Джонатан Кэрролл - Стеклянный суп

• Название: Стеклянный суп
• Автор: Джонатан Кэрролл
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27912-8

В «Белых яблоках» Изабелла Нойкор и Винсент Этрих уже пересекали границу между миром живых и миром мертвых — и обратно. Их еще не рожденный сын — единственная надежда мироздания-мозаики на восстановление гармонии. Теперь агенты Хаоса пытаются снова заманить Изабеллу в царство смерти, составленное из наших грез и кошмаров, туда, где Бог — это плюшевый белый медведь, где осьминоги водят автобусы, а запруженная автострада из старой песни «AC/DC» действительно ведет прямиком в ад…

Впервые на русском — новейший роман одного из самых романтичных писателей современности, «мастера солнечного сюрреализма».

---

При этих словах изумление и неверие стали попеременно завладевать умом и сердцем Изабеллы. Неужели это правда?

— Но как человеку узнать, снился ли ему вообще этот сон? А вдруг он ждет его где-то в будущем? Разве это невозможно? И как быть тем, кому этот сон снится к концу жизни?

Петрас покачал головой:

— Каждый видит свой сон еще до того, как ему исполнится одиннадцать.

— Одиннадцать? Почему именно одиннадцать?

— Пубертация.

— Половая зрелость?

— Да. Каждый видит свой сон еще до того, как повзрослеет.

— Почему? Почему до того?

Он начал отвечать, но тут его прервал звон колокольчика у входной двери. Оба обернулись, раздраженные помехой.

Этрих наблюдал за ними со своего места на кушетке. Очевидно, они его не видели. Изабелла никогда не рассказывала ему подробностей его воскрешения из мертвых. Сказала только, что ей запрещено. Но теперь он видел, как все происходило, и был зачарован. Впечатление такое, как будто смотришь домашний видеофильм про самого себя, но вдобавок видишь, что происходило в тот миг в соседней комнате или у кого-то в голове. Ему вспомнилась прочитанная когда-то фраза о том, что человек не знает до конца, кто он такой, пока не выяснит, что думают о нем другие.

— Гутен таг.

Неопределенного вида лысый мужчина в больших коричневых очках и с дешевым чемоданчиком из коричневой пластмассы вошел в магазин. Ступал он робко, как будто с порога почувствовал, что помешал.

Петрас ответил ему по-немецки:

— Очень сожалею, но магазин закрыт. Пожалуйста, приходите в другой раз.

Человек сначала вроде бы смутился, но потом вдруг впал в крайнее раздражение. Подняв свой чемодан на уровень груди, он держал его руками, скрещенными в виде буквы «X».

— Как это закрыт? Дверь не заперта, на витрине табличка «открыто».

— Магазин закрыт. Я его хозяин. Если я говорю закрыт, значит, закрыт. Если дверь не заперта, а я говорю — закрыто, значит, закрыто. Если дверь заперта, а я говорю — открыто, значит, открыто. Мне продолжать или вы уже схватили суть?

— Но вы не имеете права так поступать. Существуют ведь муниципальные нормы…

— Ваша фамилия Кифниц или Мангольд?

Сердитый мужчина готов был еще много чего наговорить, но от вопроса Петраса слова замерли у него во рту. Закрыв рот, он облизал губы и боязливо огляделся по сторонам, точно опасался, что у стен могут оказаться уши.

— Мангольд. А вы откуда знаете?

— Не важно. Просто скажите им, что она должна знать. Скажите им, что так сказал ребенок — она должна знать.

Мангольд медленно опустил свой чемодан. И недоверчиво спросил:

— Ребенок так сказал? Неужели?

— Да, ребенок. Так что пойдите и скажите им об этом, и пусть нас оставят в покое.

— Хорошо. Да, да, хорошо.

И Мангольд без лишних слов скрылся.

Изабелла посмотрела, как закрывается входная дверь. Потом перевела взгляд на Петраса.

— Кто это был? И что ты ему сказал?

— То, чему я собираюсь научить тебя сейчас, очень опасно, Изабелла. Уже очень давно этого никто не делал, и многие считают, что не надо делать и впредь.

— Но ведь ты только что говорил, что во времена твоего детства это делали постоянно.

Вместо ответа Петрас пересек комнату и подошел к одному из книжных шкафов, занимавших всю стену от пола до потолка. Постоял перед ним, явно разыскивая что-то определенное. Найдя, он протянул руку, снял с полки какую-то книгу, вернулся с ней к прилавку и положил ее прямо перед Изабеллой. Книга была светло-горчичного цвета, толстая и, судя по исходившему от нее запаху плесени, грубо обрезанным страницам и общему потрепанному виду, довольно старая.

