С Павлюченков - Россия нэповская

• Название: Россия нэповская
• Автор: С Павлюченков
• Издательство: Новый хронограф
• Жанр: Политика
• Год: 2002
• ISBN: 5-94881-003-8

Исследование посвящено новой экономической политике большевиков, к которой они вынуждены были перейти весной 1921 г. под влиянием массового недовольства политикой военного коммунизма. На основе новых архивных материалов анализируются события и кризисные явления 1920-х гг., их политические, экономические и социальные предпосылки, завершившиеся свертыванием нэпа.

Книга не только расширяет и углубляет историческую картину того времени, но позволяет лучше понять и современную ситуацию.

---

Несмотря на все усилия, весна 1922 года не дала увеличения посевных площадей. Напротив, сокращение последних, достигло максимального уровня. В этом сходятся данные всех статистических источников, независимо от имеющихся в них расхождений в цифровых показателях. Площадь под зерновыми культурами в 1922 году составила 66,2 млн. га против 79,8 млн. га в 1921 году (включая озимый клин, засеянный предыдущей осенью)[211]. По сведениям Наркомзема, недосев 1922 года по сравнению с 1916 годом составил по «голодному» району 51 % (в том числе по Самарской губернии — 69,5 %, по Башкирии — 63 %, Царицынской губернии — 60 %)[212].

Общее сокращение посевных площадей шло главным образом за счет яровой пшеницы и ячменя. Посевы яровой пшеницы в стране сократились с 17 млн до 8,9 млн га, посевы ячменя — с 9 млн до 4,6 млн га[213]. В ряде районов к чисто техническим проблемам вновь добавились климатические — засуха; которая поразила прежде всего основные районы производства пшеницы и ячменя[214].

И все же первые итоги нэпа оказались положительными, по данным «Сборника статистических сведений по Союзу ССР», в 1922 году валовой сбор зерновых составил по стране 2 211 711 тысяч пудов, то есть больше чем в 1920 и 1921 годах. По РСФСР (вместе с Белоруссией, без Туркестана и Дальнего Востока) было собрано 1 468 765 тысяч пудов — также больше, чем в 1920 и 1921 годах[215]. Комиссия по установлению убытков, причиненных интервенцией, определила стоимость валовой продукции зерновых в 1922 году в 1 млрд 918 млн довоенных рублей. В 1921-м году эта сумма составила 1 млрд 546 млн рублей, в 1920-м — 1 млрд 927 млн[216]. Но выздоровление деревни еще только начиналось, были заметны лишь первые признаки улучшения, и опасность рецидива сохранялась. Поэтому восстановление функций хозяйственного механизма шло «черепашьим» шагом.

Как очевидно из приведенных данных, в 1922 году объем производства зерновых в стране существенно увеличился[217], а доля изъятия его по продналогу, напротив, уменьшилась. У сельского населения теперь оставалось определенное количество хлеба, которое они могли использовать и для улучшения собственного потребления, и для увеличения поголовья скота и птицы за счет расширения кормовой базы, и для вывоза на рынок. В то же время упоминавшееся право губернских продовольственных комитетов о временном запрещении свободного обмена по причине невыполнения или возникновения угрозы невыполнения продналога в кампанию 1922/23 году в сколько-нибудь значительных масштабах не практиковалось.

Начиная с середины 1922 года какие-либо ограничения на свободу распоряжения крестьянами излишками своей продукции, остающимися в хозяйстве после уплаты налога, перестали существовать и законодательно[218]. Однако при этом следует заметить, что провозглашение права на свободу распоряжения продукцией не всегда совпадает с объективной возможностью свободного распоряжения ею. Так, в 1922–1923 годах никто не запрещал крестьянам продавать хлеб, произведенный ими. Тем не менее они не всегда могли это сделать: слаба была финансовая и материально-техническая база как государственного и кооперативного, так и частного заготовительного аппарата, неспособного снять с рынка весь предлагаемый хлеб.

Разработка земельного кодекса

Центральным звеном аграрной политики начала 1920-х годов явилась разработка и принятие Земельного кодекса РСФСР и целой серии подзаконных актов. Надо отдать должное сотрудникам Народного комиссариата земледелия: Земельный кодекс разрабатывался тщательно и долго. Еще 16 января 1922 года коллегия Наркомзема утвердила комиссию по разработке Кодекса. В комиссию под председательством П. А. Месяцева вошло более 25 человек — специалисты в области сельского хозяйства, землеустройства и правоведения[219].

30 января того же года по докладу Месяцева коллегией Наркомзема были утверждены основные положения Кодекса[220], которые прошли первичное обсуждение на Всероссийском съезде землеустроителей и мелиораторов в феврале 1922 года[221]. Основные пункты Кодекса рассматривались и секцией по работе в деревне XI партийного съезда. Доработанные комиссией в составе Д. И. Курского, П. А. Месяцева, Н. Осинского и А. Д. Цюрупы[222] эти положения в виде «Основного закона о трудовом землепользовании» были вынесены на утверждение ВЦИК.

