Мария Беллончи - Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы

• Название: Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы
• Автор: Мария Беллончи
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-9524-0549-5

В книге увлекательно и ярко описывается эпоха беспощадной борьбы за власть в Ватикане XV века. Появившейся апрельским днем светловолосой девочке, нареченной Лукрецией, предстояло стать орудием политических интриг своего отца, могущественного папы Александра VI. Принятая ею губительная тактика уступок и привычка не замечать происходящего вокруг, превратили образ Лукреции Борджиа в символ «черной вдовы» и отравительницы.

---

Возможно, у Джема на самом деле было не столь уж свирепое лицо, но оно, безусловно, выдавало, несмотря на кажущуюся апатию, коварную азиатскую жестокость. Контраст между смуглой кожей и светлыми глазами, обычно полуприкрытыми, между будто расслабленным, однако проворным телом, между его склонностью и одновременно отвращением к оргиям и чувственным удовольствиям настолько соответствовали экстравагантному и порочному идеалу Хуана, что он полагал, что, по крайней мере, должен хотя бы одеваться как Джем. Римляне скорее с иронией, чем с возмущением отреагировали на появление папского кортежа, возглавляемого герцогом Гандийским и турецким принцем, одетыми в восточные наряды, включая тюрбаны врагов христианского мира, и восседающими на одинаковых конях. Блестели и переливались на солнце церковные облачения и оружие, пока папа пересекал город, чьи церкви, дворцы, дома и средневековые башни были облиты теплым, темным золотом, которое веками доводилось до совершенства. На балконах женщины, разглядывавшие необычный кортеж, преклоняли колени, принимая папское благословение, притворно ужасались при виде турка (ходили слухи, что он не прочь поучаствовать в жестоких забавах) и с удовольствием разглядывали красивую фигуру шестнадцатилетнего герцога Гандийского, который под их взглядами чувствовал себя как нельзя лучше. Итак, задача состояла в том, чтобы женить Хуана на кузине короля Испании, что позволило бы ему стать членом одной из самых могущественных правящих династий Европы.

Папа открыл для обозрения все сундуки, чтобы поразить пышностью и великолепием предстоящей свадьбы. «В лавке рядом с моим домом, – написал Джанандреа Боккаччо, – располагался известный ювелир, который в течение нескольких месяцев только и делал, что вставлял драгоценные камни в кольца и ожерелья и скупал все виды драгоценных камней. Я сам это видел: несметное количество огромных жемчужин, рубины, алмазы, изумруды, сапфиры, и все в отличном состоянии». Все предназначалось герцогу Гандийскому – и не только драгоценности, но и меха рыси, соболя, горностая; сундуки, доверху набитые отрезами парчи и бархата, гобеленами, серебром и коврами. Папа взял на себя ответственность не только за свадебные подарки, но и за сына, его тело и душу. Дон Гинее Фира и Моссен Джеми Пертуза, заслуживающие всяческого доверия советники, были приставлены папой к Хуану, чтобы внимательно следить за молодым человеком и под страхом отлучения от церкви докладывать папе о его поведении. В Испании папа поручил сына заботам епископа Ористанского и, кроме того, проинструктировал всех и каждого, как следует наладить жизнь Хуана с самого первого момента, как он ступит на испанскую землю. Безусловно, это являлось доказательством не только знания Александром VI жизни и обычаев Испании, но и его здравого смысла.

Эти меры ясно давали понять, что папа никогда не доверял Хуану. Александр VI отдал следующие распоряжения. Его сын не должен выходить по ночам, играть в кости и притрагиваться к доходам Гандийского герцогства без согласия приставленных к нему советников. Папа особо подчеркнул, что Хуан должен хорошо обращаться с женой и составлять ей компанию. При прощании с папой 2 августа Хуан, ощущая неловкость, вел себя излишне надменно. Он еще не достиг Чивитавеккьи, а его уже догнал папский гонец, передавший дополнительные инструкции («inter alia» – «среди прочего»): следить за одеждой, заботиться о коже и волосах и немедленно надеть перчатки и не снимать их до Барселоны. Соль разъедает кожу, объяснил папа, а в нашей стране высоко ценятся красивые руки.

