Кэтрин Уокер - Остановка в Венеции

• Название: Остановка в Венеции
• Автор: Кэтрин Уокер
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-47823-1

Молодая американка Нел Эверетт едет в поезде вместе со своим мужем, известным музыкантом, совершающим концертное турне по Италии. Ее чувства пребывают в смятении. Ей кажется, что ее отношения с мужем подошли к той черте, где уже нет ни надежды, ни сожалений — одна лишь тоска и непонимание. Нел остро ощущает необходимость что-то изменить в своей жизни. Под влиянием внезапного порыва она сходит с поезда в Венеции и снимает номер в отеле. Впервые за восемь лет предоставленная самой себе, Нел отправляется бродить по городу, переполненная восхитительным ощущением свободы. Здесь, в этом городе, похожем на сказку, ей суждено встретиться с людьми, которые перевернут ее жизнь. Нел ожидает настоящее приключение, в котором ей придется погрузиться в древнее прошлое Венеции и участвовать в разгадке тайны одного утраченного шедевра…

Впервые на русском языке!

---

Мне представляется портрет Z в образе Орфея, но я не осмелюсь его написать. Из монастырского дома поступило два заказа: портреты Меллы и Ненчии. Хоть я и чувствую в себе перемены, побывать среди подруг было великим удовольствием.

Меллу я изобразила в ее одеянии и апостольнике, она такая серьезная, вдумчивая, все говорят, что в один прекрасный день она станет аббатисой. Донна Томаса от нее в восторге, дает ей частные уроки. Ненчию я написала в образе Примаверы, весны. Надеюсь, получилось не слишком вызывающе. Что поделать, я вдохновляюсь смелостью своего учителя. Ненчия юна и прелестна, как нимфа. Я вплела ей в волосы весенние цветы, а ее саму поместила на фоне розовой утренней зари. Ей всего двенадцать, но какой юноша сможет перед ней устоять? Кажется, у нее есть сестры, такие же прелестницы, как она, бедняжка. Донна Томаса с ней особенно ласкова, угощает ее сластями. Таддеа говорит, девочка рыдает по ночам.

A Z? Что сказать о нем? Он нежный и любящий. Я жду, что он устанет и разочаруется, но этого не происходит. Гнетет то, что нам никак не удается побыть вместе и тем более наедине. Когда мы в разлуке, я гадаю, где он может быть. Верю, что он не отходил бы от меня, будь на то наша воля, но меня держат в четырех стенах. Даже Винченцо не в силах помешать. Нукка не пускает Z в дом, кроме как в толпе гостей, — она считает художников отребьем и не намерена осквернять свое жилище. Винченцо — другое дело, он благородный. Она считает его работу простым увлечением и вынуждена уважать его как наследника. Я никогда не прощу ей, что она допекла отца. Он в своем мягкосердечии видел в ней только прелестную вдовушку. А сейчас она мерзкая толстуха, сварливая и лживая, только и ищет, где бы напакостить. Спит и видит, как упрячет меня в монастырь, чтобы папино наследство досталось ее дочкам. Она жаждет приобщиться к кругам знати, но с чего бы им ее принимать? Я не такая благодушная, как Винченцо. Я ее боюсь.

Тонзо уснул. Доброй ночи, моя любимая зеленушка.

Мы собрались в комнате с фреской. За исключением Лидии, ахнувшей при входе, все молчали. Аннунциата расставила стулья в ряд напротив стены, и мы расселись, словно гадая, зачем нас позвали всех вместе. Отрешенный взгляд девушки устремлялся куда-то вдаль, поверх наших голов.

— Гм… — протянул Рональд, прерывая молчание. — Головоломка. И действительно, необычайно прекрасная. По-моему, это все же не он, по крайней мере, в первом приближении, хотя характерных черт много: напряженная атмосфера, великолепный свет, идиллический пейзаж и эта прелестная загадочная особа, устремляющаяся к нам. Но что-то тут не сходится, хотя пока и непонятно, что именно. Если сюда привести десять экспертов, пять скажут «нет», двое скажут «да», а остальные припишут фреску раннему Тициану.

— Тогда скажи, что тут «не его», — попросила Лидия.

— Мнение специалиста? Композиционная концепция, по-моему, сильная, но не дерзкая. Палитра менее резкая, не такая пылающая, однако это ведь фреска.

Может, просто ранняя работа, а может, произведение наблюдательного и одаренного ученика. Но тут, на мой взгляд, отличие скорее психологического характера. Женщина в «La Tempesta» смотрит на нас из глубин созданной изображением ауры. Когда наш взгляд добирается до этой Венеры, она вообще уже на нас не смотрит, погруженная в собственные грезы. Там, в «Буре», персонажи воплощают некий, я бы сказал, внутренний взор. А здесь, я не знаю — она, кажется, уводит нас своим взглядом прочь из того мира, который находится за ее спиной. Совсем не похоже на его погружение в себя. Она не столько обозначает субъективное состояние, сколько представляется независимой сущностью, вырывающейся из контекста. Но, по-моему, это невероятно — ее словно влечет из Аркадии какая-то неодолимая будущность — другого слова подобрать не могу. Это само по себе довольно ново для такого пасторального идиллического антуража. Но тут я полагаюсь исключительно на интуицию. Многие, как я уже говорил, со мной наверняка не согласятся.

