Фиона Нилл - Тайная жизнь непутевой мамочки

• Название: Тайная жизнь непутевой мамочки
• Автор: Фиона Нилл
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-047236-9

Книга года по оценке британского и американского изданий журнала «Vogue»!

Роман-сенсация, успех которого можно сравнить только со знаменитыми «Дьявол носит Prada», «Дневниками няни» и «Дневниками Бриджит Джонс»! Права на этот роман уже приобретены десятью странами!

Забавная история молодой женщины, из последних сил пытающейся справиться с тремя детьми, мужем, домом и намечающейся романтической любовной историей, покорила сердца тысяч читательниц, узнавших в героине себя.

---

Фиона Нилл Тайная жизнь непутевой мамочки

Посвящается Эду

Каждая женщина — наука, которую можно изучать всю жизнь, а потом обнаружить, что так ничего и не узнал о ней.

Джон Донн

Находясь в одной постели, можно видеть разные сны.

Китайская поговорка

Глава 1 Глухой муж и слепая жена — всегда счастливая пара

Вчера, ложась спать, я оставила свои контактные линзы в кофейной чашке. И что вы думаете, мой муж, в темноте не заметив, проглотил их ночью вместе с водой. Уже во второй раз в этом году!

— Говорю же тебе, они были в чашке! — возмущаюсь я.

— И ты хочешь, чтобы я помнил о всякой ерунде?! Имей в виду, на сей раз я не намерен вызывать у себя рвоту. Носи очки!

Том, взъерошенный, скрестив в защитной позе руки, сидит на кровати, на нем мятая полосатая пижама с оторванной верхней пуговицей. На мне — пижама в шотландскую клетку без пуговиц. Интересно, если вы оба начинаете спать в пижамах, не означает ли это начало или, наоборот, конец чего-то в ваших отношениях? Том тянется к прикроватному столику, чтобы сложить стопкой три книги, лежащие на нем, а чашку, в которой (увы!) были мои линзы, поставить рядом с книгами на точно таком же расстоянии, что и настольная лампа. Ему это удалось, и все предметы выстраиваются в ровную линию.

— Только я не понимаю, зачем ты кладешь их в кофейную чашку? Миллионы людей пользуются контактными линзами, но вряд ли кому-нибудь приходит в голову бросать нужные вещи где попало. Это своего рода вредительство, Люси! Точнее — риск! Ты же знаешь — ночью я захочу пить!

— А тебе не хочется иногда рискнуть? Немножко поиграть с судьбой, конечно, не причиняя вреда никому из тех, кого ты любишь? — цепляюсь к слову.

— Если бы подобные мысли отражали твои философские искания, а не количество выпитого спиртного с последующей амнезией, то я обеспокоился бы твоим умственным состоянием. И отнесся бы к случившемуся более сочувственно, если бы ты, в свою очередь, больше заботилась обо мне. Я говорю о медицинской помощи в экстренных случаях, — произносит он раздраженно.

— В прошлый раз она тебе не понадобилась, — бормочу я, быстро пресекая неминуемое сползание в ипохондрию.

Я не поддаюсь соблазну заметить ему, что в данный момент есть куда более насущные проблемы, включая необходимость вовремя привести детей в школу — сегодня, в первый день нового учебного года. И вдруг вспоминаю, как пару месяцев назад я уронила одну линзу на ковер. Я сползаю на пол и начинаю тщательно обследовать территорию со своей стороны. Без особого удивления под кроватью я обнаруживаю следующий набор: стекло, которое на прошлой неделе вынул из моих очков самый младший сынуля; недоеденное шоколадно-кремовое яйцо, пролежавшее здесь столько времени, что оно уже успело окаменеть; неоплаченную квитанцию за парковку — ее я поспешно запихиваю обратно под кровать.

— Ты должна соблюдать порядок, Люси, — говорит тем временем вышедший из себя супруг, не подозревающий о том, что я сейчас обнаружила буквально у него под носом. — Тогда жизнь станет намного проще. Кстати, почему ты не носишь свои старые очки? Ведь тебе не нужно больше ни на кого производить впечатление.

Он встает и идет в ванную, приступая к следующей части утреннего ритуала.

Лет десять назад, у истоков наших отношений, подобного рода высказывание было бы расценено как беспрецедентно возмутительное, за которым мог бы последовать полный разрыв. Даже пять лет назад, приблизительно на половине дистанции нашего семейного марафона, оно привело бы к серьезному разногласию. Сейчас же оно было не более чем примечанием к повествованию о супружеской жизни.

Поднимаясь по лестнице на верхний этаж, к детям, я размышляю о том, что взаимоотношения между супругами — это, в общем, резиновый жгут. Напряженность в нем вполне даже желательна, если вы хотите, чтобы его концы смыкались. Если же соединение слишком ослабло — все расползается. Есть браки, в которых супруги утверждают, что они никогда не ссорятся. Однако такие браки очень и очень часто распадаются, ибо превращаются в пустоту, где нет ничего, даже взаимных упреков. Если напряжение брачного жгута слишком большое — связь рвется. Но это вопрос равновесия. Проблема тут в том, что обычно ничто не предвещает близкой опасности и не сигнализирует: вот-вот баланс будет нарушен. На этой мысли я падаю.

