Алла Дудаева - Миллион Первый

• Название: Миллион Первый
• Автор: Алла Дудаева
• Издательство: Ультра. Культура
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-9681-0039-7

В книге повествуется о жизненном пути первого президента Чечни, раскрываются особенности чеченского народа, его стремление к независимости. Она позволяет понять характер Джохара Дудаева, его взгляды на жизнь. Название книги — «Миллион первый» — связано с известным высказыванием покойного президента: «Как-то у него спросили: «А сколько у чеченцев генералов?», на что Джохар Дудаев ответил: «Каждый чеченец — генерал, я же только миллион первый!»». В издании широко представлены документы последних лет жизни, речи и интервью Джохара Дудаева, его переписка. Книга также содержит стихи Аллы Дудаевой, которые она посвятила чеченскому народу.

---

Только сейчас я поняла, почему не вижу эту злополучную «Ниву». Хотя причем тут машина… Мысли вспыхивали и гасли в сознании и, ни на что не опираясь, висли в ужасающей пустоте, которая образовалась внутри меня. «А как же Ваха?» — опять спросила я. «Нам нужно спасать президента», — простонал Муса. Я посмотрела на его лицо и поняла, что он тоже не может поверить в происходящее. Подбежали Русик и Висхан. Все это время они быстро выбрасывали и переносили из горящей «Нивы» гранатометы и оружие, принесли и дипломат Джохара, с которым он никогда не расставался. Он был полураскрыт, документы в беспорядке торчали из него. «Мы их с земли подобрали», — пояснил Висхан. Так же, как и Джохар, документы были засыпаны тонким слоем земли и еще каким-то желтым порошком.

«Когда закроет мне глаза плащом земля…», — начали вдруг вертеться в голове строчки из стихотворения, написанного перед самой войной. Боже мой, я знала, что так будет! Я даже испытала это уже во сне совсем недавно, когда наплыла на меня огромная черная волна, а потом подняла и оторвала от земли и, точно так же, сверху сыпалась на голову земля, а я стала задыхаться! Я умерла во сне, а Джохар умирает наяву. Почему он, а не я? Эта мысль не давала покоя. Мы положили Джохара на заднее сиденье, его голова лежала на коленях у Мусы. Руслан быстро сел за руль, Висхан рядом. Для меня не хватало места. «Можешь поместиться там, где заднее стекло? — спросил Муса. — Сейчас начнут бомбить, нужно срочно уезжать отсюда».

Слышался гул приближающихся бомбардировщиков. Я свернулась как могла у заднего стекла, и уазик понесся по рытвинам и колдобинам вниз в селение Гехи-Чу. Самолеты начали бомбить то место, где мы только что были, с воем проносясь над горами, но мы находились уже внизу. Въехали во двор дома Рашида, занесли Джохара и положили на диван в столовую, на то самое место, где он сидел за столом столько раз прошлой осенью. Жена Рашида заскочила на кухню и, увидев его, начала кричать. Глядя в ее голубые, совершенно бессмысленные глаза, я поняла, что она испытывает… «Сразу трое — Джохар, Магомет, Хамад» — трое самых лучших…

«Нельзя кричать, соседи услышат и придут, нельзя, чтобы они узнали». Бомбардировщики начали бомбить Гехи-Чу… Потом все куда-то исчезли, а я осталась одна с Джохаром… Изо всех сил, сжимая руки, я смотрела на его лицо, все еще не веря в то, что случилось. Слезы текли и текли по моему лицу… Черные ресницы опускали глубокие тени, Джохар лежал, выпрямившись, такой же стройный и подтянутый, как во время прогулок по родным горам. Если бы его рука было прижата к виску, можно было подумать, что он, как военный офицер, отдает честь тому Высшему, перед которым вот-вот предстанет, готов предстать… «Честь имею». О, Джохар, ты и в момент смерти верен себе! Когда есть, что отдавать, легко умирать… «Невольник чести», ты всегда был ее добровольным заложником, повелевая всеми, прислушивался только к ней, к ее тихому голосу, несшемуся с далеких хребтов родных Ичкерийских гор, голосу предков. И умер так, как умирают японские камикадзе, ничком упав вперед лицом. Только такую смерть они считают достойной.

Когда-то мы вместе в Сибири читали японскую книжку «Ветер богов». Как ты мечтал тогда в своих стихах: «И умереть, припав к родной земле, обняв родные горы…» Я вытерла смоченной в воде марлей следы черной земли с его лица…

Глава 40

Пришел Башир и сказал, что привезли Магомета, Хамада и Ваху. «Их сейчас занесут в зал через другую дверь. Никто не должен видеть Джохара и тебя в этом доме. Закрой дверь и никого не пускай». Я услышала тяжелый топот множества ног и плач женщин, несли что-то тяжелое, подуло холодом сквозь щели занавешенного окна, отделявшего зал от столовой, в которой мы находились. Вдруг, совсем рядом, через тонкую стенку застонал Ваха: «Джохар, Алла! Они живы? Где они?» Бедный, самоотверженный Ваха, оставленный нами в горах, как он уцелел после этой страшной бомбежки? Ведь самолеты пикировали прямо на ту поляну, где горела машина. А Магомет? Как ребенок, влюбленный в Джохара, не расставался с ним ни на минуту. Он сказал тогда: «Не надо мне этого прокурорства, Алла, я хочу быть просто рядом с ним». И Хамад, умница, совсем молодой. Славные у тебя товарищи, Джохар, они будут сопровождать тебя на твоем пути, вместе вам будет веселее… Их выбрал сам Всевышний, ведь в твоем вещем сне, в четверг, 18 апреля, вы уже были выше всех на крыше и вместе смотрели на землю с высоты…

