Татьяна Стекольникова - Здравствуй, Гр-р!

• Название: Здравствуй, Гр-р!
• Автор: Татьяна Стекольникова
• Жанр: Фэнтези

Всего несколько дней из жизни женщины. События, которые произошли совсем недавно. Или случились сто лет назад? Роман, в котором есть все: любовь, ревность и предательство, месть и убийство, зеркала и драгоценности, коты и домовые, мистика и тени, Нина и Гр-р…

---

— Так на бал поедете…

— Проводите меня к ней…

И мы пошли — Тюня впереди, а я за ней, думая, как обращаться к Марии Петровне — теперь-то я знала, что она моя прапрабабушка…

В ее комнате в мое первое посещение девятьсот девятого года я не была. И когда вошла, снова впала в ступор: я узнала те самые ампирные кресла и столик, которые стоят сейчас в моей мансарде.

Пока я их разглядывала, Мария Петровна, сидевшая за столиком, сказала:

— Хорошо, что ты зашла, Аня, надо решить, что с парюрой делать…

Леший его знает, что они под парюрой понимают… В наше время это слово как-то не в ходу. Чаще говорят "комплект украшений" или "гарнитур"… Мне, как литредактору, положено знать массу слов — даже те, которые не в ходу. Пришлось однажды работать над романом из старой жизни, так там описывались парюры — большая и малая. Большая — это когда женщина украшала себя с головы до ног, вернее, до рук: диадема, серьги, ожерелье, брошь, браслет, кольцо. В малую парюру могли войти два-три предмета из большой. Я подошла к столу. Перед Марией Петровной лежал знакомый мне футляр, похожий на готовальню — все его ячейки были заполнены: серьги, брошь и ожерелье с подвеской — голубовато-синий камень в виде капли.

— Ваш отец перед смертью распорядился разделить парюру между тобой и Полиной. Кому-то серьги и брошь, а кому-то — Царь Ночи.

— Что? — не поняла я. И продолжила:

— Вообще-то я пришла сказать, что опять у меня амнезия… Э-э-э… То есть ничего не помню… Вернее, помню только то, что было 20 ноября… И про Дашу знаю…

— А я-то надеялась, что с тобой больше этого не случится… Я вызову Алексея Эдуардовича…

— Не надо старика беспокоить… Лучше скажите, как мне увидеться с Сурминым…

— А это еще зачем?

— Хочу выяснить кое-что об убийстве Ивана Спиридоновича.

— Анна, тебе что, мало позора?

И прапрабабушка снова перешла на французский.

— Ба, ну не надо… Не понимаю я…

Мария Петровна так удивилась, что даже не стала следить за выражением своего лица. Может, все-таки лучше называть ее маман, как в прошлый раз?

— Маман, правда, не понимаю…

— Все-таки я извещу Алексея Эдуардовича… И отправлю Мордвиновым письмо, что мы не будем на вечере, — сошлюсь на твое нездоровье. Так даже лучше будет, чем слушать, как за спиной шепчутся. Полину только жалко — ей-то за что… Так ты не ответила, что с парюрой?

— Нет, вы скажите сначала, как с Сурминым связаться?

— Связаться? Это вступить в связь? Анна, ты действительно сумасшедшая… Ты же знаешь, Сурмин женат. Такая трагедия в семье…

— Да нет, связаться — это значит встретиться, переговорить… А что с его семьей?

— Все-таки не могу понять — притворяешься ты или нет… Тебе рассказывали, что прошлой зимой его жена с сыном, десятилетним мальчиком, оказались рядом с каретой, в которую бросили бомбу. Мальчик погиб на месте, а жена Арсения Венедиктовича с тех пор в кресле-каталке — не ходит, последствия ранения… Доктора сказали — до конца дней… Дочь у них еще — лет семи, наверное…

Вот, значит, как… А я, идиотка, что вытворяла… Я вспомнила свой "припадок", и мне стало стыдно…

— Вечер… Ничего отменять не надо! Это во сколько?

— В шесть. Но как ты там будешь — если не помнишь ничего и никого? Конфуз очередной…

— А вы приставьте ко мне Антона… Владимировича. Пусть подсказывает… И все-таки мне нужно переговорить с Сурминым…

— Хорошо. Пусть по-твоему будет…

Мы прошли в кабинет. Там было все по-прежнему — кроме телефона. Не знаю, где он находился в прошлый раз, но сейчас аппарат стоял на столе — приличных размеров полированный ящик, труба здоровенная — в форме английской "G", и никакого диска с дырками, чтобы набирать номер. Мария Петровна сняла трубку, крутанула ручку сбоку ящика и произнесла: "Квартира следователя Сурмина. Соедините, пожалуйста, побыстрее".

И затем пауза — минут на пять… Я порывалась заговорить, но Мария Петровна знаком велела молчать. Я послушалась и стала думать о том, как бы устроить так, чтобы поговорить с Сурминым наедине — похоже, прапрабабушка решила не выпускать прабабушку из поля зрения. Наконец, в трубке послышалось жужжание, даже отдельные слова можно разобрать:

"…у телефона… с кем имею…"

Маман назвала себя, и они с Сурминым долго обменивались любезностями, пока Марья Петровна не перешла к цели:

— Арсений Венедиктович, моя дочь Анна желает с вами поговорить. Она утверждает, это крайне важно.

