Филип Рот - Театр Шаббата

• Название: Театр Шаббата
• Автор: Филип Рот
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 5-367-00903-3

В центре романа классика современной американской литературы Филипа Рота — история Морриса Шаббата, талантливого кукольника и необузданного любовника, который бросает вызов не только обществу с его общепринятыми правилами и ограничениями, но и самой жизни.

---

Итак, она амазонка. Дочь вождя племени, когда-то наводившего на соседей ужас, которого она победила и превзошла, воительница, коей подвластен ультразвук, вооруженная против зубного камня стальным скалером и изогнутой кюреткой… Какой же вывод должен был сделать Шаббат? Что она слишком хороша для Нормана? Что Норман не только горд ею — он сбит ею с толку, он сломлен? Что теперь, когда младшая дочь уехала учиться, они остались вдвоем: он и представительница зубоврачебной династии, плечом к плечу… Шаббат ничего не понял еще до обеда, а теперь ничего не понимал за обедом, когда Норман заставил его рассказывать историю хулигана-аутсайдера, которым он был в двадцать с небольшим, полная противоположность самому Норману в начале карьеры — подтянутому, хорошо воспитанному, закончившему Колумбийский университет сыну агента по продаже музыкальных автоматов. Норман в юности очень стеснялся каркающего акцента и незамысловатого бизнеса своего отца. Они оба — дети дикарей. Только у меня был любящий и добрый отец, и посмотрите, чем это кончилось.

— Ну что ж, на дворе год 1956-й. Перекресток 116-й и Бродвея, прямо перед входом в университет. Мне двадцать семь. Коп наблюдал за мной несколько дней. Обычно собиралось человек двадцать-двадцать пять студентов. Бывало, останавливались и случайные прохожие, но в основном студенты. Потом я всех обходил со шляпой. Все представление занимало не больше тридцати минут. По-моему, до того случая мне только один раз удалось добраться до груди. Чтобы девочка позволила зайти так далеко, — это была редкость по тем временам. Я не ожидал такого. Смысл-то представления в том и состоял, чтобы показать, что так далеко зайти мне не дают. Но в тот раз это случилось. Грудь — наружу. Совершенно обнажена. И тогда появляется коп и говорит: «Эй ты, а вот этого делать нельзя». Он кричит это мне, а я за ширмой. «Все в порядке, офицер, — отвечаю я. — Это часть представления». Я-то был за ширмой, это сказал ему мой средний палец, тот самый, который разговаривал с девушкой. А сам думаю: «Отлично, теперь в моем спектакле есть еще и коп». Зрители тоже готовы поверить, что этот коп предусмотрен сценарием. Хихикают. «Этого делать нельзя, — опять говорит он мне. — Здесь дети. Они могут всё увидеть». — «Нет здесь никаких детей», — отвечает палец. «Прекратите, — говорит он мне. — Запрещено обнажать грудь в центре Манхэттена, на углу 116-й и Бродвея в двенадцать часов дня. Кроме того, вы используете эту молодую женщину. Вы хотите, чтобы он проделывал это с вами? — спрашивает он ее. — Он принуждает вас?» — «Нет, — отвечает она. — Я ему разрешила».

— Девушка — студентка? — спросила Мишель.

— Да, студентка Барнард-колледжа.

— Храбрая, — сказала Мишель. — «Я ему разрешила». И что же сделал полисмен?

— Он говорит: «Разрешили? Да вы под гипнозом. Этот тип вас загипнотизировал. Вы и не поняли, что он с вами делает». — «Нет, — с вызовом отвечает она, — все нормально. — Она, конечно, испугалась, когда появился полицейский, но она же была там не одна, она с друзьями, а студенты обычно копов не любят, она почувствовала общий настрой, и это придало ей решимости. — Все в порядке, офицер. Оставьте его в покое. Он ничего не нарушает».

— Прямо как Дебби, правда? — сказала Мишель Норману.

