Владимир Кошута - «Обезглавить». Адольф Гитлер

• Название: «Обезглавить». Адольф Гитлер
• Автор: Владимир Кошута
• Издательство: ТЕРРА - Книжный клуб
• Жанр: О войне
• Год: 2005
• ISBN: 5-275-01269-1

Документальная повесть Владимира Кошуты рассказывает о трагической судьбе русской эмигрантки в Бельгии Марины Шафровой-Марутаевой. Во время оккупации Бельгии фашистскими войсками она вступила в движение Сопротивления. В декабре 1941 года 33-летняя Марина на одной из центральных улиц Брюсселя совершила покушение на офицера немецкой комендатуры, заколов его кухонным ножом. По личному приказу Гитлера, несмотря на заступничество королевы Бельгии Елизаветы, Марина Шафрова-Марутаева была обезглавлена.

---

Скульптура двух-трехлетнего мальчишки поражала своей красотой и детской непосредственностью изображенного момента. Слегка согнув ножки и опустив пухлые ручки к паху, бронзовый мальчишка делал «пис-пис». Тоненькая струйка воды с беспрерывным монотонным журчаньем падала между его ног в небольшой бассейн, а на лице маленького шалуна застыло выражение откровенного удовольствия и истинного облегчения.

«Маннекен Пист» — гордость брюссельцев, и они любовно называют его «старейшим гражданином» столицы, так как создан он знаменитым бельгийским скульптором Жеромом Дюкесноем в 1619 году. Свидетелем многих событий был этот бронзовый мальчик. Его видел Петр Первый. Король Франции Людовик XV пожаловал его орденом и украсил шляпой с белой кокардой. Наполеон Третий опоясал памятник трехцветным шарфом. По традиции брюссельцы шили и меняли ему различные одежды, наряжая то в костюм кондуктора трамвая, то шахтера, то крестьянина, а во время визитов в Брюссель глав иностранных государств одевали своего баловня в национальный костюм народов страны, откуда прибывал важный гость. Так было раньше, до войны, до оккупации. Теперь же, старейший гражданин Брюсселя был одет в форму немецкого солдата. Но даже эта, ненавистная бельгийцам, одежда не могла уменьшить его обаяния, приглушить детскую шалость, неизменно вызывавшую у зрителей теплую улыбку.

На Брюссель быстро опускались сумерки поздней осени. Людей у «Маннекен Пист» заметно поубавилось, Марина почувствовала себя беззащитно открытой для постороннего взгляда и заволновалась, упрекая себя в том, что пришла на место встречи раньше назначенного времени. Но желание встретиться с Деклером, а больше всего познакомиться с представителем сопротивления полковником Киевицем, было так велико, что к монументу «Маннекен Пист» она неслась будто на крыльях и явилась раньше обусловленного часа. Киевиц, по рассказу Деклера, был необыкновенным человеком. В трагическую для Бельгии ночь — 28 мая 1940 года — на командном пункте короля Леопольда он смело выступил против капитуляции и в ту же ночь с группой офицеров ушел в Арденны, чтобы поднимать бельгийцев против фашистов. На встречу с Киевицем Марина возлагала большие надежды, надеясь получить от него какое-то особое задание. Быть может, убивать фашистов. Кажется, она и на это была готова. После нападения Германии на Советский Союз всем своим существом она поняла, что это было нападение на ее родной дом, который надо защищать. Увлёкшись размышлениями о предстоящей встрече с Киевицем, она и не заметила, как за ее спиной оказался Деклер.

— Простите, мадам. Я, кажется, немножко опоздал, — сказал он. — Проклятые боши. Трижды проверяли документы.

— О, мсье, зачем извинения? Я все понимаю правильно.

— Вот и прелестно. Прошу, мадам, — попросил он Марину, взял ее под руку и повел в ресторан «Националь». Конечно, она могла попросить найти для встречи более конспиративное место, чем ресторан, но, подумав, решила, что Киевицу с Деклером виднее.

Хозяин «Националя» Бенуа, человек роскошной внешности с великосветскими манерами, обладающий исключительной выдержкой и тактом, на этот раз будто изменил себе. Он нервничал, суетился. С несвойственной ему поспешностью метался по залам ресторана, проверяя сервировку столов, заглядывал на кухню и давал указание поварам, делал замечания всем, кто попадался на пути. Лицо его покрылось красными пятнами, высокий лоб блестел испариной. Он подходил к зеркалу, окидывал взглядом свою представительную фигуру в смокинге, отмечал растерянный вид, но не находил в себе силы успокоиться, обрести прежнюю неторопливую важность. Он ожидал прибытие в ресторан на ужин заместителя военного коменданта Брюсселя майора Крюге с компанией немецких офицеров и поэтому волновался, старался лично вникнуть во все детали подготовки ужина, чтобы, не дай Бог, не допустить ошибки, за которую, возможно, придется расплачиваться дорогой ценой — в Брюсселе хорошо знали жестокость Крюге к бельгийцам.

— Сервировать стол и обслужить по высшему классу, — приказывал он официантам, хлопотавшим у стола. — Поймите, у нас сегодня ужинает заместитель военного коменданта Брюсселя с офицерами!

Выпалив это, придирчиво смотрел на официантов, которые, по его мнению, работали слишком медленно, не замечая, что он, их хозяин, уже вспотел от хлопот и забот.

