Николас Мейер - Учитель для канарейки

• Название: Учитель для канарейки
• Автор: Николас Мейер
• Жанр: Классический детектив

Этот роман написал профессиональный американский писатель. Главным действующим лицом романа является Шерлок Холмс, от лица которого ведётся основное повествование. Год 1891, Париж, столица Западного мира — а его Оперный театр полон сюрпризов. Холмс один в этом странном и блистательном городе, без своего обычного окружения и помощников; его нанимают для защиты юного беззащитного сопрано, чей прелестный голос является объектом одержимости того таинственного создания, в которого никто не верит, но чья ревность — смертельна, Призрака Оперы, противника Холмса со многими личинами, в чём-то даже превосходящим его. И имён у него много: Призрак, Никто, Орфей, Ангел Музыки…

---

III. Призрак должен получать оплату наличными первого числа каждого месяца размером в 20 000 франков. Если дирекция по каким-либо причинам задержит выплату содержания Призраку (составляющего, в сумме, 240 000 франков в год) более, чем на две недели, Призрак не отвечает за последствия.

Я поднял глаза.

— И вы выполняли эти условия?

— Целиком и полностью, — ответил Дебьенн. — Мы сочли, что так будет безопаснее.

— Любопытно, что Призрак требует денег, — заметил я.

— От любопытства кошка сдохла, — ответил Полиньи.

— По крайней мере, теперь ясно, откуда у него берутся три франка на чай для мадам Жири, — заметил я, скорее для себя, чем для них. — А как вы передаете ему деньги?

— Мадам Жири оставляет их в конверте в его ложе первого числа каждого месяца. Мы берем деньги из бюджета на текущее содержание Оперы.

— Болваны! — неожиданно взорвался Дебьенн, больше не в силах сдерживаться. — Они не понимают, что творят! — он нервно провел рукой по редеющим волосам.

— Кого вы имеете в виду?

— Моншармена и Ришара, новых директоров, кого же еще? — выкрикнул Полиньи, как будто объясняя очевидную вещь идиоту. — Они навлекут на Оперу несчастье!

— Каким образом?

Бедняги снова обменялись взглядами.

— Они не верят в существование Призрака, — пожаловался Дебьенн, проводя рукой по дергающейся брови. — Похоже, они воображают, что все это — хитрый розыгрыш с нашей стороны, и ясно дали нам понять, что не потерпят этого.

— Розыгрыш! — повторил Полиньи со страдальческой усмешкой.

— В самом деле?

— В самом деле. Они объявили, что не будут следовать дополнениям контракта. Они не будут платить эти деньги, они не будут производить изменения в актерском составе, и — что хуже всего — они будут сдавать ложу № 5!

— Начиная с этого вечера! — добавил Полиньи, качая головой. — Они собираются сидеть в ней сами! Они уволили мадам Жири, — продолжил он, словно сообщая о свершении некого святотатства, — и грозились заменить ее кем-то другим!

— И того хуже, — добавил Дебьенн, — они настояли, чтобы сегодня пела Ла Сорелли. Mon Dieu, — добавил он испуганным шепотом.

— Это — тоже нарушение его требований? — поинтересовался я.

— Мы довели до их сведения, что Призрак пожелал, чтобы сегодня в Фаусте роль Маргариты исполняла Кристин Дааэ. А они подняли нас на смех, — закончил Полиньи. Я уже обратил внимание, что эти двое все время говорили по очереди.

— И как же Призрак выразил свое пожелание, чтобы мадемуазель Дааэ пела сегодня?

— Он говорит с нами.

— Напрямую?

— Так же прямо, как мы говорим с вами, Инспектор. Его голос звучит здесь, в кабинете.

— Просто звучит в эфире, — добавил Дебьенн, предваряя мой следующий вопрос. — Он может звучать где угодно в здании. И Призрак слышит все, что здесь говорят.

— Это наводит на размышления.

— Не понимаю, о чем вы.

— Вас это уже не касается, — сообщил им я, ведь они, в конце концов, как раз покидали Оперу. — И когда же Призрак объявил вам об этой предполагаемой замене в вечернем актерском составе?

— Сегодня в десять утра, как только я зашел в кабинет, — сразу же ответил Полиньи. — Я просил их прислушаться к голосу разума, — повернулся он к Дебьенну.

— Просил снова и снова, — подтвердил тот.

Я встал.

— Господа, я должен повторить мое первое пожелание, — они обратили ко мне одинаково непонимающие взгляды. — Где я могу найти мадемуазель Дааэ?

— Она живет с больной бабушкой.

— У меня создалось впечатление, что она — сирота.

— Это, на самом деле, не бабушка мадемуазель Дааэ, это пожилая вдова, которая ее приютила, у нее комнаты на улице Гаспар. Кажется, ее называют Матушка Валериус.

— Благодарю вас, — я направился к двери, но замешкался.

— Да?

— Просто из любопытства. Что происходит с директорами, отслужившими свое в таком месте, как Парижская Опера?

Они коротко переглянулись.

