Хорхе Борхес - Новая встреча. Неизданные беседы

• Название: Новая встреча. Неизданные беседы
• Автор: Хорхе Борхес
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-89091-243-7

В беседах с Освальдо Феррари великий писатель, подтверждая свою блестящую эрудицию, предстает как непревзойденный мастер устного жанра.

---

Она называется «Борхес и кино».

Да, я совсем забыл. Козаринский разговаривал со мной, и я должен был сказать ему, что в журнале «Сур» я напечатал совсем немного заметок о кино и что лучше бы просмотреть журнал «Мегафон» (ужасное название) Зигфрида Радаэлли и еще один, которым руководил Карлос Вега, музыкальный критик. Однажды я привел Карлоса Бегу в дом к Паредесу, и Паредес исполнил милонги, которые Карлос Вега не знал и которые назывались… они назывались по именам уже забытых пайядоров. Ведь это замечательно, что забытые музыканты продолжают жить в музыкальном произведении.

Я заметил, Борхес: едва только разговор заходит о давнем прошлом, вы начинаете говорить о книгах, а не о кино.

Как бы там ни было, для меня ни один фильм не идет ни в какое сравнение с Британской энциклопедией, или с энциклопедией Брокгауза, или с энциклопедией Гарзанти; и никакие наши истории не сравнятся с историей философии.

И вместе с тем вы, несомненно, интересовались кинофильмами.

Да, они мне до чрезвычайности нравились, в кинотеатры я ходил два-три раза в неделю. Фильмы связаны у меня также с воспоминаниями о друзьях; я вспоминаю Мануэля Пейру, Нору Ланге…[199]

Биой Касареса.

Да, несколько раз мы ходили в кино втроем — вместе с Сильвиной Окампо. А я ведь совсем забыл об этом. Моим родителям кино тоже очень нравилось. Помню, однажды мы пошли в кино вчетвером, вместе с Карлосом Мастронарди[200], кино еще было немым, показ картины сопровождался игрой таперов. В тот раз фильм почему-то все не начинался, и таперы играли «Мужчину из Междуречья». Карлос Мастронарди, а он был уроженцем Междуречья, посмотрел на моего отца, а он тоже был уроженцем Междуречья, и сказал ему: они узнали нас, доктор.

23. Еще одна беседа о Поле Груссаке

Освальдо Феррари: Однажды, когда мы с вами, Борхес, говорили о Поле Груссаке, я сказал вам: у меня создается впечатление, что вы считаете его прежде всего стилистом.

Хорхе Луис Борхес: Да, я полагаю, что самое важное в нем — это стиль. Правда, я мог бы то же самое сказать и об Альфонсо Рейесе. Если в качестве главного инструмента писатель выбирает стиль, то сам стиль становится более важен, чем то, что писатель хотел бы поведать своим читателям; создать свой стиль — это уже много. Кроме того, Поль Груссак был учителем нас всех… за образец он взял французский язык. Он считал, — и я думаю, с полным для этого основанием, — что испанский, то есть кастильский, язык не отшлифован столь тщательно, как французский. Поэтому он и взял французский за образец. И считал, что если в кастильском языке можно будет добиться такой же краткости, как во французском, такого же изящества и сдержанности, это уже будет значить много. То, что он сделал, оказало влияние на всех писателей — вне зависимости от того, читали они Груссака или нет. Нет сомнения, одно из важнейших течений в испанской литературе — это модернизм; как указывает или как замечает в своей «Краткой истории модернизма» Макс Эрикес Уренья[201], это течение, повлиявшее на великих поэтов Испании, зародилось по эту сторону Атлантики; вспомним великие имена: Рубена Дарио, которого Лугонес называл своим учителем, вспомним самого Леопольдо Лугонеса, Хаймеса Фрейре[202] и еще многих других… Все они были нашими писателями, писателями Америки, а позже повлияли на великих поэтов Испании. Я вспоминаю свой разговор с одним из крупнейших испанских поэтов — с Хуаном Рамоном Хименесом; он говорил мне, что был изумлен, когда читал книгу Лугонеса «Золотые горы», опубликованную в 1897 году. Он давал читать эту книгу своим друзьям, и они тоже изумлялись. Позже Хуан Рамон Хименес стал… да, он как поэт превзошел Лугонеса; но это не должно нас смущать, Лугонес все же был раньше него. Конечно, можно сказать, что модернисты просто-напросто подражали Вердену и Гюго; но ведь нет, наверное, труднее задачи, чем перенести музыку с одного языка на другой; и кастильская проза Груссака — это превосходная французская проза, написанная на языке, на котором раньше подобных попыток никто не решался сделать. Если бы мне пришлось выбирать какую-либо одну книгу Груссака, для своей «Библиотеки»[203], которую намереваюсь издавать, я выбрал бы «Литературную критику». В этой книге есть две великолепные статьи о Сервантесе — лучшее, что я когда-либо читал о Сервантесе. И кроме того, в этой книге, во всей книге, как правило, нет каких-либо преувеличений и безапелляционных утверждений; он говорит о книгах уважительно. Одна из опасностей кастильского языка состоит в том, что на этом языке очень легко говорить помпезно. Но в случае с Груссаком такого не происходит; для него кастильский — инструмент точности и ясности; он шлифовал его тщательно. Судьба Поля Груссака не сравнима ни с какой другой; он мог бы стать во Франции знаменитым писателем; но выбрал себе иной путь: он решил перенести сдержанную строгость французского языка…

