Татьяна Зубачева - Мир Гаора

• Название: Мир Гаора
• Автор: Татьяна Зубачева
• Жанр: Фэнтези

Ещё один мир!

Земля? Вряд ли. Но почему-то земные мелкие реалии вроде "кофе" не хочется заменять выдуманными терминами. Оставим, как получается.

Время? А чёрт его знает! Параллельное, перпендикулярное, касательное, аналогичное… не все ли равно.

Просто сегодня под утро 14 марта 2002 года я вошла в этот мир. И с пробуждением сон не разрушился мелкими невоспроизводимыми осколками, а остался, и весь день я жила в этом мире. Да будет так!

Господин профессор Зигмунд Фрейд, что же это за мир, в котором снятся такие сны.

И назовём этот мир… Аналогичный? Уже есть.

Альтернативный? Но это уже общепринятый термин для обозначения вариантов развития Земли.

Может быть, перпендикулярный? Или просто по имени главного героя.

И как в Аналогичном мире вместо глав — тетради, то в этом мире будут сны.

---

Зубачева Татьяна Николаевна Мир Гаора

СОН ПЕРВЫЙ

…когда-то и где-то…

* * *

Любое несчастье — несчастье, но если оно внезапно и необратимо… Хотя… что толку теперь негодовать, возмущаться, даже просто… Необратимо и неотвратимо… Неотвратимо и необратимо…

Гаор лежал навзничь, бессильно бросив руки вдоль тела и глядя в темноту над собой. А в голове обрывки мыслей и эти два страшных слова. Он попробовал сосредоточиться, подумать о чём-то другом, всё равно о чём, только бы вышло связно и последовательно. Не получилось. Странно, но он не чувствует ни голода, хотя его сегодняшняя еда ограничилась утренней кружкой кофе, ни холода, хотя лежит на каменном, вернее, цементном полу в одной тонкой рубашке и штатских брюках — ботинки, носки и бельё отобрали — ни боли, хотя избили его мастерски, без синяков и членовредительства, но с болью. Странное онемение в теле. И в мыслях…

…Отец появился в его жизни внезапно. До… да, до тех злосчастных пяти лет он не слышал о нём. Жил с матерью как множество детей их посёлка. Отцы были редкостью, а уж родные… да кто с этим считался?! Мужчина приходит, не каждый день, но достаточно часто, приносит еду, или деньги, или что-то из вещей, значит, муж и отец. Слушайся, не попадайся под пьяную руку, не мешай его ночным занятиям с матерью, называй… как получится, ну и получишь чего-нибудь, побои за шалость или монетку на леденец…

…Как здесь тихо. Мёртвая тишина. Похоронен заживо. Как заголовок… избито. Даже не вторично, а десятерично. Кервин бы забраковал сразу. У Кервина чутьё на любую фальшь, любую банальность. Будем надеяться, газета не погибнет. Остались ребята, они смогут, будем надеяться… Мысли опять разбежались. Мысли холодные, как осколки стекла. Странно, ни злобы, ни отчаяния. Хотя… он мертвец, с бьющимся сердцем, работающими лёгкими, пульсирующей кровью в онемевших от наручников кистях — странно, до сих пор не отошло, раньше быстрей восстанавливался — мертвец. Для мира, того мира, своего мира, он умер. И будет теперь жить мертвецом. Он что, пытается пожалеть себя? Да нет, никаких чувств нет. Даже хорошо, эмоции ему теперь совсем не нужны. А вот мысли надо бы собрать.

"Я мыслю, следовательно, я существую". Чьи слова?…

… - Гуманитарная чепуха! Пойми же, нелепо вытаскивать замшелые изречения и пытаться им следовать. Всему своё время! Согласен, когда-то это было открытием, но когда? Сколько веков прошло, всё изменилось, а ты…

…Каким же самовлюбленным напыщенным петухом он был. Пыжился, хлопал крыльями, кукарекал срывающимся голосом… пока его не клюнул другой петух, жареный. Тогда поумнел. Ненамного. Да, теперь видно, что не намного. А сейчас… Полковник оказался человеком, разрешил позвонить Кервину. Не ожидал. Хотя, один звонок ему положен по закону. Всё строго по закону. С самого начала… с появления отца. С ним всегда поступали по закону, это он пытался его нарушать, а они — нет. Законники…

…Военная, похожая на кубик на колёсах, тёмно-зеленая машина влетела в их проулок. Так что ребятня еле успела прыснуть во все стороны, а мяч раздавили. Мужчины, кто был на улице или верандах жалких домишек, предусмотрительно мгновенно исчезли: с военными не спорят, а что у них на уме, иди угадай. Пристрелят, потом ни хрена ты никому не докажешь. Против ожидания машина не проехала дальше, как уже бывало на его памяти, давя нерасторопных кур, брошенные игрушки и всё, что попадётся, а остановилась. Тут и они бросились по домам. А ему бежать было некуда. Потому что машина стояла у его дома. И он остановился в растерянности.

Из машины вышли два автоматчика и встали, взяв под прицел улицу, а за ними ещё один, в нашивках, одна у сержанта, а тут столько… Военный из-под надвинутого на правую бровь чёрного берета спецвойск смотрел на него. И под его взглядом он застыл, не смея шевельнуться и надеясь… на чудо? На мать? Мать выбежала из дома и стояла на их крыльце, тоже неподвижная и испуганная. Военный повернулся к ней, осмотрел и удовлетворённо кивнул.

— Ему пять лет?

"Странно — удивился он — а голос у него человеческий".

Мать кивнула.

— Не слышу, — ещё не сердито бросил военный.

Мать съёжилась и тихо сказала.

— Да.

— Ты всё помнишь?

