Василий Бетаки - Снова Казанова (Меее…! МУУУ…! А? РРРЫ!!!)

• Название: Снова Казанова (Меее…! МУУУ…! А? РРРЫ!!!)
• Автор: Василий Бетаки
• Жанр: Биографии и Мемуары

Введите сюда краткую аннотацию

---

Так примерно километров через десять он с шиком и грохотом остановился у Дома Творчества, и я случайно встреченный у ворот кем-то из питерских писателей, с хохотом был препровождён прямо на пляж.

Я понял, что нередко так и бывает: начнёшь с пижонского лайнера, закончишь грязным углевозом.

Но зато за день добрался.

Навстречу мне из воды вылез Саша Кушнер и сказал, что Галя «где-то в воде, она всегда очень далеко заплывает», а девочки рядом на детской площадке играют с другими ребятишками. Там кроме моих девочек оказалось ещё несколько ребят, среди которых был Буля, сын Булата Окуджавы. Буля сказал мне, что отец завтра утром приедет.

Позднее вечером нам пришлось усмирять напившегося московского писателя Виля Липатова, которого мы с Кушнером едва сумели затолкать в его комнату.

Кушнеры занимали вторую половину коттеджа, в котором жила Галя, и уложив всех детей, мы вчетвером уселись на терраске. Нашлась и пара бутылок хорошего массандровского вина.

Из новостей этого дня Галя отметила, как самое главное, что Долматовского «ужалила сколопендра», на что Кушнер заметил, что сколопендра это паук, и потому почтенный прохвост Евгений Аронович не является романтически «ужаленным» а только вульгарно укушенным.

Утром за завтраком мы обнаружили, что и верно приехал Булат. Но всего на один день. Я, впрочем, тоже на два дня. Он за завтраком рассказал, что пишет «исторический роман», как справедливо сказано в песне, написанной позднее, «пробиваясь сквозь туман / от пролога к эпилогу».

Мы с ним вышли на детскую площадку, и наблюдали, едва сдерживая смех, как его семилетний Буля ухаживал за моей восьмилетней Таней.

Но когда Буля сел на какой-то трехколёсный велосипед и поехал в сторону волошинского дома, причём явно проехал уговоренное место поворота и исчез за кустами, Танька, сжав руки, как дурная актриса времён Островского, трагическим голосом очень громко заныла: «Он уехал! Он уехал!» А Булат пропел в тон к случайно получившейся у неё строчке из явно неизвестного ей старинного романса, вторую строчку: «И слёзы льются из очей!»…

—------

Но вообще в Коктебеле мои дочки были только дважды, по месяцу: Галя предпочитала, чтобы летом дети постоянно жили на усовской даче в Рощино, и она сама там тоже сидела, если дела не заставляли быть в городе; а я, когда возвращался из Пицунды, больше торчал в городе, но порой по несколько дней тоже проводил в Рощине.

Через дом от усовской дачи жил (летом, разумеется) профессор М***, крупный филолог. У него была на даче немалая библиотека, особенно справочная часть была весьма обширна. Поэтому я иногда заходил к М*** посмотреть в энциклопедиях или словарях самые разные вещи, нужные мне для работы.

Однажды профессор, как это часто бывало, с двумя внуками отправились за грибами, а я сидел внизу в библиотеке. Минут через пять после ухода всей компании сверху позвала меня Софья Леонидовна, жена профессора, и спросила, могу ли я на минутку к ней подняться.

Я пошел по скрипучим ступенькам, и когда вошел в некое подобие холла, увидел её обнаженную очень белую спину. Похожая на Валькирию, она стояла перед туалетным столиком лицом к зеркалу, в одних трусах, а лифчик был надет только на плечи, поэтому она его придерживала перед собой, и не обернувшись, сказала: «Извините, Вася, но не могли бы Вы помочь мне застегнуть сзади…» Я кивнул. Лифчик, конечно, упал на столик. Его заменили мои ладони…

«Вот, — шепнула она, — вот…» и пригнулась, почти положив голову с тяжёлым узлом золотистых волос на туалетный столик, и поминутно взглядывая в зеркало, несколько раз наши глаза вот так встречались…

Не прошло и десяти минут… «Ну вот… И хватит». Она повернулась, и глядя в сторону, сказала, что я могу приходить, когда хочу, как только все уйдут на озеро или за грибами, и что она хоть каждый день рада, но только по одному разу. Я нагло ответил, что в Библии ведь сказано: «всякое даяние благо»…

Всё это лето я время от времени забегал к ней. Именно забегал, потому что во-первых никогда она не ложилась: всегда вот так, как и в первый раз — стоя у туалетного столика, пригнувшись, она всё время, но как бы тайком, взглядывала на наши отражения в огромном трельяже; а во-вторых, это был всегда действительно один раз.