Свадьба состоялась в Барселоне в присутствии короля и королевы Испании. После свадьбы молодожены, ненадолго задержавшись в городе, отправились в Валенсию, и в конце концов прибыли в Гандию. Вскоре мрачные сообщения о поведении Хуана достигли Рима. Он выказывал такое пренебрежение к жене, что даже никогда не осуществлял брачных отношений, и, вместо того чтобы оставаться с ней, бродил по ночам с молодыми распутниками. За два месяца в азартных играх и кутежах он растратил 2600 золотых дукатов и попытался прибрать к рукам доходы герцогства. Получив эти сообщения, папа, естественно, пришел в ярость, поскольку опасался, и справедливо, гнева короля Испании, который никогда не простил бы Хуану неуважения к женщине королевских кровей. Итак, обеспокоенность этой стороной дела и обычная для папы озабоченность в отношении поведения его детей в обществе послужили причиной письма, отправленного Александром VI из Витербо 30 октября, в котором он резко порицал сына за его поведение. Папа попросил Чезаре написать письмо брату (я обнаружила его в Ватикане), в котором приписал и от себя несколько строк. Более того, папа настаивал, чтобы кардинал Борджиа написал письмо отцу новобрачной; правда, это письмо со всяческими заверениями все еще не найдено.

Вероятно опасаясь отцовского гнева, Хуан немедленно отправил письмо с пространными объяснениями. Он написал, что отношение отца вынудило его «невероятно страдать, как никогда прежде». Он не понимал, как папа мог поверить «сообщениям, написанным злонамеренными людьми, не принимая во внимание истинное положение вещей».

Что до свадьбы, то, как утверждали достойные, заслуживающие всяческого доверия люди, такие, как архиепископ Ористано, Моссен Пертуза, Фира и другие, она была более чем состоявшейся: разве папа забыл, что он расписал по дням и часам (почему не по минутам?) консуммацию брака? Хуан признавал, что бродил по ночам, но не думал, что может этим нанести большой вред, поскольку находился в компании своего тестя дона Энрико, родственников короля и других рыцарей, честнейших и благороднейших людей, и что он «просто прогуливался, как это принято в Барселоне». По мнению Хуана, ссылка на «обычаи» родной страны должна была смягчить сердце Родриго Каталонского больше, чем любые оправдания. «Что волнует меня больше всего, так это то, что Ваша Светлость смогла поверить этим неправдоподобным слухам». Никого, и уж меньше всего Александра VI, не могли ввести в заблуждение эти заверения в собственной непогрешимости герцога Гандийского, однако теперь папа не слишком волновался, поскольку верил, что Хуан воспринял его нагоняй и станет если не образцово, то по крайней мере регулярно исполнять супружеские обязанности.

Отец и сын продолжали переписываться. Письма Хуана выдают эгоизм, сумасбродство, отсутствие благородства и легкомыслие, в то время как письма Александра VI свидетельствуют об отцовской терпимости и снисходительности. Несмотря на неоднократные заверения Хуана, папа, должно быть, вздохнул с облегчением, когда в феврале 1494 года до него дошло известие о том, что вскоре ожидается прибытие наследника герцога Гандийского. И только тогда папа откинул все сомнения и обратил внимание на старшего сына.

Пожалуй, Чезаре менее чем кто-либо другой имел призвание к духовной жизни и первым признавал это. Но после провала переговоров с королем Ферранте Арагонским относительно женитьбы надежды Чезаре на то, что удастся отказаться от карьеры священнослужителя, испарились. Все выглядело так, будто он готов смириться с карьерой, которую для него планировал отец. Для Чезаре самым существенным независимо от вида деятельности было сохранить независимость, избежать посредственности и направить всю свою энергию на завоевание власти. Он прекрасно понимал пропасть, лежащую между его запросами и существующей действительностью, и овладел искусством лицемерия. С раннего детства он был вынужден готовиться к деятельности, которая, как он понимал, была для него непригодна, и точно так же он понимал, что Хуану не подходит выбранная отцом карьера военного. Итак, на двадцать лет раньше большинства мужчин Чезаре, оказавшись перед реальностью вести обособленное существование, испытывал либо сжигающее честолюбие, либо пессимизм. Несомненно, его озлобленность играла важную роль в отгороженности от мира, и осложненная этими обстоятельствами юность прошла в молчании, которое является первым и последним пристанищем разочарованных. Его уязвимость и обидчивость переросли в жестокость, сделав из него чудовище; Чезаре изучил слабости отца, и его собственный путь оказался поистине дьявольским. Одиночество было его крепостью, а непоколебимое мужество и независимость были призваны служить идолу Чезаре – силе власти.

Однако, хотя его заветным желанием было взойти на престол, существовал древний закон, запрещавший бастардам даже королевской крови входить в состав Священной коллегии. Следовало добиться компромиссного решения. В булле Сикста IV, узаконившей Чезаре, о нем говорилось как об отпрыске епископа и замужней женщины. Теперь ребенок замужней женщины являлся по закону отпрыском ее мужа. Отсюда, следуя данному аргументу, отцом Чезаре был мужчина по имени Доменико д'Ариньяно, являвшийся мужем Ванноццы на момент рождения Чезаре. В булле, устранявшей незаконность рождения, папа великодушно позволил Чезаре носить фамилию Борджиа. Александр VI создал прецедент, подписав другую буллу, подтверждающую, что он сам является отцом Чезаре.