22 мая 1922 года III сессия ВЦИК IX созыва приняла «Основной закон о трудовом землепользовании». Его действие распространялось на «автономные, дружественные и договорные республики». ЦИК и Совнаркомы республик разрабатывали проекты видоизменений и дополнений, необходимых по местным условиям, и представляли их в Федеральный комитет по земельному делу (Федкомзем)[223].

14 августа и 21 сентября того же года на заседаниях коллегии Наркомата земледелия были заслушаны сообщения о ходе обсуждения проекта Кодекса на местах. 22 сентября коллегия начала постатейное обсуждение представленного проекта[224]. После длительной дискуссии, 27 сентября коллегия Наркомзема утвердила первую часть Земельного кодекса[225], а затем 4 октября, после постатейного чтения одобрена 2 и 3 части документа. Вслед за этим Кодекс был рассмотрен комиссией при Совнаркоме[226] и через три недели — 30 октября 1922 года он был принят IV сессией ВЦИК и с 1 декабря того же года официально введен в действие.

В Кодексе отразились все фундаментальные противоречия переходной эпохи, текст его содержал множество парадоксов и взаимоисключающих положений. Кодекс не только провозглашал отмену навсегда права «частной собственности на землю, недра, воды и леса», но и объявлял все земли «собственностью рабоче-крестьянского государства»[227]. В Кодексе было тщательно устранено все то, что могло хотя бы даже косвенным образом навести на мысль о восстановлении частной собственности на землю. Кодекс категорически запрещал любые сделки на землю — куплю, продажу, запродажу, завещание, дарение, залог[228]. Виновные в совершении таких сделок не только подлежали уголовному преследованию и ответственности, но и лишались права на землю. В тексте Кодекса было исключено слово «частное владение»[229].

Неоднозначным оставалось и отношение крестьян к стремлению властей осуществить земельную реформу. Наряду с положительными отзывами, из деревень поступало немало сообщений, содержащих и отрицательные отзывы. Так, в песьме крестьянина Я. Шепелева указывалось, что П. А. Месяцев и профессор Д. П. Рудин[230] «отрицают уравнительность, а стоят за немедленное закрепление за всеми селениями и обществами того количества земли, которое к данному времени находится в их пользовании. По мнению товарищей Месяцева и Рудина, при таком землепользовании скорее можно избавиться стране от хозяйственной разрухи, в которой сейчас мы находимся, а к тому же может немедленно успокоить всех нежелающих и боящихся такого распределения (конечно богатеев и небедняков). Отказаться от социализации, исковеркать революцию, на то и революция, чтобы сделать уравнение, а не лить кровь напрасно, чтобы пробраться в Кремль, а потом вышвырнуть за борт неимущих»[231].

В Земельном кодексе закреплялся и принцип свободы выбора крестьянским населением форм и порядка землепользования. Сам принцип свободы выбора форм землепользования вводился не впервые. Еще в Декрете о земле можно найти, что «формы пользования землей должны быть совершенно свободны, подворная, хуторская, общинная, артельная, как решено будет в отдельных селениях и поселках»[232]. Однако, одно дело — на бумаге, другое — в реальной жизни. На практике в различных губерниях существовало отрицательное отношение к свободе выбора форм землепользования, местные власти ориентировали крестьян только на коллективы, им чинились препятствия при выходе на хутора и отруба и т. п. Уже в 1922 году сам Наркомзем дал указания сократить хуторские разверстывания, что вскоре ударило по товарности[233].

В то же время, стремясь обеспечить устойчивость трудового землепользования, Кодекс прекращал дальнейшее поравнение земель между волостями и селениями, закрепляя за земельными обществами то количество земли, которое находилось в фактическом трудовом пользовании (земли считались закрепленными с момента издания «Закона о трудовом землепользовании», то есть с 22 мая 1922 года), устанавливая более продолжительные, чем раньше, сроки внутринадельных переделов[234].

Переделы разрешались не ранее трехкратного севооборота, а при его отсутствии — не ранее 9 лет. Досрочные переделы допускались лишь в случае перехода общины к улучшенным формам землепользования, например от мелкополосицы к широким полосам, от трехполья к многопольному севообороту и т. п. Из переделов в натуре исключались участки земли под постройками, усадьбами, садами, огородами, виноградниками и другими особо ценными насаждениями[235].

Согласно Закону «О порядке рассмотрения земельных споров» от 24 мая 1922 года, вошедшему в Земельный кодекс, создавались особые земельные суды — земельные комиссии, которые обеспечивали защиту прав крестьянина на основе официально установленных законоположений[236]. Следовательно, и точное определение прав на землю, и прекращение межселенных переделов, и ограничение переделов внутри селений, и создание компетентных судебных органов для защиты земельных прав — все это должно было обеспечить устойчивость землепользования, создавая тем самым благоприятные условия для развития крестьянского хозяйства.