Изольда Иванова - «Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии

• Название: «Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии
• Автор: Изольда Иванова
• Издательство: ООО «Издательство «Эксмо», ООО «Издательство «Яуза»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-35543-3

Эта трагедия была фактически предана забвению. Подлинные масштабы этой катастрофы замалчивались советскими историками. На эту погибшую армию пала тень предательства ее командарма.

Но, в отличие от генерала Власова, 2-я ударная армия исполнила свой долг сполна — отрезанные от главных сил, окруженные в районе деревни Мясной бор, обреченные дивизии три месяца держались в «котле», погибая, но не сдаваясь, связывая значительные силы противника, сражаясь с такой яростью, что немцы поставили на дороге к Мясному бору указатель с надписью «Здесь начинается ад» (дословно: «Hier beginnt der Arsch der Welt»), а поисковики прозвали это страшное место, где земля буквально устлана костями павших, «Долиной смерти».

Данная книга — уникальное собрание воспоминаний ветеранов 2-й ударной армии, тех немногих, кому повезло чудом вырваться из «котла», кто заглянул в ад и прошел «Долиной смерти», чтобы рассказать всю правду о трагедии Мясного бора.

---

Начальник разведки, находившийся на нашем переднем крае, сразу же по телефону сообщил нам о «добыче». Я тут же приказал выслать навстречу конную упряжку, сидим с И. Ф. Глазуновым, волнуемся. И вот в блиндаж входят усталые, но счастливые разведчики и вводят немецкого обер-лейтенанта в ладной шинели офицера генерального штаба. Как оказалось, он привез награды, документы, приказы. По пути решил навестить своего друга. Встречу отметили изрядной выпивкой, в итоге — такой бесславный конец.

Комбриг И. Ф. Глазунов, я, начальник разведки и переводчик начали допрос. Вначале пленный вел себя довольно нагло: утверждал, что Германия все равно победит, сидел, небрежно развалясь. Знаков различия ни у комбрига, ни у меня из-под курток не было видно. Неплохо владея немецким языком, я подал команду встать и, указав на И. Ф. Глазунова, сказал, что перед ним полковник. Немец вытянулся в стойку, его словно подменили. Глазунов показал в мою сторону и сказал: «А это — комиссар». Лицо немца побледнело, вытянулось, и он испуганно спросил: «Значит, меня расстреляют?» Я успокоил его — сказал, что, во-первых, пленных мы не расстреливаем, а во-вторых, он даже побывает в Москве. Когда же я вернул ему фотографии, в том числе — жены с двумя детьми-карапузами, он сразу изменился к лучшему, стал разговорчивее. Среди многочисленных фотографий была такая, на которой возле красивой легковой машины стоит генерал, перед ним, навытяжку, офицеры и улыбающийся, в свободной позе наш обер-лейтенант. На мой вопрос, кто этот генерал, он ответил: «Отец».

Из штаба корпуса и штаба армии потребовали немедленно отправить пленного к ним. Уже в конце допроса Линдеман — я и сейчас помню его фамилию — попросил бумагу, точно начертил границы расположения 2-й ударной, перечеркнул красным крестом показал, что привез приказ окружить нас, и добавил: «капут». В подтверждение своих слов он вынул из обшлага рукава шинели копию приказа и отдал нам. Вместе с другими документами допроса мы приложили и эту схему. Комиссару корпуса Ткаченко по телефону я сказал об этом, на что получил ответ: «У нас тоже руки длинные!» Нет, не так нужно было реагировать!

Потом этим пленным занимался член Военного совета Волховского фронта.

В десятых числах апреля в бригаду еще раз прибыли И. В. Зуев и Н. И. Гусев. Уже начал таять снег. Мы с ними посетили многие огневые точки вдоль переднего края. На КП во время очень скромного на сей раз обеда (начала чувствоваться нехватка продовольствия) И. В. Зуев неожиданно сказал, что решено нашего комбрига И. Ф. Глазунова назначить зам. начальника штаба 2-й ударной. Я, конечно, выразил свое искреннее сожаление. Мне действительно не хотелось расставаться с этим умным и добрым человеком, достойным командиром, с которым и воевать, и служить было приятно и легко. И. В. Зуев ответил, что решение это окончательное, и тут же спросил, как я смотрю, если бригада будет предложена мне.

Поблагодарив за доверие, я отказался и объяснил, что хорошо понял и определил свое место и роль в бригаде и хочу остаться комиссаром, а командиром прошу назначить другого человека, тем более что в бригаде давно нет и начальника штаба. Так мы расстались с И. Ф. Глазуновым, как оказалось, навсегда. Из окружения он не вышел.

Командиром бригады был назначен подполковник С. А. Писаренко, до этого командовавший стрелковым полком в одной из армий Волховского фронта. Уже с первых дней пребывания на должности он показал себя достойно. Принял бригаду, выразив уважение своему предшественнику и нам, ее ветеранам. У нас сразу же установились хорошие, деловые отношения.

