Милош Крно - Лавина

• Название: Лавина
• Автор: Милош Крно
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1975

В романе словацкого писателя рассказывается о событиях, связанных со Словацким национальным восстанием, о боевом содружестве советских воинов и словацких повстанцев. Герои романа — простые словаки, вступившие на путь борьбы за освобождение родной земли от гитлеровских оккупантов.

---

Янко на момент остановился: какой знакомый голос! Где он его слышал? Как будто Мариенка Захарова. Но что она может там делать?

Он задумался: «И в самом деле, где она? Давно я ее не видел. Говорили, она уехала из Погорелой. Я был груб с ней на танцевальном празднике», — с сожалением подумал он. Вспомнив ее лицо с опущенными глазами после его язвительного замечания о Соколе, Янко был готов провалиться сквозь землю. Она могла понять, что он хотел отомстить. А ему казалось, что грубостью он подавит ту нежность, которая еще жила в нем.

Он ненадолго остановился перед костелом. На лавочке за часовней сидели два партизана с девушками. Высокая, стройная девушка встала и пошла. В лунном свете Янко узнал Милку Пучикову. Что-то стиснуло ему сердце. Он прислонился к стене, чтобы девушка не заметила его. «Зачем она здесь, что делает?» — рассердился Янко.

В тот же момент с лавочки вскочил партизан и обратился к Милке:

— Так вы придете завтра?

Милка весело засмеялась, пожала плечами, а потом произнесла тихим голосом:

— Я ведь уже сказала, что нет.

Янко взволнованно мял свой узкий кожаный пояс. Затаив дыхание он выждал, пока она удалилась, а партизан вернулся на лавочку.

Почему-то стало легче на душе из-за того, что девушка не согласилась прийти. Он медленно шел к училищу и смотрел на небо.

Луна исчезла, как будто рассыпалась на тысячи осколков, и звезды стали невероятно яркими и блестящими, как льдинки. Над башней костела висела Большая Медведица: последняя звезда была Милкиной, вторая — его.

С тех пор прошло двенадцать лет. Многое, многое изменилось в мире, только Большая Медведица все та же, только две их звезды все те же, а он сегодня, перед боем, так же по-детски смотрит на нее, как и тогда, когда ему было десять лет.

«Интересно, — подумал он, — живут ли там люди? Что они знают о нашей земле?»

2

Из здания радиостанции в Банской-Бистрице вышла смуглая девушка в синем платье. Кивком головы и улыбкой ответила она на приветствие коренастого солдата, стоявшего на посту у дверей.

— Хорошо вы говорили, барышня, — осмелился сказать он, — я слушал вас.

Девушка растерянно улыбнулась, а солдат добавил с упреком в голосе:

— Вы так легко одеты, еще простудитесь.

— Ничего, — засмеялась она и посмотрела на небо. Оно было ясным, только где-то далеко за городом ветер гнал перед собой, как подпасок овец, белое облако. — Нет, дождя не будет, — бросила она, обернувшись, и поспешила на площадь.

Площадь и улицы, выходящие на нее, были переполнены; они кишели как муравейник. Повсюду было полно солдат и гражданских. Из-под массивных колес грузовиков поднимались облака пыли и оседали на оконных стеклах, заклеенных полосками бумаги. В машинах находились партизаны.

«Наверное, едут на фронт, — подумала девушка. — Кто знает, все ли вернутся. Вечером я уже буду о них говорить. Как хорошо, что нет дождя».

Она хорошо чувствовала себя среди людей. Толпа увлекла ее к Народному дому. Низко над Урпином загудел самолет.

Кто-то крикнул:

— Немцы!

Едва Мариенка услышала эти слова, как за Народным домом раздался взрыв. Задребезжали оконные стекла, на людей посыпались осколки этернита, а на асфальт легла тень самолета. Огромная капля оторвалась от него и начала падать на землю. Едва девушка успела вскочить в ближайший подъезд, как совсем близко раздался взрыв.

За первым самолетом прилетели еще три и сбросили на город несколько более легких бомб. Когда наступила тишина, девушка выбежала на улицу и увидела, что на горизонте появились истребители. Они приблизились, открыли огонь и тяжелый самолет-бомбардировщик, оставляя за собой хвост дыма, начал падать на землю.

— Сбили! — закричал какой-то солдат. Лицо его было еще бледным, но он уже улыбался. Люди жались друг к другу, как стадо испуганных овец. Бледные как смерть, они как будто прилипли к стене.

Лишь после того как кто-то закричал: «Врача! Скорее врача!», люди стали понемногу проявлять признаки жизни. Многие уже пришли в себя, перестали дрожать.

Какой-то старичок лежал на мостовой и стонал. Девушка подбежала к нему, быстро вынула из сумки белый шелковый платок и приложила его к горлу старичка. Платок стал красным. К ним подошел мужчина средних лет с портфелем в руках, и кто-то из собравшихся закричал:

— Доктор! Слава богу, доктор!