— Все сделаем, — лениво ответил Гастон Меран, переставляя бокалы на столе. — Гости останутся довольны.

— О Боже, — вспомнил Бенуа, — А флажки? Я поручил вам, — набросился он на второго официанта, — поставить на стол флажки со свастикой. Вы забыли?

— Простите, но я, кажется, действительно забыл, — ответил с деланным безразличием официант Мишель Жакен. — Одну минуту.

— Ничего и никому поручить нельзя, — возмущался Бенуа, наблюдая затем, как Мишель медленно поставил на стол бокалы, зачем-то поправил и так правильно лежавший прибор, и, критически осмотрев стол будто убеждаясь, что сделано все правильно, также медленно, словно дразня хозяина своей неторопливостью, пошел из зала. — Все стали до невозможности забывчивыми. От чего? От страха?

— От ненависти к оккупантам, — не отрывая взгляда от стола, будто не Бенуа, а кому-то другому, ответил Гастон.

— Да вы с ума сошли, — понизил до шепота голос Бенуа и опасливо посмотрел по сторонам на редких гостей ресторана.

— Когда я обслуживаю фашистов, — озлобленно говорил Гастон, — то мне хочется вот этим холодным оружием, — показал на металлический поднос, — бить их по головам. Бац! И готов. Бац! И готов.

— Да замолчите, вы! — прошипел Бенуа. — За такие слова немцы вас могут повесить.

— Ничего. Придет время, и мы их вешать будем.

— Боже мой! Боже мой! Умоляю, помолчите, — заломил картинно руки Бенуа и на его холеном лице появилась страдальческая гримаса.

— Хорошо, я помолчу, — уступил Гастон, — А вот и Мишель.

— Вот. Извольте, — брезгливо передал Мишель флажки Бенуа, демонстративно вытирая руки салфеткой.

— Поставьте их на столике. Господам офицерам будет приятно.

— Простите, шеф, но я лучше займусь сервировкой стола. С меня достаточно того, что я принес вам эту мерзость.

— Нет, нет, вы определенно умалишенные, — вновь перешел на шепот Бенуа. — Умалишенные!

— Мой вам совет, — в тон ему таким же шепотом спокойно и вместе с тем настоятельно сказал Мишель, — не вздумайте вывешивать фашистский флаг над рестораном.

— Это что? Угроза? — вспылил Бенуа, как раз намеревавшийся вывесить у подъезда фашистский флаг к приходу немцев.

— Только совет, — подчеркнул Мишель, хорошо поняв, что разгадал намерения Бенуа. — Только совет, — еще раз повторил он так, что у Бенуа уже не возникало сомнения в истинном смысле такого совета, — Самый добрый и чистосердечный, — Поднял голову от стола, над сервировкой которого хлопотал, посмотрел на Бенуа строгим взглядом, — Если вы не забыли, что вы — бельгиец, то должны понять мои слова правильно.

Бенуа достал из кармана платочек, вытер вспотевшее лицо, затылок, постоял растерянно, будто прислушиваясь к своей совести.

— Благодарю за беспокойство, — наконец ответил он, — Да, я еще бельгиец.

— Вот и прекрасно, — не без радости одобрил Гастон, а то мы с Мишелем уже было подумали… Впрочем, сами понимаете… Можете не беспокоиться. Немцев мы обслужим по высшему классу. Бить их подносами время еще не настало.

— Договорились, — примирительно ответил Бенуа и вновь заволновался, — Господин Старцев еще не заходил?

— Это русский беженец? — уточнил Мишель.

— Да. Он обещал привести русского певца. Было бы превосходно.

— Нет, не приходил, — ответил Гастон, — Но раз обещал, то сделает. С немцами он, видно, в ладу. На прошлой неделе обедал здесь с одним офицером.

Бенуа осторожным взглядом окинул полупустой зал и, ничего подозрительного не заметив, поставил на столики фашистские флажки, сказал официантам доверительно, с оттенком грустной иронии.

— Ничего не поделаешь, господа. Даже на замке Лакен, резиденции короля Леопольда, рядом с бельгийским флагом болтается флаг немецкий. Мы, к сожалению, в оккупации, господа. В оккупации! Весьма прискорбно, но что поделаешь? — Посмотрев на часы, уже деловым тоном продолжил: — Поторапливайтесь. Заместитель военного коменданта Брюсселя, должно быть, человек пунктуален. До его прибытия осталось пятнадцать минут.

Но майор Крюге прибыл в ресторан несколько раньше и оркестр, до сих пор игравший танцевальные мелодии, вдруг ударил в барабан, литавры, громко взвыли фанфары, и зал наполнился походным маршем фашистской армии.

— Прошу вас… — умоляюще обратился Бенуа к официантам и поспешил к парадному входу, где уже виднелись майор Крюге, четыре офицера комендатуры и среди них Старцев.

— Господин майор, — обратился любезно Бенуа к Крюге. На его лице появилась годами отработанная для таких случаев радостная улыбка и он, преодолевая волнение, заговорил с подчеркнутой любезностью, — Господин майор, господа офицеры, я рад приветствовать вас в моем ресторане. Желаю весело провести время и хорошо отдохнуть. Прошу к тому столу, где стоят официанты. Там все уже приготовлено для вас.