Лариса Чурбанова - Пурпурное Древо Порфирия

• Название: Пурпурное Древо Порфирия
• Автор: Лариса Чурбанова
• Жанр: Научная Фантастика

---

Как только достигли саамской земли, ударил копытом белый олень и пропал. Сбежались люди, дивятся. Парень и говорит:

- Волшебный олень привез нам солнце. Давайте выпустим его, пусть осветит оно наше небо и нашу землю.

Глядь, а оно уж и остывать начало- не может жить без небесного огня, гаснет. Взялись саамы все вместе, стали солнце к небу подбрасывать. Подхватил его ветер и стал раздувать, как угли в костре раздувают. Засияло солнышко, озарило все кругом: и болота, и озера, и ягель, олений мох. Окрасился мир в разные цвета. Никогда раньше саамы не думали, что так красива их страна. Ушла тьма. Травы и цветы навстречу свету поднялись, потянулись деревья. Научились люди улыбаться. Вот с тех пор и светит над тундрой солнце.

Плоское коричневатое, изрезанное длинными морщинами лицо старого саама светилось детской важностью. Рассказывая гостям свою сказку, он как будто совершал какой-то ритуал, словно убеждая себя самого и других, что темнота и холод за бревенчатыми стенами вежи скоро кончатся, снова вернутся тепло и свет.

- О как люди свои места любят, - задумчиво заметил дядька Шиш, когда они, наконец, остались одни. - И земля- снег один, что в ней? А вы видели, старик чуть не слезы утирал, когда ягель да озера свои расписывал.

- Чудно это, - поддержал его Хельги.

- Чтоб вы понимали, - непонятно почему рассердился на них князь. - Не потому любят, что красиво да хорошо, маслом намазано да золотом посыпано. Любят, потому что свое, родное!

- Оно конечно, - согласился Шиш. - Всяк кулик свое болото хвалит. Энто только мы шляемся незнамо где, про дом свой начисто позабыли, - неожиданно закончил он.

Бурую морду Ольгерда озарила широкая улыбка. Словно спал человек, мучился в кошмарном сне, а тут вдруг проснулся- и нет ничего, только сонный морок один прощально машет темным хвостиком, исчезая.

- Решено, братцы! Как Серого отыщем, сразу назад двинем. Путь то ого-го какой неблизкий будет. Ну, ничего. Не к лету, так по осени дома будем. Прежде, конечно, к зазнобе твоей заглянем, - благодушно рыкнул Ольгерд в сторону Хельги и выразительно покрутил косматой медвежьей башкой.

* * *

Серый проснулся рано и с удовольствием валялся на теплых шкурах, наблюдая как Настай ловко хлопочет по хозяйству. Работа так и горела у девочки в руках. Наконец, лентяю наскучило праздное ничегонеделание и он вызвался помогать. Вдвоем они быстро управились с делами.

- Давай на реку пойдем, рыбы наловим, - предложила Настай.

Собирались они долго. Серый сначала решил пойти как был- в сапогах, и меховом плаще. Настай подняла его на смех.

- Всю рыбу перепугаешь такими тряпками! Да ты и часа не высидишь на морозе в такой одеже.

Пришлось мальчишке наряжаться в саамские одежды. Меховая шуба-печок Настай была ему почти впору, только немного коротковата, особенно когда девочка перепоясала его кожаным поясом.

- Отцовский, - с непонятной гордостью произнесла она, поправляя нож в притороченных к поясу ножнах.

Пришлось Серому одевать и смешные остроносые башмаки-каньги. В конце длительной процедуры переодевания мальчишка выглядел как настоящий коренной житель снежной тундры. Настай была довольна.

Лодку они взяли с собой из вежи. Мальчик поначалу сомневался, стоит ли тащить с собой совершенно ненужный груз. К чему, ведь любая речка, даже самая широкая в холода промерзает и спит себе тихонечко до весеннего тепла. Нужно только продолбить в толстом льду прорубь- и таскай себе спокойненько добычу. Зимняя рыба ленивая, сонная.

Оказалось, что эта река ведет себя совершенно по-другому. Сумрачные валы вспенивались над круглыми валунами, местами поднимавшимися из воды. Теперь Серый понял, что без лодочки они бы точно не обошлись. Тем более, что была она почти невесомой- сплетенная из тонких прутьев и обтянутая просаленной кожей.

У самой кромки воды мальчик недоуменно остановился. Прибрежный снег был буквально испещрен маленькими непонятными следочками. Наклонившись, Серый с любопытством принялся их разглядывать. Вмятинки на снежной белизне поражали необычной треугольной формой. Больше всего они походили на отпечаток голой человеческой ступни, только такой малюсенькой, какой не бывает даже у новорожденных младенцев.