Девушка взглянула на часы и быстро пошла по улице. За ней бросился черноглазый молодой человек в вышитой рубашке.

— Мариенка! — закричал он, запыхавшись. — Мариенка, это ты? Ты не пострадала?

Девушка обернулась. Лицо ее покраснело.

— Душан! — воскликнула она в изумлении. — Откуда ты взялся?

Душан Звара крепко сжал ее руку.

— Слава богу, ты не пострадала, — сказал он. — Так, значит, это действительно ты! Я слышал тебя по радио, но не свеем был уверен…

— … что это я, Душан? — прервала его Мариенка Захарова.

Он посмотрел на нее из-под густых бровей, в уголках его рта появилась едва заметная улыбка.

— А знаешь, когда-то у тебя голос был веселее…

Мариенка вспыхнула.

— Если голос зависит от… — она хотела сказать «сердца», но слегка смутилась и сказала: — От настроения, то грустным он быть не должен.

— Что ты здесь, собственно, делаешь? — не отрывал от нее взгляда Душан. — Как ты попала на радио?

— Не поверишь, но представь себе, что с твоей помощью! — рассмеялась она. — Им нужен был женский голос для передачи, посвященной твоим партизанским стихам, и одна моя приятельница, зная, что я люблю декларировать, пригласила меня. Она там работает, в редакции. А поскольку лучше они никого не нашли, взяли диктором меня.

Они уселись на лавочку у Малого вокзала, на перроне которого стояли солдаты и штатские с чемоданчиками. На железных перилах, держа в руках лопаты, сидели чиновники. Они отправлялись рыть окопы.

— Знаешь, Душан, я ушла из дому, — начала Мариенка. — Да, серьезно. Здесь у меня живет тетка… — Со стороны Урпина подул холодный осенний ветер, швырнув в Душана и Мариенку пригоршню сухих листьев. Мариенка рассеянно разорвала на две части желтый лист клена и, устремив на него взгляд, как будто читая, продолжала: — Дома я уже не могла больше выдержать, все мне опротивело. Знаешь, отец… — Она в отчаянии махнула рукой. — Нет, ты этого не можешь себе представить. И все вокруг него, боже мой, Эрвин, Пуцик… Как тебе рассказать? — вздохнула она. — Кругом такой мрак, притворство…

Опустив глаза, она вспоминала танцевальный праздник. Тогда решилась ее судьба! После стольких лет она снова увидела Янко. Он отнесся к ней как к совсем чужой. Она думала, что давно уже избавилась от его очарования, что он ей совсем безразличен. Но когда снова его увидела, какая-то сила сковала ее. Даже холодные слова Янко, сопровождаемые иронической улыбкой, не оттолкнули ее от него. Она почувствовала в нем и в тех партизанах, которые танцевали на кругу, невероятную силу. Да, силу, которая изменит ее жизнь. Как — этого она не знала. Почувствовала только, что, подобно лавине в горах, что-то низвергается, сметая все на своем пути. Но дышать ей стало легче.

Она посмотрела на Душана и, понизив голос, снова заговорила:

— Отец принуждал меня выйти замуж за одного… гардиста. Невероятно! Больше я уже не могла терпеть и ушла. Взяла чемоданчик и, когда отца не было дома, отправила тете телеграмму и приехала в Бистрицу… Смешная история, — засмеялась она, — правда?

Душан покачал головой:

— Нет, Мариенка, это вовсе не смешно. Я очень рад, что ты так поступила. Знаешь, я верил, что ты не такая, как твой брат.

— Эрвин? — поправила она растрепавшиеся волосы. — Ведь ты с ним хорошо знаком. А знаешь, что самое страшное? Он не верит в людей.

Душан рассмеялся:

— Он верит только в свою гениальность… А где Эрвин, дома?

Мариенка кивнула головой. Из кинотеатра напротив выходили люди. Над дверями висел большой пестрый плакат: белокурая девушка в форме солдата Красной Армии бросает гранату в немецкий танк.

— Я видела этот фильм, Душан, — кивнула она головой на плакат. — Замечательные люди эти русские. Это был первый русский фильм, который я смотрела. Ты и представить себе не можешь, какое влияние оказала на меня Бистрица. Этот энтузиазм, эта потрясающая атмосфера!.. Вчера на радиостанцию приходил один русский партизан, разговаривал с нами…

О многом еще хотелось ей рассказать Душану. Она хотела объяснить, как старается доказать, что она совсем иная, не такая, как ее отец. Когда вчера она читала перед микрофоном сообщения о зверствах гитлеровских солдат, то живо представляла себе, как люди ее слушают. Она понимала, что разжигает в сердцах слушателей справедливый, святой гнев. Нечто подобное она чувствовала тогда, когда играла в Погорелой в пьесе, автором которой был как раз Душан. Уже тогда она всю себя отдала зрителям и была счастлива, что живет не только для себя.