Голамхосейн Саэди - Персидские юмористические и сатирические рассказы

• Название: Персидские юмористические и сатирические рассказы
• Автор: Голамхосейн Саэди
• Издательство: Издательство «Правда»
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1988

В сборник включены произведения основоположника современного сатирического рассказа Ирана Мохаммада Али Джамаль-заде, а также писателей-юмористов Хосроу Шахани, Феридуна Тонкабони, Голамхосейна Саэди и Аббаса Пахлавана.

В рассказах зло и остроумно обличаются пороки буржуазного мира: продажность чиновников, напускная добродетель богатых, инфляция моральных и нравственных ценностей в условиях ускоренной модернизации общества.

Современный персидский юмористический рассказ развивает гуманистические и демократические традиции мировой классической новеллистики.

---

Я рассказал вам правдивую историю о двух влюблённых— Хамзе и Зине, окончившуюся так печально. Теперь послушайте рассказ о другой молодой паре.

В том же Исфахане, где жили Хамзе и Зина, где они поженились, а потом разошлись, я знавал две семьи, которые были связаны узами родства и очень походили одна на другую. Оба семейства были богаты, знатного происхождения и жили по соседству. Я с детства дружил с отцами этих семейств, и в письмах своих они называют меня братом.

В первой семье — Ахмадабади — был сын двадцати трёх лет по имени Мортаза. Окончив среднюю школу и изучив английский язык и финансовое дело, он работал в конторе своего отца, и семья питала надежду, что впоследствии, набравшись опыта, он будет достойным преемником отца и не оставит без куска хлеба многочисленных домочадцев.

Вторая семья — Магазеи — не только занималась торговлей, по и владела земельными участками. Во всем городе и в окрестностях Исфахана она пользовалась уважением. В этой семье была восемнадцатилетняя дочь Амене. После окончания девяти классов ей наняли учителя, который давал ей уроки истории, географии, математики и литературы, привил девушке любовь к чтению, а мать и другие родственницы научили её шить, вышивать, стряпать и присматривать за прислугой — одним словом, всему, что необходимо знать хорошей хозяйке. Следует добавить, что Амене понимала по-английски и, если, например, кто-нибудь говорил ей: «Good afternoon!»[48],— могла ответить: «Thank you!»[49]

Обе семьи жили душа в душу. Амене с самого рождения прочили в жены её двоюродному брату Мортазе. Само собой разумелось, что в будущем они поженятся.

Я, как сказано, был давним другом обеих семей — мы знали друг друга лет тридцать пять,— и потому, когда я приехал в свой родной Исфахан, они приняли меня с радушием, которого я никогда не забуду.

В этот свой приезд я близко сошёлся и с молодёжью, то есть Мортазой и Амене. Они по нескольку раз на дню забегали ко мне, считая своим долгом развлекать прибывшего издалека гостя. Каждый стремился превзойти другого в радушии и гостеприимстве. Я же, в свою очередь, как только выдавалась свободная минутка, шёл к ним, рассказывал о Европе — не без того, естественно, чтобы кое-что приукрасить и прибавить.

И тут я стал замечать, что эти двое нареченных очень холодно, без малейшей симпатии, относятся друг к другу. Я подумал: они молоды, а молодёжь часто по пустякам ссорится. Все это своего рода кокетство, и как сказал поэт: «Они разрывают узы любви, чтобы, связав их снова, стать ещё ближе друг к другу!» В такого рода дела лучше постороннему не вмешиваться.

Но однажды Мортаза пришёл ко мне один. Он был чем-то расстроен и сказал, что хотел бы поговорить со мной, но не решается.

— Ты мне как сын,— успокоил я его,— и не должен ничего скрывать. Скажи откровенно, чем ты так огорчён? Можешь положиться на меня как на самого искреннего друга.

— Так я и сделаю,— ответил он. — Только прошу вас — пусть этот разговор останется между нами!

— Не беспокойся! Уверяю тебя, никто ни о чем не узнает, как говорится, «ни один стежок в этом шве не разойдётся»!

— Вы, наверное, знаете,— нерешительно начал Мортаза,— что наши родители с детства помолвили меня с Амене и на днях собираются устроить пышную свадьбу.

— Что же может быть лучше? Поздравляю! Вы оба словно созданы друг для друга. Прекрасная пара! Не зря говорится, что двоюродного брата и сестру само небо соединяет. Очень рад, очень рад. Ни тебе, ни ей лучшей пары не найти!

— По правде говоря,— краснея и смущаясь, промолвил Мортаза,— мы росли вместе и привыкли друг к другу, как брат и сестра. Но тех чувств, о которых говорят влюблённые, между нами нет. А, как известно, в супружестве без любви счастья не бывает. Кому нужен такой брак?

Я подумал, что он, пожалуй, прав, но разобраться сразу во всем было сложно, и начал успокаивать его.

— Ты ведь не станешь отрицать, что твои родители очень любят тебя? Ты их единственный сын, и они всей душой желают тебе добра, только о твоём счастье и пекутся.

