Татьяна Стекольникова - Здравствуй, Гр-р!

• Название: Здравствуй, Гр-р!
• Автор: Татьяна Стекольникова
• Жанр: Фэнтези

Всего несколько дней из жизни женщины. События, которые произошли совсем недавно. Или случились сто лет назад? Роман, в котором есть все: любовь, ревность и предательство, месть и убийство, зеркала и драгоценности, коты и домовые, мистика и тени, Нина и Гр-р…

---

— Ай-ай-ай! Все Громову расскажу…

Я не думала, что это подействует, но Морковка самостоятельно вылезла из чемодана и чинно уселась рядом, обернув лапы хвостом. Чемодан совсем маленький — из тех, что во времена моего детства почему-то называли балетками. У меня тоже такой имелся — я с большим шиком носила в нем фигурные коньки. Потом на смену балеткам пришли спортивные сумки — торбы, в них помещалось много чего, но выуживать необходимые вещи было неудобно, не то что из балетки: открыл — и все на виду. А вышедшие из моды балетки остались разве что у сантехников, которые таскали в них разводные ключи и запасные краны.

В балетке Луизы лежала большая и толстая книга — точно по размеру чемоданчика, — завернутая в газету "Правда". Я с трудом вытащила фолиант. Случайно или нет, но газета была за тот день, когда я родилась. Разворачиваю газету. Ангиус Дерамо. Практическая магия. Руководство для желающих освоить колдовские обряды. Санкт-Петербург. 1867 год. Печатается по тексту издания 1788 г. Париж.

В чемоданчике есть еще что-то — картонная папка с рисунками карандашом. На первом же — я. Преувеличенно, пугающе некрасивая и намного старше, чем в жизни. Но я. Намеренно прорисованы детали — ворот футболки, заколка в волосах. На отдельных листах — предметы одежды, обувь. Кроссовки. Джинсы. Бюстгальтеры (четыре варианта). Трусики (включая стринги). Моя любимая трикотажная ночная рубашка. На обороте всех рисунков тонким карандашиком, еле видно, но все-таки не ошибешься, написано: "А.Ф.Н., 1909".

И это еще не все: на дне чемодана — овальное настольное зеркало, а под ним — черный бархатный футляр, похожий на старую готовальню, и в нем — брошь, драгоценные бабочки на золотых стеблях. Та самая! Я принесла серьги, и они идеально поместились в небольшой ячейке рядом с брошью. Круглое гнездо с брошью и серьги заняли примерно три четверти футляра. На черном шелке осталось еще место — углубление в виде капли. Что там могло храниться? Других украшений, кроме серег и броши, что сейчас у меня, на Анне 20 ноября 1909 года не было.

2. Я смотрю в окно и вижу плоды своих желаний.

Я забралась с ногами на диван и раскрыла книгу: "Маг может воздействовать на инстинкты, чувства и разум людей посредством взгляда, слова или движения. И не только на людей, но и на природу, так как он воплощает в себе великую силу, данную ему свыше". Ну, допустим. А как воздействовать-то? Произносить заклинания, размахивать руками, варить лягушек с мухоморами и употреблять эту гадость внутрь?

Я подошла к окну. Моросил дождь. Ну и погодка в Энске… то снег, то дождь… Так. О чем я? Да, как воздействовать? Вот, к примеру, захочу я, чтобы во-о-он тот мужчина вдруг развернулся на 180 градусов и пошел в обратную сторону. И что, пойдет? Мужик в заметной красной куртке, которому я пожелала развернуться, вдруг застыл, как-то дернулся, по-солдатски сделал "нале-во", еще раз "нале-во" и строевым шагом зашагал… в обратную сторону! Да куда ж ты придешь-то? Стой! Мужик остановился… Иди, куда шел… Некоторое время красная куртка еще маячила среди мокрых кустов, но затем скрылась за пеленой дождя.

Я застыла возле окна, как гипсовая спортсменка, только прижимала к груди не весло, а старинную книгу. Мало того, что я теперь знаю, что делает человек, чью вещь я держу в руках, что могу дать в ухо с трех метров, что вижу мысли, так еще и людьми двигаю, как шахматными фигурами.

Какое-то время я тупо смотрела, как скатываются со стекла дождинки — как слезы. В своем возрасте я научилась кое-как контролировать речь — сначала думаю, а потом говорю. И то не всегда… Бывает, что и сорвется… Но контролировать мысли? И что, мне теперь никого и в мыслях нельзя послать куда подальше — уйдут и не вернутся?

Я снова открыла книгу — наугад. Как работать с зеркалами. Уже кое-что. Если перевести на современный язык, смысл в том, что любая отражающая поверхность может стать для мага порталом в другую реальность. Портал у меня уже есть — в спальне. Как сказала Тюня, дверь в прошлое. Для чего Луиза положила в чемодан еще одно зеркало? Я в него смотреть не буду, пока не узнаю, в чем там фишка. Но в книге про это ничего нет.

