С Павлюченков - Россия нэповская

• Название: Россия нэповская
• Автор: С Павлюченков
• Издательство: Новый хронограф
• Жанр: Политика
• Год: 2002
• ISBN: 5-94881-003-8

Исследование посвящено новой экономической политике большевиков, к которой они вынуждены были перейти весной 1921 г. под влиянием массового недовольства политикой военного коммунизма. На основе новых архивных материалов анализируются события и кризисные явления 1920-х гг., их политические, экономические и социальные предпосылки, завершившиеся свертыванием нэпа.

Книга не только расширяет и углубляет историческую картину того времени, но позволяет лучше понять и современную ситуацию.

---

На местах создавалась сеть республиканских, губернских, районных обществ сельскохозяйственного кредита. Непосредственное руководство кредитными обществами должен был осуществлять отдел сельскохозяйственного кредита Госбанка. В 1923 году для образования основного капитала общество государство отпустило 20 млн рублей золотом[275]. При такой поддержке численность кредитных обществ быстро увеличивалась. Если на 1 июля 1922 года было всего 616 таких кооперативов, на 1 января 23 года — 799, то на 1 июля 1923 года — уже 2788, а к началу 1924 года — 3850[276]. К 1928 году кредитно-сбытовой кооперацией только на Южном Урале было охвачено 33 %, в то же время на долю кооперации производственной приходилось только 23,7 % населения[277].

С развитием нэпа, ростом товарности, сельскохозяйственного производства происходил процесс специализации крестьянского хозяйства. Создаются Всероссийские центры сельскохозяйственной кооперации: в 1922 году Льноцентр и Союзкартофель, в 1924-м — Маслоцентр и Плодвинсоюз, а несколько позднее Птицеводсоюз, Пчеловодсоюз, Центротабаксоюз, Свеклоцентр, Семеноводцентр, Животноводсоюз.

Однако непонимание роли и значения рыночных механизмов в экономическом развитии деревни, но главное — боязнь реставрации капиталистических отношений на базе товарно-денежных отношений вели правительственную политику к подмене собственно кооперативных институтов хозяйствования государственным декретированием. Уже в 1922–1923 годах государственные органы принимали участие в разработке законодательных положений и уставов кооперативных организаций, занимались учетом сельскохозяйственных кооперативов, и назойливо инструктировали их[278]. Число объединенных в союзы кооперативов на 1 января 1922 года достигло 12 тысяч, к концу 1923-го эта цифра возросла до 28 тысяч, а в 1925-м — до 40 тысяч[279].

В начале 1920-х годов образование так называемой «кооперативной системы» происходило в принципиально ином, чем до революции, направлении: а именно, «сверху — вниз». Одновременно с политикой, хотя и скудного, но все же материального стимулирования вовлечения крестьян в коллективные хозяйства, государство начинает использовать и внеэкономические рычаги давления. Например, письмо ЦК РКП(б) «О сельскохозяйственной кооперации» от 18 марта 1922 года предписывало, во-первых, выдвижение на руководящие должности в коллективных хозяйствах только коммунистов, во-вторых, обязывало крестьян — членов партии вступать в коллективные хозяйства.

Есть свидетельства того, что крестьяне по мере восстановления своих хозяйств и расширения их товарности делали попытки, игнорируя Сельскосоюз созданный еще в августе 1921 года, создать действительно добровольные кооперативы, получившие в официальных документах название «диких». Однако подобные попытки быстро и жестоко пресекались. Перед местными партийными организациями и советскими исполнительными структурами ставилась задача добиться в кратчайшие сроки включения «диких» кооперативов в систему Сельскосоюза.

Кроме того, государственное воздействие на сельскохозяйственную кооперацию шло и другими путями. Разрабатывались заманчивые идеи, основанные на логике военного коммунизма: создание, например, фонда чистосортных семян, которым государство в любое время могло бы распоряжаться по своему усмотрению; организация государственных прокатных пунктов и прочее, что в масштабах огромной страны, конечно не могло быть вполне обеспечено ни материально, ни организационно. Наркомзем предполагал в этом деле объединить усилия государственных органов и кооперации. В декабре 1923 года Комиссариат разослал всем губернским и областным земельным управлениям циркуляр, в котором предложил им совместно с кооперативными органами определить план мероприятий «для наиболее целенаправленного использования организационных и материальных средств государственных органов и кооперации». Земельные органы должны были передать из своего ведения семенным товариществам государственные семенные станции с использованием целевых кредитов. Земорганы обязывались также содействовать кооперативам в получении льготных кредитов и приобретении машин для организации машинных товариществ и прокатных пунктов[280]. Вместе с помощью в кооперативные организации проникал жесткий контроль со стороны государственных органов, степень которого все возрастала.