— Да.

— Я забираю его.

Мать качнулась вперёд, и стволы автоматчиков сразу повернулись к ней. Её убьют? За что? Женщин военные не убивают. Иногда они забирают их, для использования, но это молодых, бездетных, а мама уже старая. Он открыл рот, чтобы крикнуть это, но военный посмотрел на него, и он не посмел даже пискнуть. А военный снова смотрел на мать.

— Всё по закону. Матери дают пять лет, а потом решает отец. Я решил. Держи.

Военный достал из нагрудного кармана красную карточку, подумал, достал из другого кармана несколько купюр, обернул ими карточку и бросил матери. Она не подняла рук, даже не попыталась, карточка и деньги ударились о её грудь и упали на землю.

— Как знаешь, — пожал плечами военный, — но ты теперь свободна, у тебя нет обязанностей передо мной. Живи.

Отец? Решает отец? Это его отец?! Но… он смотрел на мать и не заметил, как рядом с ним оказался солдат, схватил его и понёс к машине. И тут он закричал, стал выворачиваться. Но военный, а за ним солдаты только засмеялись…

…Его засунули в машину, на заднее сиденье и увезли. Больше матери он не видел. И посёлка тоже. Потому что не знал его официального названия. И это было по закону. Древнему, применяемому редко, но не отменённому. Закон суров, но это закон. Ещё одно изречение. Тоже древнее и… не утратившее силы.

В машине ударом по губам ему запретили кричать, а вторым — уже по щеке — плакать. И он не посмел ослушаться, оцепенев от ужаса и непоправимости содеянного с ним. Мысленно возражать отцу он научился гораздо позже, а вслух… рискнул, только вернувшись из страшного Чёрного Ущелья, уверенный, что после виденного и пережитого может уже ничего не бояться. Он выжил там, где никто не выживал! И был уверен, что рассчитался с отцом, что его медали "За личную храбрость" и "Отвагу в бою", нашивки за ранения и успешные бои, представление к "Пурпуровой звезде с мечами" сполна оплатили годы военного училища и прочие "благодеяния". Молодой наивный дурак. Был и остался таким. Поверил, что свободен и может жить по собственному разумению, выплачивая отцу положенную долю из заработков…

…Почему отец сделал это? Слишком маленький доход? Но заработки вольного журналиста в оппозиционной газете невелики. Да, он брался за любую подработку, но… но слишком много оказалось выживших безработных, умеющих только убивать и умирать, и гораздо лучшего, чем у него, происхождения. Они получали работу первыми. По закону. А ему оставалось… Но отец ни разу ничего не сказал ему, не потребовал, чтобы он нашел себе денежную работу, ушёл из газеты. И вдруг… Или всё дело в Братце? Как ему не намекнул, нет, в открытую сказал полковник. За что этот мозгляк ненавидел его? Он бы понял презрение, даже зависть, но ненависть… Они с самого начала играли не на равных. Законный наследник и бастард. Ни отцу, ни его адъютантам, ни прислуге, ни сослуживцам отца и его самого, его друзьям, девушкам Братца, — никому в голову не приходило рассматривать их… как соперников. За что?

…Кажется, с разбродом в мыслях удалось справиться, воспоминания стали более последовательными, мысли не такие обрывочные. Я мыслю, следовательно, существую. Уцепимся за это. Больше не за что.

Через пол Гаор ощутил приближающиеся тяжёлые шаги. Остановились. Скрип, лязг. Значит, открыли окошко в двери. Что надзиратель может разглядеть в такой темноте? Или это тоже… для воздействия? Снова лязг, скрип, удаляющиеся шаги. Ни окрика, ни… значит, нарушений не обнаружено. Уже легче. Чем? Даже если он убедит их в своём послушании, то ничего не изменится. Решения необратимы. Убьют чуть позже. Или дадут умереть. Хотя нет. Отцу он нужен живым. Во всяком случае, на то время, пока он не отработает затребованную сумму. Чёрт, как Братец ухитрился столько растратить? Конечно, игра азартна. Но не до такого. Братец никогда не знал удержу, ни в чём. И не ему было его останавливать. Несколько раз отец посылал его с Братцем как телохранителя, и он тогда нагляделся. Но почему он сразу видел шулеров, а Братец нет? Или не хотел видеть? Отцу он о них докладывал. И потому, что положено, и искренне надеясь хоть так остановить Братца. Отец кивал, иногда названные им исчезали, но появлялись другие, и всё продолжалось. И… и неминуемый логичный конец. Его конец…

…Он жил рядом с отцом, вернее ему позволили жить. Отец приставил к нему старого сержанта, который и подготовил его к военному училищу. Боялся ли он отца? Трудно назвать то оцепенение, почти ступор страхом. Сержанта он боялся. Тот был безжалостен, приучая его к новым порядкам и требуя, прежде всего дисциплины. Но и похвала сержанта — за удачно выполненный приём, за попадание в мишень, за правильный ответ — его радовала. Это была награда. Избежать наказания и получить награду — цель любого солдата. Отец не наказывал его. И не награждал. Отец ни разу не ударил его, это правда. И ни разу не похвалил. Тоже, правда. Так что, он с самого начала был нужен отцу только… на этот случай. Ему было… да, почти шесть, когда он увидел Братца, наследника, единственного наследника, и он уже знал, что такое бастард. Бастард — официально, полукровка — нейтрально и ублюдок — точно. Чёрт, а ведь и впрямь холодно. Простудиться, что ли назло отцу и Братцу, чтобы подохнуть поскорее и без пользы для них? Но у отца может найтись ещё такой же бедолага-бастард, а он уже точно будет мёртвым. А для солдата главное что? Выжить!