Я прижала к уху тяжелую трубку:

— И не просто поговорить. Я прошу вас привезти мне кинжал, которым был заколот Стремнов…

— Но это… — следователь замолчал. Я ждала.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я буду у вас через два часа.

Я не знала, что делать с телефонной трубкой — может, надо было опять покрутить ручку, прежде чем класть ее на рычаг? Марья Петровна отобрала у меня трубку и положила на место.

— Я пришлю сюда Устю. Она отведет тебя в спальню и поможет переодеться.

И прапрабабушка бодро прошагала к двери. Там она обернулась и посмотрела на меня.

— Анна, не наделай глупостей… Я заметила, у вас с Сурминым друг к другу интерес появился, а ни тебе, ни ему эти отношения пользы не принесут. Разговаривай с ним в бильярдной. Надо бы мне присутствовать, но уверена, ты хочешь говорить с Арсением Венедиктовичем тет-а-тет, и тебя не остановить. Визит его не затягивай — парикмахер вот-вот будет. Тебя причешут последней — после Поли. Подумай о парюре…

И я осталась одна. В каком разрезе я должна была думать о парюре? Никакие парюры мне в голову не лезли — я волновалась перед встречей с Сурминым.

4. Я делю парюру и беседую с Сурминым.

Жать долго не пришлось. Явилась длиннокосая Устя-Тюня, и мы пустились в обратный путь — к моей спальне. Меня уже ждал наряд — строгое фиолетово-синее атласное платье с высоким воротом. Я безропотно вытерпела затягивание корсета и причесывание на скорую руку. Под конец процедуры пришла маман с футляром — и дался же ей этот футляр!

— Анна, надо все-таки решить…

— Да в чем там дело, с этим гарнитуром?

— Я должна разделить, но поровну не получается…

— Что — поровну?

— Как — что? Парюру…

— И в чем проблема?

— В том, что Царь Ночи сейчас стоит колоссальных денег — твой отец еще в молодости купил камень у одного адмирала… Алмаз огранили и нарекли Царем Ночи еще лет триста назад, а ваш отец заказал для него оправу и добавил колье, в котором тоже бриллианты, но, конечно, мелкие… Много после сделали брошь и серьги, подобрав похожие по цвету камни — сапфиры, аметисты… Та, которая получит бриллиант, будет иметь меньшую долю иного наследства…

Я взяла в руки футляр. Видела я бриллианты в Алмазном фонде — не считая тех, что в ювелирных магазинах. Но эти просмотры не научили меня приходить от камней в восторг. Работа ювелира — да. А камень — он камень и есть… Я потянула за бриллиантовую нить — вот он, Царь Ночи — почти с перепелиное яйцо камень в виде капли, голубоватый по краям и почти чернильной синевы в середине. Я сжала бриллиант в кулаке. Интересно, остались ли у меня в 1909 году паранормальные способности? Не успела я это подумать, как передо мной возник черный квадрат, за ним — другой, третий… Уходящая в бесконечность вереница черных квадратов… Я вспомнила, как сказал Гр-р: "Если человек мертв, ты видишь черный квадрат".

Не могла же я сделать Анну владелицей бриллианта, который ничего хорошего прежним хозяевам не принес? Похоже, камень с кровавым прошлым — вон какая очередь покойников! Да и против Полины я ничего не имела — ей такое сокровище тоже ни к чему.

— Маман, если право выбора за мной, я выбираю брошь и серьги. Но не отдавайте бриллиант Полине — избавьтесь от него… Поменяйте на что-нибудь, продайте — пусть будут деньги…

— Не могу — такова воля вашего отца. Царь Ночи должен быть у одной из его дочерей.

— Тогда скажите Полине — пусть продаст…

— Это решит Полина. Твоя часть вот. Можешь делать с украшениями что хочешь. Да, еще вот что… После Мордвиновых пусть вас с Полиной привезут домой — я встречу, самовар велю поставить. Сурмина пригласи…

И моя прапрабабка удалилась, забрав у меня колье с Царем Ночи и оставив взамен черный футляр — с одним пустым гнездом в виде капли.

Кто нас привезет? Когда? Откуда? Сказала бы толком… И как я следака буду приглашать — если не знаю, что и когда тут будет?

Я надела серьги и приколола брошь. Найдя себя, то есть, конечно, Анну, необыкновенно привлекательной, я самостоятельно отправилась в бильярдную — ждать Сурмина.

Я как раз пыталась подтащить к камину второе кресло, когда в комнате появился Сурмин. Он быстро прошел к камину, одним движением развернул кресло — и только потом слегка поклонился и поднес к губам мою руку. Руку Анны, конечно… Но заволновалась-то я, Нина. Громов на самом деле похож на прадедушку, правда, с разницей в пятнадцать лет… У меня случился дикий приступ головокружения — я на миг перестала понимать, где я, где Анна, и кто передо мной — Гр-р или его прадедушка. Пришлось упасть в кресло. Сурмин продолжал стоять. Вот это воспитание — ручки целует, пока не велят — не сядет! Я попросила его сесть, он занял кресло напротив и с явным удовольствием принялся помешивать каминными щипцами угли, ожидая, когда я начну разговор. Я вспомнила, как на том же месте, правда не в кресле, а на низеньком пуфике совсем недавно сидел адвокат, также ворошил угольки и уронил щипцы в камин. Могу поспорить, следак щипцы не бросит, что бы я ни сказала…