Настай только мельком глянула на истоптанный снег и продолжала собирать лодочку к плаванию. Они не хотели уплывать далеко от берега, и девочка крепила к носу каяка крепкую плетеную из кожи веревку. Общими усилиями Серый и Настай вбили в мерзлую землю наскоро выструганный колышек и надежно закрепили на нем канатик. Теперь течение не сможет унести их дальше, чем на длину привязи. А по окончании рыбалки они той же веревкой притянут себя к берегу.

Мальчишке все не давали покоя чудные следы. Наконец, он не выдержал, и спросил про них Настай:

- Что тут у вас за зверь такой странный водится? Никогда раньше мне таких лап видеть не доводилось.

Девочка звонко расхохоталась. Разрумянившиеся щечки заиграли на морозе круглыми крепкими яблочками.

- Какой зверь? Тут же чакли прыгали. Ишь, натоптали.

И отсмеявшись, пояснила:

- Чакли- древний народец. Они в этих местах еще до саамов жили. И теперь живут. Кто в норах, под корнями деревьев, а больше в горах под землей. Старики говорили, часто раньше случалось: глянешь- из расселины дым валит. А внутри-селенье подземное. Все как у людей: и вежи, и повозки-кережи с оленями, и детишки бегают. Только все маленькое-маленькое. И ходят чакли совсем голыми, без ничего.

Теперь Серый понял, что видел на берегу именно отпечатки ступней маленьких человечков. Как же им не холодно нагишом зимой-то бегать? Мальчишка поежился. Хоть ему самому, надо признать, зябко не было ни капельки- теплые оленьи шкуры грели как хорошая печка. Права была Настай, когда заставила его обрядиться по-саамски. Однако, вслух ничего такого упрямец не высказал, только буркнул себе под нос вопросительно:

- Что ж им нагишом-то на снегу топтаться было? Али тут медом намазано?

- Шустрики они, веселяшки, - ответила девочка, продолжая возиться с рыбацкой снастью. - Чисто детишки малые. Любимое развлечение у них- под землю нырять, да обратно. А тут берег песчаный, гальки нет совсем почти, им и любо, мягко.

Наконец, управившись с делами, они отчалили от берега. Течение само подхватило лодчонку, вынесло на середину реки и повлекло дальше. Потом веревка натянулась, заходила-задрожала, и челнок запрыгал на одном месте, поднимаясь и падая в такт набегавшим бурунам.

Ловить рыбу костяным крючком поначалу было неловко. Не то, что неудобно, скорее просто непривычно. Серый чувствовал себя полным дураком тщетно пытаясь насадить на незнакомое орудие вонючую и слизкую тоненькую полоску крепко задумавшегося мяса. Особенно когда видел, как то же самое ловко и быстро проделывала шустрая девчонка. Дунула, плюнула, и уже готово дело- болтается в темно-серой воде крючок с наживкой, медленно уходя в глубину. Только полый стержень гусиного пера пляшет на поверхности. Вот уже, глядь, задрожал и ныряет. Подсечка- и первая рыбка бьется на дне лодочки.

- Окунек, - пренебрежительно бросила Настай, снова берясь за узелок с приманкой.

Красный хвостовой плавник иступлено колотил по кожаному днищу, гибкое горбатое тело выгибалось в тщетных попытках снова попасть в родную водную стихию. Наконец, рыба успокоилась, затихла. Желто-оранжевые глаза остекленели и подернулись темной пеленой. И полоски на серо-зеленой чешуе стали казаться уже не такими лаково-черными.

- Это травяник, на мелководье живет, - пустилась в объяснения девочка, одновременно деловито насаживая очередную мясную полоску на крючок. - Речные окуни они помельче, чем озерные. Те в глубине живут, сами рыбой кормятся.

Дальше с малыми заминками Настай повытаскивала из воды щуку, сига-тугуна и остромордую семгу. У Серого аж дух перехватило. Сам он как был с пустопорожним крючком, так и сидел, с завистью наблюдая рыбачье счастье шустрой девчонки.

- Как это у тебя выходит? - недоуменно, почти с обидой, поинтересовался Серый. То, что какая-то соплюшка добывает уже четвертую рыбину, в то время как он, мужчина, охотник, рыбак, сидит и только глазами хлопает? Это было уже слишком.

Девчонка хитро сощурила свои и без того узкие черные глазки. Свободной рукой она по-хозяйски похлопала серебристому боку небольшой семги-пестрянки, своей последней рыбацкой удачи. Рыбка была молодой, года три, еще не успела нагулять ни веса, ни добротного жира. Тело ее было испещрено темными точками, почти сливавшимися с темно-серой полосой на горбатой спине. Ей бы еще гулять, да не в реке, в море, взрослеть в соленой воде, но судьба распорядилась иначе. Настай с гордостью оглядела добытых рыб и заговорщицки наклонилась к Серому:

- Я слово заветное знаю, мне маменька перед смертью нашептала. Скажешь его- и олень с важенкой за тобой пойдут, слушать будут. Можно птицу приманить. Вот и рыбу ловить тоже помогает.