В трудные дни пришлось С. А. Писаренко принять бригаду. Дело в том, что немцы перекрыли прорыв, и нам почти не подвозили продовольствие и боеприпасы, в бригаде начался голод. Нередко приходилось забивать лошадей на мясо. После открытия прорыва в конце марта положение несколько исправилось, но из-за наступившей весенней распутицы, бездорожья и большого расстояния частей бригады от армейских складов вновь резко ухудшилось снабжение. Суточные нормы не выдерживались — и снова недоедание и истощение людей.

Для доставки продовольствия и боеприпасов приходилось направлять большие команды людей с навьюченными лошадьми. Чем становилось теплее, тем обширнее разливались ручьи и реки, пересекающие и без того сложные пути подвоза. Становилось все голоднее. Мы с командирами подразделений большую часть времени находились в частях на переднем крае, на огневых позициях вместе с бойцами. А беспокойный и деятельный комкор Н. И. Гусев через местных жителей изучал режим разлива рек, ручьев, озер и болот. Ни о каком отводе войск и речи не было. Все понимали, что о наступлении весной думать не приходится и прилагали усилия к укреплению и активизации обороны. Даже отвод частей кавалерийского корпуса из состава 2-й ударной не поколебал нашей уверенности в том, что мы здесь надолго.

Преобразование (а по сути дела, ликвидация Волховского фронта) в оперативную группу Ленинградского фронта огорчило всех. Где Ленинград со штабом фронта, а где мы? Время доказало, что наши опасения были не напрасны. Такое решение ставило 2-ю УА в исключительно сложные условия.

В середине мая мы с командиром бригады С. А. Писаренко были вызваны на КП армии, находившийся в лесу У деревни Ольховка. Как оказалось, пригласили командиров и комиссаров всех частей и соединений на заседание Военного совета. Нам объявили о предстоящем выводе 2-й ударной за Волхов и представили план отвода по времени, этапам и рубежам. Были установлены сигналы отхода, по которым он должен начаться.

После заседания нас пригласили на обед, который прошел скованно — все были удручены предстоящим выводом целой армии, части которой растянулись на большие расстояния. В особо сложных условиях оказалась наша бригада, находящаяся на острие оборонительных рубежей. К нам с С. А. Писаренко подошел И. В. Зуев, посочувствовал и пожелал успеха.

Возвратившись в бригаду и поставив в известность о решении Военного совета ограниченный круг лиц, мы начали организационную подготовку. Как-то мы с Писаренко отправились в тыловые подразделения и службы бригады, расположенные в Дубовике, потом — в медсанроту в деревне Горка, чтобы исподволь решить вопросы, связанные с предстоящим отводом. В этот неблизкий путь отправились пешком со своими ординарцами, все с автоматами.

В медсанроту добрались уже ночью, обсудили с командиром и комиссаром основные вопросы, после чего нам предложили воспользоваться чудной русской банькой «по-белому». Неожиданно ночную тишину нарушила сильная ружейно-автоматная стрельба. Сориентировавшись, определили, что стрельба идет не на переднем крае, а значительно ближе, где-то в районе нашего КП. Попытка связаться с КП по телефону не удалась, и мы что было сил побежали туда. Стрельба через некоторое время начала стихать, а затем и вовсе прекратилась. Прибежав на КП, мы узнали подробности происшедшего от комиссара штаба Есюткина. С наступлением темноты он вместе с комвзвода охраны проверил посты и решил пораньше лечь отдыхать. Было на редкость тихо — нигде ни звука, ни костра.

Около 12 часов ночи к нему в землянку вбежал взволнованный командир охраны и доложил, что один из караульных услышал в лесу какой-то разговор на-чужом языке и подозрительную возню. Срочно организованная разведка подтвердила правдивость информации. Было установлено, что метрах в 200–300 от КП бригады в лесу сосредоточилась большая группа немцев. Распоряжением Есюткина тихо, без каких-либо команд, были приведены в полную боевую готовность все подразделения, находившиеся в районе КП. Сам он возглавил разведроту. Приблизившись как можно ближе к расположению немцев, подал команду: «Огонь!» В лесу, в кромешной тьме раздавались крики и стоны раненых. Фашисты, побросав автоматы, спасались бегством. На месте расположения они оставили убитыми 16 своих соплеменников. Раненые рассказали, что два взвода их роты получили задачу проникнуть к нам в тыл, обнаружить в лесу наш КП, тихо подобраться и захватить пленных. Шли по топкому болоту, промокли и замерзли, поэтому решили отдохнуть, чтобы напасть наверняка, а получилось все наоборот. А нам — наука: следовало обратить внимание на стыки с соседями, через один из них проникла эта группа. Но все хорошо, что хорошо кончается. В Калинине еще проживает рядовой С. А. Рябыкин — участник этого боя на КП.

По плану отвода нашей бригаде после получения сигналов было необходимо, оставив прикрытие и создав боевые группы для арьергардных боев, маршем проследовать через пункты первого промежуточного рубежа, чтобы занять второй на линии Ольховки. В этом районе нам надлежало пропустить отходящие части и с арьергардными боями пройти основной рубеж в районе Финева Луга, после чего выйти через «коридор» в районе Мясного Бора. Так было по плану, но на деле…