— Она как будто выходит за рамку, — подтвердила я. — Я понимаю, о чем ты. Шаг вперед…

— А лев? Что насчет него? — поинтересовалась Люси. — Ему неважно, что она там видит, ему важна она сама. Может, он просто не в силах разглядеть то, что видно ей? Неужели она его с собой не возьмет?

— Маттео, — Рональду вдруг пришла в голову неожиданная мысль, — а ты знаешь «Тарокки» Мантеньи?

— Конечно, — отозвался Маттео. — Чудесные гравюры, которые на самом деле не имеют отношения к Мантенье.

Маттео явно расстроился, но уже воодушевлялся снова. В конце концов, Рональд сам сказал, не все разделят его точку зрения, так что как знать, к чему мы придем.

— Это серия аллегорических персонажей, — разъяснил Рональд Люси. — Неоплатоническая эзотерика, музы, небесные тела, главные добродетели и тому подобное. Они послужили прототипами колоды Таро, изобретенной позже в том же веке. Многие образы остались неизменными и сохраняются, по-моему, по сей день — я в Таро не особенно разбираюсь, а вот в Мантенье — да.

— Колода Таро? — воскликнула Люси. — Я видела эти наборы, там попадаются рисунки необыкновенной тонкости и красоты. Несколько лет назад тут проводилась восхитительная выставка.

— Так вот, — продолжал Рональд, — все главные добродетели представлены женскими образами в сопровождении символов-эмблем и животных-спутников. Так, карта стойкости — Фортецца — изображает женщину в древнегреческом одеянии рядом с ломающейся колонной и рядом с ней — льва. Лидия, ты в них разбираешься лучше меня. Я не очень помню толкования карт Таро.

— Ну, я тоже не большой специалист, — ответила Лидия. — Эта карта означает мудрость или силу духа, побеждающую инстинкты. Сродни святому Иерониму, укрощающему льва. Похоже на аллюзию к нему, уж слишком напрашивается.

— Насчет «Concert Champetre», «Сельского концерта», который когда-то приписывался Джорджоне, потом Тициану, а теперь снова вроде бы возвращается к Джорджоне, — развивал мысль Рональд, — существует коллективное мнение специалистов, что две обнаженные женщины и два одетых музыканта, наслаждающиеся музыкой на косогоре, в совокупности призваны изображать музу поэзии. У них ее символы — флейта и ваза, такие же, как в «Тарокки», поэтому, подозреваю, гравюры в то время были в ходу. Образованные люди о них знали. Я практически не сомневаюсь, что «Концерт» написал Джорджоне — он, в конце концов, сам был музыкантом. Музыка с поэзией тесно перекликаются и даже в каком-то смысле соревнуются. Такое соперничество между разными видами искусства тогда было очень популярно и сильно занимало Джорджоне. Живопись против скульптуры, поэзия против живописи и так далее. Он любил сложности.

— Может, текст на свитке что-то прояснит, как думаешь, Маттео? — напомнила я.

— Текст прочесть сложно, — возразил Маттео, — часть спрятана внутри свитка, а видимое трудно разобрать. А вот надпись на стеле или надгробии мы прочитали, она гласит: «Harmonia est discordia concors». Знакомое изречение.

— Да, — подтвердил Рональд. — Надо же, как интересно. Франкино Гафури. Снова неоплатонизм, снова музыка, теории, завязанные на тайных учениях, берущие начало в пифагорейских мистических числах, снова небеса как музыкальная гамма. Гафури написал свой трактат в конце пятнадцатого века. Значит, он наверняка распространился в Венеции задолго до тысяча пятьсот десятого года, если считать, что именно этот год нас в итоге интересует.

— И что это значит? — спросила Люси.

— Это изречение есть на оттиске, где Гафури читает лекцию по музыке своим ученикам, — пояснил Маттео. — «Harmonia est discordia concors». Гармония — это примирение непримиримого. Что-то про музыкальные интервалы.

— То есть музыкантам его книга была знакома? — уточнила Люси.

— Да, трактат пользовался популярностью. Джорджоне разбирался в геометрии, это видно по его картинам, по его композиционным нововведениям, — продолжал Рональд. — Геометрия в неоплатонизме тоже была тесно связана с музыкой — совершенные числа, системы пропорций. Неоплатоников завораживала идея космического единства, безупречного и постижимого до какой-то степени.

— А почему изречение на надгробном камне? Это ведь надгробие? — с недоумением спросила Лидия. — Предполагается, что это могила музыканта? Или это просто так, девиз?

— Нет, тут скорее не только музыкальный смысл, — высказалась я. — Это психологический подтекст: мудрость — это умение увязывать противоположности, две истины могут сосуществовать. А может, имеется в виду, что из-за людского вмешательства стройный порядок вселенной рушится.

— Тонко подмечено, — согласилась Лидия. — Нел права, надо читать свиток, он может пролить какой-то свет.

— Мы бросим все силы на его расчистку, — ответил Маттео. — Пока мы им не особенно занимались, расчищали остальное.