— Я согласен с вами,— ответил он,— но тут, похоже, они мне не счастья, а горя желают! Все знают, что браки между близкими родственниками к хорошему не ведут. Говорят даже, что дети от таких браков рождаются уродами.

— Ну, не совсем так. И потом, где ты найдёшь такую девушку, как Амене? Это же бесценный жемчуг! Она совсем не похожа на современных развязных девиц. Амене будет прекрасной женой тебе и заботливой матерью твоим детям, будет умело вести твой дом, помогать тебе во всех твоих делах.

— Вы говорите о бесценном жемчуге, а мне нужна женщина, которую я любил бы и которая любила бы меня. Зачем мне тот жемчуг, я ведь не собираюсь открывать ювелирный магазин!

— Сейчас ты ещё не представляешь себе, насколько ты привязан к Амене,— уговаривал я его. — И можешь быть уверен, она тоже очень любит тебя. А все эти сомнения — пустое. Как только вы поженитесь, вы поймёте, что родители поступили так во имя вашего же блага.

— Любовь и привязанность, о которой ни та, ни другая сторона не имеют ни малейшего представления… Да это все равно что сунуть перец в кувшин, полить его уксусом и ждать, когда он замаринуется! — в запальчивости воскликнул Мортаза.

— А я бы не прочь был отведать такого перчика! — рассмеялся я. — Послушай меня, человека, которому нельзя отказать в кое-каком жизненном опыте. Говорю тебе, что вы любите друг друга и созданы один для другого. Оба вы сейчас неопытны и ещё сами не можете судить о своих чувствах и привязанностях.

— Да услышит Аллах эти слова из ваших уст! — перебил он меня. — Но если вам удастся за время пребывания в Исфахане отговорить наших родителей от их замысла, и я и Амене до конца жизни будем молиться за вас.

Слезы заблестели на его глазах, он вскочил и выбежал из комнаты.

«Молодой человек прав,— снова подумал я. — Разве мало в этом городе девушек? Почему он должен обязательно жениться па своей двоюродной сестре? Правда, такие браки всегда были традицией в нашей стране, и многие наши соотечественники не задумываются о порочности этого старого обычая. Но, пожалуй, пора нам отвыкать от старины и приобщаться к требованиям современной мировой культуры».

Вот такого рода мысли занимали меня, когда в комнату вошла Амене, грустная, с поникшей головой. Казалось, она чем-то огорчена, но застенчивость и стыд не позволяют ей рассказать о своём горе. Я сразу догадался, в чем дело, но не подал виду.

— Что нового, Амене-ханум? Почему ты сегодня такая печальная? Что-нибудь случилось?

Слезы хлынули из её глаз.

— Разве я рабыня, чтобы меня продавали кому вздумается? — с плачем заговорила она. — Не нужна мне эта свадьба! Умоляю вас, сделайте что-нибудь. Помогите мне! За что мне такое наказание?

Как ни пытался я успокоить её, она продолжала плакать и совершенно меня не слушала. Кончилось тем, что вся в слезах она убежала прочь, накинув на голову платок.

Расстроенный и огорчённый, я вышел из дому и побрёл в сторону Заяндеруда[50].

Пройдя несколько улиц и переулков, я оказался на берегу реки, спустился к самой воде и сел, погрузившись в мрачные раздумья. Я вспомнил историю Хамзе и Зины и покачал головой: «Где же в этом мире счастье?!» Сколько я ни ломал себе голову, как помочь Мортазе и Амене, так ничего и не придумал. Наконец я решил, что обязан поговорить с их родителями и постараться как-то внушить им, что многое теперь изменилось, что живём мы не в средние века и пора им менять свои взгляды и представления.

Одним словом, судьба двух молодых людей, близких и дорогих мне, очень тревожила меня, но я был в растерянности и не знал, как подступиться к их родителям. Вдруг подумают: «Этот человек ничего толком не знает, приехал неведомо откуда, собственных детей не имеет, а нас учить вздумал! Какое он имеет право вмешиваться в нашу жизнь?!»

Вечером того же дня Мортаза снова пришёл ко мне.

— Ну, как дела? Какие новости принёс? — поинтересовался я.

Он изменился в лице, схватился за голову и срывающимся голосом закричал:

— Аллах свидетель, я покончу с собой! Мы называем себя цивилизованными людьми, толкуем о правах человека!.. А что в результате? Словно рабам, нам надевают на шею ярмо и живыми закапывают в могилу! Даю вам слово, я пущу себе пулю в лоб!

— Лучше дай мне слово, что оставишь эти безумные мысли,— сказал я, обняв его. — Я же, в свою очередь, клянусь завтра же сделать все от меня зависящее, чтобы помочь тебе!

Но назавтра началась вторая мировая война. Меня разбудили раньше, чем обычно, и сообщили, что Гитлер напал на Польшу. Я стал торопливо собирать вещи, чтобы срочно вернуться обратно в Швейцарию. Однако перед тем как сесть в самолёт, я отозвал в сторону отца Мортазы и отца Амене и, набравшись храбрости, высказал им то, что считал должным сказать.