Черт! Под моей ногой хрустнула модель «Лего», разлетевшись на мелкие части, вперемешку с игрушечными машинками. От фигурки какого-то воина отлетела рука. Лежа подбородком на верхней ступеньке, я замечаю блестящий крошечный меч — он застрял в завернувшемся крае ковра. Боевой доспех Джо из его «Звездных войн»! Он пропал месяца два назад при загадочных обстоятельствах — после того как рано утром наш непоседа, малыш Фред, провел тайную операцию в спальне брата.

Сколько часов я потратила на поиски этой штучки! Сколько слез было пролито из-за пропажи! На мгновение я прикрываю глаза и испытываю нечто близкое к чувству удовлетворения.

Но пора будить детей. Я останавливаюсь перед спальней Сэма и Джо и тихонько толкаю дверь. Сэм, старший, спит, занимая самую выгодную позицию, на верхней койке, Джо — на нижней. На полу я замечаю и третьего — Фреда. Чем не «клубный сандвич»? Не важно, сколько раз я возвращаю Фреда в его комнату ночью — он, как почтовый голубь, обладает врожденной способностью возвращаться, что приводит его либо в комнату братьев, либо на край нашей кровати, где мы частенько обнаруживаем его уже утром.

Я с умилением смотрю на своих спящих детей, и мои тревожные мысли уходят. Весь день сыновья мои носятся, бегают, и нет никакой возможности поймать мгновение, остановить его хоть на несколько секунд. Пока мальчишки спят, я разглядываю их: носы, щеки, царапины и веснушки. Я дотрагиваюсь до ладони Сэма, чтобы разбудить его, но вместо того, чтобы открыть глаза, он крепко сжимает мои пальцы. Я тотчас переношусь назад, к тому самому первому разу, когда он вот так же, совсем маленький, впервые схватил кулачком мой палец. Горячая волна материнской любви захлестывает меня, и я понимаю: ничто похожее больше не повторится.

Сэму почти девять. И вот уже почти два года, как я перестала брать его на руки. Он слишком вырос, чтобы сидеть у меня на коленях, и мне больше не разрешается целовать его на прощание у школы. Скоро он совсем отдалится от меня. Но все же тепло раннего детства останется в его душе, и из этого резервуара любви он сможет черпать в тревожные годы подросткового взрыва, когда увидит нас со всеми нашими недостатками. Сэм шевельнулся. Каким нескладным кажется его тело. Это из-за несоразмерно длинных конечностей — предвестников приближающейся юности. Судорожно вздохнув, я сознаю, что смотрю на остатки его детства. Уверена, что именно нежелание испытывать это горькое сожаление заставляет некоторых женщин рожать и рожать — тогда рядом всегда есть кто-то, готовый охотно принимать их любовь.

Первым пробуждается Джо, он спит чутко, как я.

— Кто поможет майору Тому[1]? — спрашивает он, не открывая глаз, и у меня екает сердце.

Песни Дэвида Боуи, звучащие в нашем автомобиле по пути в Норфолк во время летних каникул, были огромным шагом вперед в мире, полном легкомысленных развлечений. Повествовательные качества текстов его песен развивают детское воображение, думали мы. И так оно и было. Но нам ни разу не удалось продвинуться дальше первого трека альбома «Чейнджес».

— Почему ракета бросила его? — спрашивает Джо, выглядывая из-под одеяла.

— Он отстыковался, — отвечаю я.

— А почему не было другого пилота, чтобы помочь ему? — не отстает сын.

— Он хотел остаться один! — Я глажу его по волосам. Пятилетний Джо очень похож на меня, у него такие же непослушные коричневые кудри и темно-зеленые глаза, характер же он унаследовал отцовский.

— Ракета оставила его одного?

— Да, но отчасти он сам хочет сбежать, — объясняю я.

Джо делает паузу.

— Мама, а тебе хочется когда-нибудь сбежать от нас? — очень серьезно спрашивает он.

— Временами, но только в соседнюю комнату, — смеюсь я. — Я не собираюсь выходить в открытый космос.

— А вот иногда, когда я с тобой разговариваю, ты меня не слышишь! Ты где тогда?

В этот момент сверху слезает сонный Сэм и начинает натягивать школьную форму. Я убеждаю Джо последовать его примеру. Фред, двух с половиной лет, останется неодетым до последней минуты — если его одеть, то, улучив момент, когда все отвернутся, он мгновенно все с себя сбросит. Я иду назад, в нашу ванную, к Тому — мужу, не майору.

Было время, когда его омовения меня завораживали, но даже притом, что они все еще замечательны в своей утонченности, близкие отношения притупили ощущение новизны. Короче, Том идет в ванную комнату и подготавливает все необходимое для бритья: помазок, пену и бритву — они лежат на маленьком столике возле раковины. Затем он открывает холодную воду — ровно на три минуты, а затем переключает свое внимание на горячий кран. Таким образом, уверяет он, ни капли воды не тратится впустую. Я обычно доказывала, что лучше действовать в обратном порядке, но моя метода отклонялась.