Шаббат подождал: а как с этим справится прозак?

— Дай ему договорить, — отозвался Норман.

— Коп отвечает девушке: «Не могу я оставить его в покое. Здесь могли быть дети. Что будут говорить о полиции, если она будет позволять, чтобы на улице расстегивали блузки, показывали грудь, щипали за соски при всем честном народе. Вы хотите, чтобы я разрешил ему делать это в Центральном парке? Вы уже делали это, — обращается он ко мне, — в Центральном парке?» — «Я иногда даю представления в Центральном парке», — отвечаю я. «Нет, нет, — говорит он. — Такого позволять нельзя. Люди жалуются. Хозяин аптеки жалуется, говорит, уберите отсюда этих людей, говорит, они мешают его бизнесу». Я сказал, что не знал, что он недоволен, и что если уж на то пошло, я тоже нахожу, что аптека мешает моему бизнесу. Ребята меня поддержали, а коп еще больше взъерепенился: «Послушайте, эта молодая женщина не хотела выставлять свою грудь напоказ, и она даже не понимала, что вы с ней делаете, пока я ей об этом не сказал. Вы ее загипнотизировали». — «Я знала, что со мной делают», — отвечает девушка, и все ребята ей аплодируют, они действительно восхищены ею. «Послушайте, офицер, — сказал я, — я не сделал ничего плохого. Это с ее согласия. Это просто шутка». — «Это не шутка. Мне такие шутки не кажутся смешными. И аптекарю тоже. Вам никто не позволит так себя вести». — «Ладно, ладно, — сказал я, — и что же вы намерены предпринять? Я не могу стоять тут и разговаривать целый день. Мне надо на жизнь зарабатывать». Ребятам и это понравилось. На сей раз он повел себя сдержанно. Сказал только: «Я хочу, чтобы вы обещали мне, что больше так делать не будете». — «Но это мой спектакль. Это мое искусство». — «О, только не надо про ваше искусство! Какое отношение то, что вы тискаете ее сосок, имеет к искусству?» — «Это новые формы», — говорю я ему. «Это дерьмо собачье, а не новые формы! Эти бродяги вечно рассказывают мне про свое искусство». — «Я не бродяга. Я зарабатываю этим на жизнь, офицер». — «Ну, тогда в Нью-Йорке вам не жить. Кстати, у вас есть лицензия?» — «Нет». — «А почему у вас нет лицензии?». «На это не выдают лицензии. Я не картошкой торгую. Кукловодам не выдают лицензий». — «Что-то я тут кукол не вижу». — «Моя кукла у меня между ног». — «Так смотри за ней получше, коротышка. Никаких кукол я здесь не вижу. А вижу только пальцы. А кукловодам все-таки выдают лицензии — существует такая вещь, как разрешение устраивать представления на улицах…»— «Я не могу получить такого разрешения». — «Почему это вы не можете?» — «Да не могу я, и всё! Не могу я сидеть под дверью и ждать четыре-пять часов, чтобы мне сказали, что я не могу его получить!» — «Прекрасно, — говорит коп, — значит, выходит, у вас нет разрешения на то, чем вы занимаетесь». — «Не надо особого разрешения на то, чтобы трогать женщин за грудь». — «Итак, вы это признаете!» — «А, черт! — говорю я. — Да это же глупость». Обстановка накаляется, коп уже настроен воинственно. Он говорит, что вынужден задержать меня.

— А что девушка? — не отстает Мишель.

— Девушка — молодцом. Девушка говорит: «Эй, послушайте, оставьте его в покое». А коп отвечает: «Вы собираетесь помешать мне арестовать его?» — «Оставьте его в покое!» — говорит она.

— Ну точно Дебби, — смеется Мишель. — Вылитая.

— Правда? — спросил Шаббат.

— Точь-в-точь, — гордо подтверждает мать.

