Юлиус Белох - Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

• Название: Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии
• Автор: Юлиус Белох
• Жанр: История

---

Тарент также со времени крушения Сиракузской держа­вы сильно страдал от нападений своих соседей мессапийцев и луканцев. Не будучи в состоянии собственными силами защищаться против этих врагов, он обратился за помощью к своей метрополии Спарте, по примеру Сиракуз, которые только что, и с таким блестящим успехом, обратились с та­кою же просьбою к своей метрополии Коринфу. Со времени неудачного окончания Фокейской войны Спарта была в Гре­ции совершенно изолирована и перевесом Македонии осуж­дена на полное политическое бездействие; поэтому энергич­ный царь Архидам III охотно воспользовался случаем, кото­рый давал ему возможность открыть себе на Западе более обширную арену деятельности и по примеру своего велико­го отца бороться с варварами за эллинов. Если простой ко­ринфский гражданин, никогда не командовавший войском, сумел со столь малыми средствами достигнуть в Сицилии столь крупных успехов, то какое блестящее поприще ждало там спартанского царя! Итак, Архидам набрал отряд наем­ников, подобно Тимолеону — преимущественно из остатков фокейской армии, и с этим войском переправился в Италию (343 г.). Но его надежды не оправдались. После нескольких лет борьбы с воинственными италийскими племенами он погиб вместе со своим войском в сражении с луканцами при Мандонии, по преданию, в тот самый день, в который бео­тийцы и афиняне были побеждены Филиппом при Херонее (338 г.).

Тем не менее Архидам на некоторое время избавил тарентинцев от гнета; но вскоре италийские племена снова на­чали теснить их. Спарта, занятая войною с Македонией, бо­лее не могла поддерживать свою колонию, и тарентинцам не оставалось другого выхода, как обратиться к своему могу­щественному соседу, царю эпирскому Александру. Он охот­но принял их предложения в надежде, что ему удастся на Западе создать себе державу, какую в это же время готовил­ся создать на Востоке его племянник Александр Македон­ский. Он располагал гораздо более значительными силами, чем Архидам, и потому сумел достигнуть гораздо более крупных успехов. Победоносно прошел он Япигию вверх до Арпи и взял порт последнего, Сипонтум; педикулов он за­ставил заключить с собою союз, мессапов покорил. Он про­шел через всю Луканию от Тарентского залива до Пестума; затем он в долине Силара повернул к северу и здесь наголо­ву разбил соединенное войско луканцев и самнитов. Алек­сандр дал почувствовать свою силу и бруттийцам: он взял их главный город Консенцию и снова освободил Терину, кото­рую они лишь за несколько лет перед тем отняли у греков. Покоренные племена принуждены были дать царю заложни­ков, которых он отослал в Эпир. Еще никогда греческое оружие не проникало в Италию так далеко на север; от Гаргана в Апулии, от мыса Минервы в Кампании вся южная часть полуострова находилась во власти Александра. Его влияние простиралось уже и за эти границы. Даже римляне, которые за несколько лет перед тем утвердились в Кампании и через это вступили в антагонизм с самнитами, заключили с эпирским царем союз и дружбу.

В Таренте эти неожиданные успехи его союзника нача­ли, наконец, возбуждать сильную тревогу. Со стороны ново­го владыки Нижней Италии свободе Тарента грозила гораздо большая опасность, чем когда-либо со стороны луканцев и мессапов. После опытов последнего полу столетия каждому мыслящему человеку должно было быть ясно, что только военная монархия может послужить для италийских греков надежным оплотом против нападений воинственных племен изнутри страны; но грек искони видел в городской автоно­мии высшее благо, и Тарент чувствовал себя слишком силь­ным, чтобы добровольно отказаться от нее. Вследствие этого он решил расторгнуть свой союз с Александром; таким об­разом, и здесь началась та пагубная борьба между республи­канским партикуляризмом и монархией, носительницей идеи объединения, — борьба, которая в конце концов повергла Грецию к ногам Рима.