Странная дама…

20. В СВОЁМ РЕПЕРТУАРЕ. (1967–1972)

Белка в клетке и что из этого вышло. Фаина. Миша Юдкевич. "Главное — во время смыться".

Мне было тогда 37 лет.

Ольге Сергеевне — директорше детского сада — 43 года. Она была довольно тонкая, среднего роста, но вот груди… Таких я в жизни не видел ни до неё, ни после — даже тетка Мура и то, кажется, уступала ей… Казалось, что они вот-вот перетянут своим весом всю её стройную фигурку, и поэтому она ходила слегка откинувшись назад, отчего казалась ещё стройней…

Когда я вечером забирал дочек из детсада, мы иногда перекидывались несколькими словами. Как-то я пришел днем: не за ними, просто надо было о капризной Таньке, старшей, с ней поговорить.

В детском садике жила белка в большой клетке с колесом.

Вхожу — во дворике шум и суета — белка сбежала и носится по участку (хоть деревьев там и не было, поймать её никак не удавалось).

Я включился в эту суету, а белка выскочила за калитку и на ближайшую стройку — там был наполовину выложен первый этаж кирпичного дома, и белка уселась на будущем подоконнике. Побежали мы за ней вдвоём с О.С..

И вот я тихо, чтоб не спугнуть, протянул к белке руку, глядя только на нее, отчего слегка споткнулся, а споткнувшись, скользнул ладонью по груди Ольги Сергеевны. Случайно? Думаю, что скорее подсознательно-нарочно.

И слышу: «В.П., это не белка! Белка ведь маааа-ленькое животное!» Со словом «догадываюсь» я повторил своё движение, и глянул ей прямо в глаза. Взгляд она выдержала, чуть улыбнулась и предложила «позднее продолжить наши игры», а то белка пропадёт.

Мы наконец «изловили» неподвижно сидевшего испуганного зверька и водворили его в клетку. Потом Ольга Сергеевна повернула к себе в кабинет, а я за ней. Вошел и закрыл за собой дверь. Тут она сказала, что дверь закрыл я зря: её рабочий день через пять минут закончится, и не пойти ли нам по этому случаю в кино. Пошли. По дороге начали говорить о чём-то третьестепенном. Я взял её под руку.

Она остановилась: «А впрочем, что мы, как маленькие? Пошли ко мне!» — и решительно повернула к соседнему с моим дому. Едва захлопнув дверь, сказала: «Идите в ту комнату и ложитесь. Я сейчас приду». Я сделал, как было сказано. Одеялом не укрылся.

Хорошо, что я был тогда в самом пике возможностей — 37 лет. Такого буйного темперамента и такой ненасытности я ни до неё, ни после не встречал нигде и никогда… Разве что Марианну вспомнил… Но там-то нас было четверо, а тут я один.

Когда часа через три я собрался уходить, чтобы забрать из садика дочек, она поднялась на локте и деловито спросила: «А Вы-то довольны?». «Вам Вийон за меня ответит» — усмехнулся я, и еще раз обхватив её, на прощанье процитировал:

Тут на меня Марго верхом садится,

Взлетают груди, ляжки — ходуном,

Как будто в щепки разнести грозится

И наш кабак, и весь наш грешный дом!

Она встала, прижалась на миг и пошла босиком за мной дверь запирать.

С тех пор мы с регулярностью школьного расписания встречались раз в неделю, чаще у неё, изредка у меня, обычно по вторникам, когда у неё был короткий день на работе. Её дочь, студентка, приходила из Университета не раньше шести.

И так — до самой моей эмиграции. Почти шесть лет. С перерывами на лето.

--------

Однажды, в самом конце шестидесятых мы с Марком Альтшуллером стояли в Детгизе у окна. Мимо прошла рыжая довольно крупная женщина с очень тонким, даже острым лицом и немыслимо тонкой талией. Она поздоровалась с Марком и пошла дальше. Я спросил, кто это. Оказалось, критик Фаина Шушковская. «Очень сексуально выглядит, а?», пробормотал Марк. Я промолчал, но когда, через несколько дней, мы с Фаиной столкнулись в Доме писателей, я вспомнил слова Марка и решил с этой дамой познакомиться.

…Когда мы поехали к ней домой, выйдя из метро, она вдруг остановилась и спросила, где же букет цветов. Я сказал: «Вот» — и подойдя к ларьку, тут же преподнёс ей белые табаки. «То-то, — усмехнулась Фаина, — мы ведь почти ровесники, я всего-то на год тебя старше, а приходится галантности тебя учить».

С тех пор я у неё иногда бывал, приходил поздно и оставался на всю ночь. Дневных встреч она не любила.