидаются в погоню и выкупают свои косынки поцелуями или как уж сговорятся: светового-то круга нет, и не холодно, можно устроиться.

Махотка победно крутил над головой ярко-розовую с красным и жёлтым косынку, а Киса прыгала рядом, пытаясь перехватить и опустить книзу его руку. Махотка, радостно гогоча, перекладывал косынку из одной руки в другую, дразнил Кису. Дубравка, Вячка и Аюшка кинулись щекотать Махотку. От щекотки или от чего другого, но Махотка разжал пальцы, и ветер сразу подхватил лёгкий лоскут и погнал его не по двору, а вверх.

— Упустил! — ахнула Киса. — Она ж новая совсем!

Растерялся и Махотка. Косынка не пайковая, это у Матуни девки с бабами лоскутки сами себе подбирают, подворачивают ровненько и на праздник наряжаются, хозяин позволяет, но не приказывает, так что за пропажу не накажут. И шутка оборачивалась не подставой, а только обидой, чего он, в самом деле, не хотел.

Киса заревела в голос. Махотка растерянно топтался рядом, не зная, что делать. Остальные, подняв головы, следили за улетающим в недосягаемую высь лоскутком.

Вот на эту тишину и одинокий горестный рёв и вышел Гаор. Ещё на Новый год, когда можно было днём гулять по всему двору, он приметил за рабским корпусом подходящую трубу и сегодня её опробовал. Для чего её там пришпандорили — непонятно, и для турника малость высоковато, но его вес она выдержала, и он успел размяться, поподтягиваться и даже немного покрутиться на полных оборотах.

Большая, основная эмблема предназначалась покупателям и возвышалась над торговым корпусом, а здесь была установлена вторая, чуть поменьше и пониже, как указатель для грузовиков. И косынка, долетев до неё, зацепилась и затрепетала на ветру весёлым флажком.

— Доставай теперь! — закричали на Махотку девчонки.

— Да пошли вы на хрен! — заорал Махотка.

И тут Гаора как дёрнул кто. Может, разогретая на турнике кровь заиграла, может, как он сам потом смеялся, ему весенним солнцем голову напекло и мозги поплавились, может ещё что, но, быстро отследив глазами возможный маршрут, он решил, что справится с ним, и решительно пробился к горестно рыдавшей Кисе.

— Не реви!

— Даа, — вцепилась в его комбез Киса, — он, мотри, чего сделал, и… лыбится-а-а…!

— Не реви, — повторил Гаор. — Достану твою косынку.

Киса замолчала, уставившись на него с полуоткрытым, как у Тукмана, ртом. Гаор снял с головы свою шапку и нахлобучил ей на голову, посоветовал закрыть рот, чтоб ворона не залетела, и неспешным даже чуть вразвалку шагом пошел к административному корпусу.

Первый этаж отсутствовал, вернее, с этой стороны стальные гладкие колонны поддерживали второй этаж, образуя крытую стоянку для начальственных машин. Сейчас она была пуста. Взобраться по этим колоннам было невозможно, но Гаор и не собирался этого делать. Он подошёл к фонарному столбу, плотно обхватил его руками и ногами и полез вверх. Поднявшись на уровень карниза-козырька, он перешагнул на него. Дальше шла глухая безоконная стена, расчерченная желобками под старинную замковую кладку. Желобки были глубокими, на ботиночный рант, а пальцы входили почти на целый ноготь. Ему приходилось лазить и более гладким поверхностям. Высота и ширина блоков почти равнялась его росту, но раскинутых в стороны до отказа рук и ног, в принципе, хватало. Гаор распластался, почти расплющился по стене и полез вверх.

Внизу стояла напряжённая тишина.

Бетон сменился полосой тёмного и зеркально блестящего стекла. Здесь желобков не было, но зато появились тонкие металлические рейки оконных переплётов. Гаор попробовал: сталь ли это — и полез дальше, стараясь не отвлекаться на собственное отражение и мысли о том, какому идиоту понадобилось делать на такой высоте зеркало для птиц, да ещё чёрное.