Александр был достаточно силен, чтобы не бояться этой борьбы; притом, уклонись он от нее, ему пришлось бы про­ститься со всем, что дали ему его победы. В союзниках у него не было недостатка. Второстепенные греко-италийские города, как Фурии и Метапонтий, были непоколебимо верны ему, ибо хорошо понимали, что собственными силами они не в состоянии обороняться против своих италийских сосе­дей и что от Тарента им нечего ждать сколько-нибудь дея­тельной помощи. На первых порах прежнее счастье остава­лось верным Александру. Он завоевал тарентскую колонию Гераклею; Союзное собрание италийских греков, собирав­шееся до тех пор в Гераклее, было переведено в Фурии. Но пока греки были заняты междоусобной войною, италийские племена начали отпадать от Александра. Он занял против них позицию при Пандосии в долине Крафиса повыше Фу­рий; здесь на него напали луканцы и бруттийцы, и во время битвы он был сзади сражен одним луканским изгнанником, который служил в его войске (зимою 331/330 г.). Верные фурийцы выручили у неприятеля труп царя и отослали пепел в Эпир.

Тарент пожал плоды своей победы; еще никогда он не был так могуществен, как теперь. Греко-италийские города снова попали в прежнюю зависимость от Тарента; мессапы отныне были подвластны ему. Притом, в ближайшие два­дцать лет луканцы были поглощены совсем другими делами; ибо как раз в это время между римлянами и самнитами вспыхнула та борьба за обладание Кампанией, которая в своих дальнейших стадиях оказала решающее влияние на судьбы Италии и вместе с тем всего мира.

ГЛАВА XV. Завоевание Азии

Завоевание персидской монархии, о каком мечтал Фи­липп, казалось в середине IV века сравнительно легким предприятием. Персы уже двести лет властвовали над Ази­ей, но и теперь они были не менее чужды своим подданным, чем в первый день своего господства; они ничего не сделали, чтобы сплотить тот конгломерат народов, который повино­вался скипетру персидского царя, в единое государство, и только грубая сила теперь, как и вначале, не давала распа­сться обширной державе. А сама господствующая народ­ность осталась тем же, чем она была во времена Кира, и под лоском вавилонской полуобразованности, усвоенным к это­му времени руководящими классами, старое варварство ка­залось тем более отвратительным. Особенно отталкивающее впечатление производило оно в области уголовного права; осужденного преступника калечили, или с него сдирали ко­жу, или его закапывали живым, не говоря уже о других утонченных изобретениях персидских палачей. При этом жизнь и имущество подданных не были ничем обеспечены; все зависело от произвола царя и придворных сановников, в провинциях — от произвола правителей.

Правда, с течением времени персы не могли не убедить­ся в интеллектуальном и особенно военном превосходстве эллинов. В эпоху Пелопоннесской войны сатрапы примор­ских провинций начали принимать к себе на службу грече­ских наемников; поход Кира Младшего и его десяти тысяч наглядно доказал центральному правительству негодность восточной пехоты по сравнению с греческими гоплитами. С тех пор греческие наемники сделались постоянной частью персидской армии, и число их все более возрастало; над этими греческими отрядами приходилось ставить команди­рами, разумеется, греческих же генералов. Но с остальной армией эти отряды связывались совершенно механическим образом: персидские войска оставались тем же, чем они бы­ли раньше, и правительство не делало даже попыток преоб­разовать их по греческому образцу в смысле вооружения или тактической выучки. Притом, греческих офицеров всегда оставляли на второстепенных постах, где воля персидских полководцев, которым они были подчинены, постоянно стесняла свободу их действий; а персидские сановники, ко­торым вручалось высшее начальство над царскими армиями, были почти все без исключения совершенно неспособны к военному делу, обыкновенно завидовали друг другу и еще более греческим офицерам, что очень часто делало невоз­можными плодотворные совместные действия различных частей армии. Естественным результатом этих условий было то, что персидские армии, несмотря на громадные средства, которыми располагал царь, большею частью или совсем ни­чего не достигали, или осуществляли намеченный план лишь после несоразмерно долгого времени.

Если при таких условиях держава не распадалась, то этим она была обязана вечному разладу среди эллинов и рабскому духу большинства подвластных ей племен, осо­бенно семитов бассейна Евфрата и Тигра. Только Египет в конце V века нашел в себе силу свергнуть чужеземное иго, и с тех пор в береговых провинциях монархии почти не пре­кращались восстания против царя. Но так как почти все эти мятежи были делом рук сатрапов, народы же оставались безучастными, то центральное правительство рано или позд­но подавляло все возникавшие смуты.

Гораздо большего напряжения требовала борьба с Егип­том, где сопротивление против царя черпало силы в нацио­нальной идее и характер страны в значительной степени об­легчал оборону. Поэтому все усилия, какие были употребле­ны для покорения Египта в течение долгого царствования Артаксеркса, остались бесплодными; мало того, египтяне даже сами сумели перейти в наступление против Сирии, впрочем, со столь же малым успехом, с каким персы дейст­вовали против Египта.