На берега Ла-Платы.

И на берега всей Южной Америки; не забудем, что его учеником был Альфонсо Рейес, один из крупнейших писателей Америки. Груссак написал однажды: «Быть знаменитым в Южной Америке — значит остаться неизвестным». И это было в те годы чистой правдой; сейчас уже по-иному, сейчас южноамериканский писатель может стать известным всему миру; но в его эпоху такого нельзя было себе и представить. Груссак, конечно, чувствовал себя обманутым, но он не знал, что ему была уготована другая судьба: быть миссионером французской культуры здесь, в Южной Америке. И нет сомнения в том, что французская культура оказала на нас благотворное воздействие, а затем оказала такое же воздействие и на Испанию; хотя географически Испания находится рядом с Францией, она намного дальше от Франции, чем мы, чем Южная Америка. Во всяком случае, так было прежде. Сейчас в Южной Америке, к сожалению, утрачен интерес к французской культуре. Утверждают, что французский язык сейчас вытеснен английским, но это неверно; французский изучали для того, чтобы наслаждаться самим французским языком, а английский учат не для того, чтобы наслаждаться творениями Де Куинси, или Шекспира, или кого-либо другого; его учат с деловыми целями. А это, согласитесь, не одно и то же. Груссак был, кроме всего прочего, замечательным историком, я хотел бы напомнить сейчас о его биографии Линье[204] — это великолепная книга; и еще хочу вспомнить его эссе, составившие книгу «Интеллектуальное путешествие». Название — не слишком удачное, но сама книга — превосходная, великолепны в ней и очерки по истории Аргентины. Читать эту книгу легко и приятно, а ведь писалась она в ту пору, когда испанский язык был склонен к… все стремились писать в стиле барокко, иначе говоря: пышно и помпезно. А Груссак писал не помпезно, а ясно и точно, и к тому же с иронией.

Вероятно, именно то, что за образец он взял французскую культуру, заставило его отрицать североамериканскую литературу прошлого века?

Наверное, вы правы; иначе его негативное отношение к североамериканской литературе — не объяснить.

Ясно.

У него был культ Шекспира, унаследованный, вероятно, от Гюго; Шекспир для Груссака был величайшим писателем. Я помню его великолепное эссе

«Буре» Шекспира, оно включено в книгу «Литературная критика»; и еще — эссе о Фрэнсисе Бэконе. Его, Груссака, суждения были до чрезвычайности верны и точны. Его книги читаются с огромным удовольствием. Я убедился, что в Аргентине удовольствие от испанской литературы получают только подготовленные читатели, нам надо затратить некоторое усилие, чтобы суметь насладиться испанской литературой; а французская литература не требует никакого усилия; кажется, так же происходит и с итальянской, и с английской. Но на первом месте — французская. А чтение испанской литературы уже требует усилий. Однажды я говорил об этом с Альфонсо Рейесом, и Рейес ответил: причина здесь, вероятно, кроется в том, что когда латиноамериканец читает книгу на французском, он не забывает, что книга написана на другом языке, написана человеком из другого мира; и он ищет различия со своим языком, со своей жизнью. А если он читает испанскую книгу, то, поскольку книга написана на родном для него языке, постоянно встречает несоответствия своей жизни, и эти несоответствия его шокируют, обескураживают. Рейес сказал: когда мы читаем испанскую литературу, мы стараемся осознать, что у нас общее с испанцами и что различное. А если мы ищем только то, что нас отличает, и вдруг обнаруживаем, что на самом деле это нам вовсе не чуждо, это нам понятно, то мы благодарны автору за такую книгу.

В книгу Груссака для своей «Личной библиотеки» кроме «Литературной критики» вы включили «Интеллектуальное путешествие» и «От Ла-Платы до Ниагары»?

Да.

То, что вам больше всего по душе?