— Сэр, — произнес Дебьенн, поднимаясь в полный рост. — вы имеете честь беседовать с новыми директорами Оперы Табор Лидвилла, Колорадо.

— Простите, месье, что отнял у вас бесценное время.

7. Ангел

Как вы помните, Уотсон, в деле Ужаса Дартмура, которое вы были так любезны описать и опубликовать под заглавием Собака Баскервиллей, я объяснял вам, что знал с самого начала, что мы имеем дело не с призрачной собакой. С того момента, как в Нортамберленд-отеле у сэра Генри Баскервилля был украден совершенно реальный ботинок, у меня не оставалось ни малейших сомнений. Никакой призрачной собаке не нужен земной запах, чтобы выслеживать добычу.

И никакому Призраку не нужны двадцать тысяч франков в месяц.

Теперь я считал, что Призрак и убийца Бюке был один и тот же человек, скорее всего, работавший в Опере и хорошо знавший ее сложное нутро. Он испытывал страстное влечение к мадемуазель Дааэ, представлявшее смертельную опасность для любых соперников, ищущих ее расположения. А значит, представлялось благоразумным, пока дело не зашло слишком далеко, побеседовать с молодой женщиной, благополучие которой было вверено моим заботам. Следовало выяснить, что знала она сама о своем незримом поклоннике, в надежде, что это знание позволит мне выследить его, прежде чем он натворит новых бед.

Комнаты Матушки Валериус на рю Гаспар были обставлены просто, но чисты. В доме имелась горничная, но на мой стук ответила сама интересующая меня особа. Она была одета в прелестный темно-синий пеньюар с белыми кружевами на запястьях и у горла. Вблизи Кристин Дааэ была еще симпатичнее, чем мне казалось, когда я видел ее со своего кресла в партере во время Пророка. Светлые волосы роскошного оттенка обрамляли двумя косами лицо в форме сердечка с чистым лбом и широко расставленными серыми глазами, полными живости восемнадцатилетнего существа. Нос у нее был небольшой, но прямой, подбородок был крепеньким как раз настолько, чтобы не казаться излишне упрямым, кожа отличалась юношеским блеском, втрое бледнее, чем свежие, как розовый бутончик, губы. Полагаю, Уотсон, в прежние дни это создание непременно вызвало бы ваш интерес. Я знал, что она не испытывает недостатка в поклонниках, и, глядя на нее, прекрасно понимал, до каких крайностей могла довести их ее красота.

— Мсье Сигерсон, входите!

Определенно, мой приход не вызвал у нее особого удивления. Когда я спросил ее, почему, она улыбнулась.

— Но я столько слышала о вас от Ирен! Она велела мне полагаться на вас, как на нее саму, а я верю ей во всем! У нее было что-то вроде предчувствия, что вы придете ко мне.

Не заметив мой вздох облегчения и благодарности к предусмотрительной мисс Адлер, молодая женщина представила меня своей инвалидке-опекунше, развеселой Матушке Валериус, сидевшей на кровати с пологом под тяжелым стеганым одеялом и жизнерадостно приветствовавшей меня.

— Cherie, предложи мсье Сигерсону чая!

— Разумеется, grandmaman! — ответила девушка и выскользнула из комнаты прежде, чем я успел возразить.

— Она хорошая девушка, — сказала старая дама, кивнув в направлении двери.

— Как вы с ней познакомились? — спросил я.

— Ее отец, бедняжка, снимал у меня комнаты, пока его не прибрали.

— Прибрали?

Она возвела очи горе.

— Милый человек, просто святой, а как он обожал свое дитя!

— Насколько я понимаю, он был ее единственным учителем музыки?

— Как вы сами можете слышать, другой ей и не нужен!

Между тем, девушка вернулась с подносом, на котором было аккуратно расставлено все, что требовалось для чаепития.

— Отведи своего гостя в гостиную, дитя мое, — распорядилась Матушка Валериус. — Вам незачем развлекать меня.

Кристин пыталась возражать, но, наконец, уступила мягкому, но настойчивому тону своей опекунши.

— Да, Ирен сказала мне, что вы придете, — повторила она, наливая напиток в мою чашку и протягивая мне. — Как это было предусмотрительно с ее стороны — поручить вам защищать меня, когда сама она собирается уезжать в Амстердам. Я подумала, что вы, может быть, станете моим вторым ангелом, — добавила она с лукавой улыбкой.

— Вторым? А мадемуазель Адлер вы считаете первым?

— О нет! — она с трудом подавила смешок. — Я восхищаюсь мадемуазель Адлер, и она много значит для меня, но она никак не может быть ангелом.

Я молча согласился с ней.

— Вам известно что-нибудь о Призраке Оперы? — начал я.

К моему изумлению, она искренне рассмеялась.

— Нет никакого Призрака Оперы!

— Нет? Но…

— Это и есть мой первый Ангел!

Вряд ли Кристин поразила бы меня больше, если бы вдруг взлетела с места, впрочем, она была так взволнована, что казалась вполне способна на полет.