В зал все заходили и заходили новые люди, слышались приглушенные разговоры, захлебываясь кровью, стонал Ваха. К нам постучали, Башир привел медсестру Розу. Эта высокая полная женщина была в полнейшей растерянности: «Почему у вас не было с собой врача?» — спросила она у меня, видимо, не совсем хорошо представляя, что значит быть Президентом в оккупированной врагом стране. Она бегло осмотрела Джохара, сразу поняла, что ее помощь уже не потребуется. «Что с Вахой?» — спросила я у нее. «Он ранен осколками в бок, я его туго перевязала. А почему он захлебывается кровью, может быть, внутреннее кровоизлияние? Это еще опаснее…» Она не знала, впрочем, как и я. Роза послала за орграствором, хотела перелить ему, но принесли старый, уже вышедший из употребления, потом попыталась что-то еще объяснить, но я поняла, что все бесполезно. «Нужно отвезти его в Урус-Мартановскую больницу. Но через блокпосты русские не пропустят». Что же делать? «Мы ждем Даяна, — объяснил мне Рашид. — Даян что-нибудь придумает».

Через полчаса приехал Даян, красивый, сильный старик, такой же, как все старики в Чечне, пользующиеся вполне заслуженными почетом и уважением. В его доме в Рошни-Чу проходили переговоры с российскими представителями. Он сразу подошел, обнял и ласково прижал мою голову к своей груди. От всех его движений веяло уверенностью и надежностью. Потом он подошел к Джохару, расстегнул его рубашку и положил руку ему на грудь.

— Сердце не бьется, но грудь еще теплая.

— Может быть, его еще можно спасти? — встрепенулась я.

Даян отрицательно покачал головой:

— Он уже остывает, нужно перевезти вас в другой дом. Собирайся.

— А Ваха?

— Ваху отвезут в другое место, где ему помогут.

Было уже поздно, когда мы сели в приехавшую за нами грузовую машину. В темном небе не было ни одной звезды. Меня посадили в кабину рядом с шофером, Джохара завернули в ковер и положили в кузов машины. «Я хочу с ним», — попросилась я. «Не надо, тебя могут увидеть…» Раньше мы ехали бы вместе в кабине… Боже мой, неужели это все правда и я не сплю?

Мне все казалось, что я вот-вот проснусь, и все будет так, как прежде, но этот ужасный сон все длился и никак не хотел прерываться. Ехали мы не очень долго. В 12 часов ночи приехали в дом к Амхаду, другу Даяна. Меня завели в небольшой, состоящий из четырех комнат, дом. Встретил широкоплечий осанистый старик, похожий на Даяна, который сразу подошел и обнял меня: «Держись. Это огромное горе для всех нас». Джохара принесли и положили в самую маленькую дальнюю комнату, рядом Амхад поставил и зажег свечу.

Джохар лежал на белой простыне, постеленной на чистый ковер. Во всех комнатах было темно, в селе не было света. Я села возле Джохара, Амхад сел рядом. «Прошу тебя, не плачь и никому ничего не рассказывай. Если люди узнают, что случилось с Джохаром, многие захотят умереть. В отчаянии мальчишки пойдут под пули. Он был нашей единственной надеждой. Моя старуха, Лейла, не выдержит, у нее больное сердце, младшая дочка тоже не здорова. Я им сказал, что привез раненого бойца, в эти комнаты женщины не войдут, ты их увидишь на кухне под навесом. Завтра тезет у Жаниевых, пусть они думают, что ты у нас временно из-за него».

Я легла спать на кровать, с которой хорошо был виден Джохар, лежащий на ковре в комнате напротив. Я не смыкала глаз… В три часа ночи я прошла в соседнюю комнату, где лежал на диване Муса. «Мусик, я не могу так. Джохар лежит там один, давай пойдем к нему». Мы подошли и опустились на колени, потом вместе осторожно откинули простыню, закрывающее его лицо. Мусик вздрогнул: «Алла, он сейчас открыл глаза!» Я замерла, может, он живой? Прижалась к его груди, он не дышал, сердце не билось, но глаза смотрели прямо на нас. И вдруг я поняла — он подал нам знак. «Мусик, он ждал нас! Он хочет нас видеть». Я слышала, что так бывает, когда подходят к умершему те, кого он любит и ждет. «Он нас не оставил, он все еще с нами!» Амхад успел накинуть на его опаленные волосы белую ткань, а на бледный лоб надеть зеленую ленту с арабской вязью газавата. «Я хочу, чтобы мой брат Джохар был красивым», — сказал он, уходя… Этот старик и статью, и лицом настоящий горец, «ламарой», как их называют в Чечне, тоже любил его.

С глубокой печалью я глядела на Джохара. Его лицо не было успокоившимся, казалось, он заблудился, и все еще был в пути… Как ему помочь? Он все еще не осознал, что с ним случилось. Я начала молиться, прося, умоляя Всевышнего, принять его и полюбить так, как любили его мы на этой земле. Долго я молилась, не помню слов, но все они были от чистого сердца. В шесть часов утра мы с Мусой опять подошли к Джохару и поразились произошедшей в нем перемене. Перед нами лежал семнадцатилетний юноша с удивительно прекрасным лицом, счастливая улыбка играла на его лице, казалось, он действительно увидел Всевышнего. Как он был красив! «О, мой прекрасный бедуин, с каких песков, с каких равнин летит горячий суховей…» Эти слова родились у меня в сердце и понеслись вместе с моей трепетной душой, которая, совершенно смешав эти миры, увидела вдруг горячие пески, раскаленные солнцем небо и белые одежды бедуинов. Палестина это была или Аравия, не знаю, но Он был там, среди них…