— Копу уже не терпится меня сцапать, уж очень я ему насолил. Я говорю: «Да никуда я не пойду. Это же глупо». А он мне: «Пойдешь, как миленький», а девушка ему: «Оставьте его в покое», а он ей: «Послушайте, если вы не прекратите, я и вас арестую». — «Вы что, с ума сошли? — говорит девушка. — Я иду с лекции по физике, никого не трогаю». Ситуация выходит из-под контроля, коп отталкивает ее с дороги, и тогда я кричу: «Эй вы, не смейте толкать ее!» — «О! — усмехается он. — Просто сэр Галахэд». В 1956 году от копа еще можно было услышать нечто подобное: Рыцари Круглого стола и все такое. Это было еще до падения культурного уровня не только в колледжах, но и в полицейских участках. Ну в общем, он таки меня загреб. Велел мне собрать свои вещи и увел меня.

— Вместе с девушкой? — спросила Мишель.

— Нет. Он забрал только меня. «Оформи этого парня», — сказал он дежурному офицеру в участке на 96-й улице. Я струхнул, понятно. Входишь в участок и видишь внушительный письменный стол, а за ним сидит дежурный офицер, и этот внушительный стол как-то пугает. Я говорю дежурному: «Да все это яйца выеденного не стоит», но Абрамович гнет свое: «Пиши: уличные представления без лицензии, нарушение общественного порядка, сексуальные домогательства, словесные оскорбления, непристойное поведение. И сопротивление при аресте». Я понял, что меня засадят до конца жизни, и чуть умом не тронулся. «Что за чушь такая! Да я обращусь в Американский союз борьбы за гражданские свободы! Тогда вам всем крышка! — кричу я копам, сам уже обделался со страха, но кричу: — Да-да, именно, за гражданские свободы!» — «Эти мне красные ублюдки! Валяй, обращайся». — «Я не скажу ни слова, пока мне не предоставят адвоката!» Коп орет: «В задницу твоего адвоката! И тебя тоже! Нам адвокат не нужен. Мы тебя сейчас просто арестуем, коротышка, а уж адвоката наймешь, когда тебя судить будут». А сержант за письменным столом слушал, слушал и говорит: «Молодой человек, расскажите, что произошло». Я понятия не имею, что эта фраза значит, но повторяю снова и снова, как заведенный: «Я ничего не буду говорить, пока мне не предоставят адвоката!» Абрамович опять посылает всех подряд в задницу. Но тот, другой, спрашивает: «Что же все-таки случилось, сынок?» И я думаю: а он неплохой мужик, рассказать ему, что ли. И я говорю: «Слушайте, так и так. Вот так оно все и было. А этот — прямо взбесился. Что он, грудь, что ли, не видел? Да это же сплошь и рядом. Да молодые тискаются на каждом углу. Этот парень, видно, живет в Квинсе — ничего не видел. Не видал, как девчонки летом ходят? Все видали, кроме этого, который живет в Квинсе. Грудь — дело большое!» А этот Абрамовиц в ответ: «Это не просто женская грудь. Ты эту женщину не знаешь, никогда раньше ее не видел, ты расстегнул на ней одежду, ты достал грудь, она вообще не отдавала себе отчета в том, что ты с ней делаешь, ты ее отвлекал своим пальцем, и ты сделал ей больно». — «Я-то как раз не сделал ей больно — это вы сделали ей больно! Вы ее толкнули». Сержант за письменным столом говорит: «Вы хотите сказать, что совершенно раздели женщину на Бродвее?» — «Да нет же! Нет! Я всего лишь…» — И я еще раз объяснил, что произошло. Мужик даже ахнул от восхищения: «Как это вам удалось, на улице, с незнакомой женщиной?» — «В этом и состоит мое искусство, сержант». Это его окончательно убедило, — заключил Шаббат и увидел, что Мишель это тоже окончательно убедило. А Норман-то как доволен! Наблюдает с близкого расстояния, как я соблазняю его жену. Сильная все-таки вещь — этот прозак.