Даже большевистские руководители вынуждены были пойти на признание факта тотального огосударствления кооперации. Так, Н. И. Бухарин, размышляя о кооперации, отмечал: «Мы все виды инициативы заменили одним видом инициативы: со стороны государства… Мы низовую кооперативную инициативу и всякую прочую задушили. И так гиперцентрализовали все дело, получили такой гиперцентрализованный бюрократический аппарат и такую ответственность наверху, что она превратилась в свою противоположность»[281].

Понятно, что в разоренной стране крестьяне принудительно объединенные в хозяйственные коллективы вряд ли хотели и могли внести вступительные и паевые взносы, которые и составляют материальную основу хозяйственной деятельности любого добровольного объединения[282], тем более что конфискация государством в 1918–1920 годах собственных материальных и финансовых средств всех существовавших в России кооперативных объединений ударила экономически и по миллионам их пайщиков, потерявших свои взносы и накопления. Поэтому государство вынуждено было выделить определенные финансовые ресурсы, которые поступали в распоряжение соответствующего союза и распределялись по низовым структурам по мере их образования. Средства эти не шли ни в какое сравнение с тем, что имели кооперативы до конфискации. Например, известно, что для создания основных капиталов обществ сельскохозяйственного кредита в 1923 году было выделено 20 млн рублей, тогда как на 1 января 1915 года крестьянские кредитные товарищества имели вкладов около 210 млн рублей, то есть более чем в десять раз, даже не говоря о разном масштабе цен в этот период[283].

Полюса нэповской деревни — расслоение крестьянства

Переход к нэпу, связанный с известной свободой товарооборота, создавал материальную заинтересованность крестьянства в развитии своего хозяйства и тем самым обеспечивал восстановление сельскохозяйственного производства, рост и упрочение экономических связей между городским потребителем и деревенским производителем. Возникал новый аграрный строй, создававший благоприятные условия для развития мелкого крестьянского хозяйства. В то же время результатом восстановления производства, оздоровления хозяйственного организма деревни явилось усиление процесса расслоения, выделения в крестьянской среде полярных социальных групп.

Крестьянская беднота — типичная фигура дореволюционной российской деревни, составлявшая накануне Октябрьской революции свыше 60 % крестьянских хозяйств. Национализация земли способствовала заметному сокращению численности крестьянской бедноты главным образом в результате осереднячивания значительных ее групп. После существенного роста бедняцких слоев в разорительные годы военного коммунизма, в период нэпа последовало их новое сокращение. Удельный вес бедноты (вместе с батрачеством) в социальной структуре деревни снизился почти в два раза, составив в уже в конце 1923 — начале 1924 года 35,6 % несмотря на то, что сокращение маломощных слоев крестьянства по сравнению с 1920-м годом не могло быть большим из-за голода и падежа скота в 1921–1922 годах, и последствий засухи 1923 года.

Однако определенная часть бедноты пополняла и ряды батрацкой армии. Главными причинами пролетаризации деревенской бедноты являлось аграрное перенаселение, сохранявшаяся безработица, а также дробление крестьянских хозяйств. Общий уровень экономического состояния и развития бедняцкого двора не позволял крестьянам-беднякам вести самостоятельное хозяйствование. Так, по данным крестьянских бюджетов Центрально-промышленного района за 1924–1925 годы, типичное бедняцкое хозяйство, стоимость средств производства которого составляло в среднем 235,1 рублей, являлось малопосевным (до 3 дес.). Около 66 % хозяйств этого типа не имели лошадей, более 20 % — были бескоровными. Аналогичные показатели по Центрально-земледельческому району выглядели следующим образом: средняя стоимость средств производства бедняцкого хозяйства равнялась 205 рублям, посев — до 4 дес. Более 70 % таких хозяйств были безлошадными, 40 % — бескоровными, 17 % — безинвентарными. Острый недостаток средств производства определял зависимый характер отношений с более имущими социальными слоями, особенно в отношениях аренды земли, найма средств производства и наемного труда. Более 70 % бедняцких хозяйств Черноземного центра прибегали к найму рабочего скота, 64 % хозяйств — к найму сельскохозяйственного инвентаря. Аналогичные показатели по Центрально-промышленному району были равны соответственно 62, 56,4 и 53,1 %[284]