Я посмотрела на часы — пять вечера. Как быстро время прошло — вот только что было два. Не может быть, чтобы я с книгой у окна провела три часа. От силы двадцать минут… А вдруг я за свои эксперименты расплачиваюсь временем собственной жизни? Я засунула книгу в желтый чемодан, туда, где неизвестно для чего лежало зеркало, и щелкнула замком на крышке. Спрячу подальше…

Газету, рисунки и брошь я решила показать Гр-р. Интересно, что он скажет?

3. Я убеждаю Гр-р в пользе двигательной активности.

Гр-р все не шел. Я ждала его и болталась по дому, не в состоянии найти себе дело. Потрясение от моих занятий у окна было слишком сильным. Морковка маялась вместе со мной. Я открыла входную дверь и послушала, не идет ли Гр-р. Раз по двадцать я подошла к каждому окну. Я даже пыталась завести Федю, но не смогла прочитать ни строчки, открыв текст. Окончательно выбившись из сил, я легла на диван — и, что называется, вырубилась. Я понимала, что вижу сон, и, тем не менее, воспринимала его как реальность. Я лежу на диване, а рядом, наклонившись надо мной, стоит женщина и не моргая смотрит мне в лицо. Я чувствую колебание воздуха, вызванное ее дыханием и движением, слышу шорох ее одежды. Мне страшно, потому что я не могу понять, кто эта женщина: непрерывно изменяются не только черты лица, но и его выражение. Вот равнодушная Анна… Вот издевательски хохочет Полина… Вот подмигивает старая ведьма Аделина. А это… Это же я — в ужасе смотрю на себя… Одновременно я видела эту картину со стороны: себя, лежащую без движения, и женщину рядом. Вот сейчас она протянет руку — и произойдет что-то непоправимое и страшное. Я знала, что рука эта холодна, как у покойника. Более того, я знала, что женщина и есть сама Смерть. Но я не могла пошевелиться, закричать или иначе остановить ее. Как бывает во сне: надо проснуться, а не можешь…

Мне все-таки удалось закричать — или мне приснилось, что я закричала?

Гр-р тряс меня за плечи:

— Нина, очнись! Что с тобой?

Я никак не могла отогнать от себя Аделину-меня-Анну-Полину. Теперь меняющийся призрак кривлялся передо мной, показывал язык и хихикал, и я видела его так же хорошо, как Гр-р. Что-то новенькое… Но я точно знала, что не сплю. Мысль, сказал Карп, все может… И я мысленно размазала распоясавшийся призрак по Сахаре. Возможно, надо было выбрать другой географический объект, но мне в голову ничего более подходящего не пришло. С Сахарой тоже получилось неплохо — возле меня остался один Гр-р.

Я не буду втягивать в это Громова — уж очень сильно сон с призраками смахивает на сумасшествие. Кошмары у всех бывают, но не такие же…

— Ты бледная, что случилось?

— Кошмар приснился…

— Какой же это должен быть кошмар, чтобы сознание потерять?

— А ты как тут оказался?

— Услышал, что в подъезде мяукает кошка. Вышел и увидел, что это Морковка. Взял ее и поднялся к тебе. Дверь открыта. Я зашел. Морковка понеслась прямиком сюда. Ты в обмороке… Я вызвал "скорую"…

— Гр-р, все нормально… Обними меня… И поцелуй.

Громов целовал меня, и я чувствовала, как отступает холод, в который я чуть было не провалилась навсегда.

На "скорой" приехал тот самый врач, который констатировал смерть Луизы полгода назад. Громов объяснил, в каком состоянии нашел меня, заодно представил мне доктора — Андрей Андреевич. Этот Андрей Андреевич послушал мое сердце, сосчитал пульс, измерил давление и заявил, что у меня гипотонический криз.

— Наверное, систематически недосыпаете, — сказал он мне, но посмотрел при этом на Громова. — Вот давление резко и упало…

— Сон, покой, ну, еще можно пятьдесят грамм… — мечтательно закончил доктор. По тому, как он это сказал, было видно, что он человек пьющий, а ему эти пятьдесят грамм нельзя — дежурство только началось, и неизвестно, что впереди, а на пятидесяти граммах Андрей Андреевич никогда не останавливается…

Проводив врача, Гр-р вернулся, полный решимости стоять на страже моего покоя:

— Я переночую у себя… А ты как следует выспишься…

Еще чего… Переночует он у себя… Как бы не так…

— Лучшее лекарство от гипотонии — двигательная активность.

— Да? А я не слышал, чтобы доктор об этом говорил…

— Он ГОВОРИЛ…

— Я ему позвоню и спрошу…

— Конечно, позвонишь, только чуть позже.

— А сейчас что?

— А сейчас — сюрприз!

Гр-р не разрешил мне встать и сам принес на диван папку с рисунками, газету и футляр. Я сказала, что все это нашла в стене по наводке Морковки.

— Ну вот, теперь я знаю, когда у тебя день рождения, — сказал Громов, глядя на газету.

— А то ты не знал… Ты это знал, даже когда еще меня не видел… Подумай лучше, почему эта газета у Луизы оказалась?