— Это очень редкая и ценная книга, не знаю даже, найдется ли сейчас еще хотя бы один экземпляр. Не думаю. Ее написал мой дальний родственник, профессор одного из университетов в Вильнюсе. В свое время не было такого ученого, который знал бы национальный фольклор и мифологию лучше, чем он. Этот человек всю жизнь только и знал, что ходил по деревням и собирал истории. А потом возвращался домой и добавлял то, что ему довелось услышать, к своей коллекции. Получилась вот эта книга. Он работал над ней тридцать лет. — Петрас похлопал по обложке ладонью и замолчал, давая Изабелле время освоиться с новой информацией, а заодно и взглянуть на его сокровище другими глазами. — Я перечитывал эту книгу много раз. Местами она такая интересная, что не оторваться, местами, естественно, скучная. Но знаешь, какая она в основном? Очень печальная. Почему я так говорю? Потому что ничего этого больше нет, Изабелла. Ни в Литве, ни в Латвии, ни в Финляндии, ни здесь, в Австрии… Магия исчезла отовсюду и не вернется больше никогда. Да, волшебные истории можно услышать и сейчас. Но истина ушла из них навсегда. Пойди сейчас в любую деревню, и ты нигде не услышишь новых историй, подобных этим, а все потому, что магии был положен предел. Ее отняли у нас навсегда. На земле не осталось больше ничего мифического или волшебного. Уцелели только старые истории, но и в них не бьется живое сердце. Они похожи на руины древней цивилизации, существовавшей тысячи лет назад. Нет больше свиней, исполняющих одно заветное желание, и облаков, говорящих на забытых языках. Нет и деревьев, что пели о конце света… Их нет, Изабелла. Все они ушли.

— А они на самом деле были? Истории не лгут?

— Конечно не лгут! — взревел Петрас. — Да и кому под силу выдумать такие глубокие и вдохновенные истории? Знаешь, от кого чаще всего узнавал их мой родич? От простых батраков и фермеров, крестьян, обитателей деревни. Неужели ты вправду считаешь, что у этих тупиц достало бы воображения их придумывать? Сотни и тысячи волшебных историй? Нет, они не создали их, они видели их своими глазами. Они сами или их отцы и деды становились свидетелями чудесных событий, которые превратились потом в часть их семейной истории. Нет, эти рассказы не лгут.

— Но что же тогда произошло? Почему они все исчезли?

— Потому что человек плохо с ними обращался и почти всегда использовал не по назначению. Вспомни историю нашего века, Изабелла. Подумай о том, как вел себя человек, и о том, каким он показал себя: эгоистичное, опасное чудовище, которое больше разрушает, чем создает, творит больше зла, чем добра. Так неужели ты считаешь, что современному человеку можно доверить магию и власть, которую она дает? Нет, конечно. Нам даже собственное выживание нельзя доверить. Да мы же себя от самих себя защитить не можем! Вот почему магию у нас забрали. И это очень печально, потому что с уходом магии наш мир сузился и стал скучнее. — Петрас отвел взгляд и, посмотрев вниз, смахнул с толстой книги пыль. — Есть где-то здесь и рассказ о том, как войти в смерть через тот самый сон. В точности, как я тебе говорил. Чего здесь нет, так это знания, как именно это сделать. И ты нигде его не найдешь, потому что знание у нас отняли. Почему? Потому что оно слишком опасно. Оставить его нам — все равно что позволить младенцам играть со змеями… Но его больше нет, Изабелла. От этой змеи осталась только кожа — прелестные мифы и волшебные сказки, которые мы рассказываем деткам перед сном. Кожа по-прежнему прекрасна, но змеи в ней нет.

— Но кто это сделал? Кто лишил нас этого? — Она показала на дверь. — Мангольд? Такие, как он?

Петрас покачал головой:

— Он всего лишь посыльный. Но я не могу ответить на твой вопрос. Ты либо сама найдешь ответ, либо не узнаешь его никогда.

— Хорошо, с этим я согласна. Но скажи мне одно — это был Бог? Бог отнял у нас магию?

Петрас заколебался, точно решая, говорить или нет.

— Бог — это не что-то одно.

Изабелла не знала, как реагировать. Она не поняла, что он имел в виду, но знала, что если попросит объяснить, то он откажется. И тогда она сделала единственное, что пришло ей на ум. Положив обе руки на живот, она сказала:

— Тогда покажи мне. Покажи, как найти Винсента.

* * * * * *

— Винсент?

Винсент увидел свою руку на могильном камне, хотя мысленно он был еще в магазине, со стариком и Изабеллой. Совместить эти две реальности воедино оказалось трудно. Как будто, глядя прямо перед собой, пытаешься свести вместе пальцы рук, сближая их с периферии поля зрения.

— Винсент, ничего не получается! Не работает!

Он снова был на кладбище, снова стоял рядом с Изабеллой у могилы Петраса. Он молчал, все еще пытаясь понять, где находится и сколько прошло времени. А она думала, что он внимательно слушает, ожидая, что она скажет дальше. Он же попросту онемел.

— Я делала все точно так, как научил меня Петрас, но на этот раз не сработало. Почему? Что это значит, Винсент? Почему у меня не получилось? Почему я не смогла попасть в смерть?

Этрих заметил неподалеку скамейку и повел Изабеллу к ней. Когда они уселись, он медленно и очень подробно рассказал все, что с ним случилось, когда он положил руку на могильный камень Петраса. Изабелла не перебивала. Она сидела, опустив голову и крепко сжав на груди руки. Он не знал, что значит эта поза, и не стал тратить время на выяснения. Гораздо важнее рассказать ей обо всем, что с ним случилось, пусть она все узнает и обдумает.