Алексей Павлюков - Ежов. Биография

• Название: Ежов. Биография
• Автор: Алексей Павлюков
• Издательство: Захаров
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8159-0686-0

Имя Николая Ивановича Ежова известно почти любому человеку в нашей стране и многим за ее пределами. В данной книге на основе никогда ранее не публиковавшихся архивных документов, в том числе и материалов его 12-томного следственного дела, рассказывается об основных этапах жизни Н. И. Ежова, при этом первоочередное внимание уделяется его деятельности на посту наркома внутренних дел СССР в период массовых репрессий конца 30-х гг. прошлого века.

Другим главным действующим лицом книги является И. В. Сталин, который, говоря словами известного советского писателя А. А. Фадеева, «выращивал Ежова, как садовник выращивает облюбованное им дерево».

Взаимоотношения этих двух людей, начиная с момента расследования обстоятельств убийства С. М. Кирова в декабре 1934 г. и вплоть до финальной точки, поставленной в феврале 1940 г., являются важной сюжетной канвой данного исторического исследования.

---

При этом Томский вместе с наркомом связи Рыковым будто бы должны были в момент единовременного выступления в Москве, Ленинграде и Киеве обеспечить заговорщиков необходимыми средствами связи — радиостанциями и телеграфом. Эту часть плана Томский якобы брался осуществить при помощи группы единомышленников из числа правых, работающих в органах связи.

«Мы — я, Пятаков и Томский, — предполагали в случае благоприятного… развертывания событий объявить в виде временной меры военную диктатуру во главе с Пятаковым… Осуществление террористических актов над руководством партии и правительства мы намерены были выдать за посягательство белогвардейцев на жизнь руководителей и организаторов Октябрьской революции и, пользуясь возникшим смятением среди руководителей партии и правительства, призвать население страны сплотиться вокруг лозунга защиты Октябрьской революции. Главным требованием должно было быть требование расширить состав руководства партии и правительства с привлечением в него Зиновьева, Каменева, Сокольникова, Пятакова, Рыкова, Томского. Мы считали, что привлечь Троцкого сразу после совершенного переворота по соображениям тактическим нельзя будет и что это станет возможным после укрепления положения блока.

На этих же встречах, — продолжал Сокольников, — мы намечали поручить Бухарину и Радеку составление проектов двух манифестов от имени временного правительства для распространения их в случае успеха нашего заговора. Один документ предназначался для СССР, другой — для капиталистического мира»{196}.

8 сентября 1936 г. Прокурор СССР А. Я. Вышинский в присутствии начальника Экономического отдела ГУГБ НКВД Д. М. Дмитриева и начальника одного из отделений Экономического отдела И. И. Чертока встретился с Сокольниковым, и в ходе их беседы тот подтвердил свои показания и заявил, что готов повторить их и на очных ставках. Вечером того же дня в кабинете Ежова в присутствии Кагановича и Вышинского состоялись очные ставки Сокольникова сначала с Рыковым, затем с Бухариным. Сокольников повторил все еще раз, после чего и Рыков, и Бухарин задали ему один и тот же вопрос: почему, неоднократно встречаясь с ними, он ни разу даже не намекнул о своем участии в деятельности троцкистско-зиновьевской организации, о ее замыслах и вообще не попытался хоть когда-нибудь поговорить с ними на соответствующие темы.

Сокольников объяснил это соображениями конспирации.

После проведения очной ставки Вышинский, Каганович и Ежов побеседовали отдельно с Рыковым и Бухариным. Те продолжали настаивать на своей невиновности, при этом Бухарин заплакал и заявил, что при таких обвинениях он готов пойти на крайние меры, так как не может жить под постоянным подозрением.

В конце концов, убедившись, что все утверждения Сокольникова об участии Бухарина и Рыкова в деятельности троцкистско-зиновьевского блока основываются на свидетельствах третьих лиц (покойного Томского, расстрелянного Каменева и др.), Ежов и Каганович поняли, что ничего серьезного инкриминировать бывшим лидерам правых пока невозможно, и поручили Вышинскому сделать соответствующее объявление в прессе. 10 августа 1936 г. в «Правде» было помещено заявление Прокуратуры СССР, в котором, в частности, говорилось:

«Следствие не установило юридических данных для привлечения Н. И. Бухарина и А. И. Рыкова к судебной ответственности, в силу чего настоящее дело дальнейшим следственным производством прекращается».

Внешне все закончилось победой Бухарина и Рыкова, однако слова об отсутствии юридических данных, которые они были готовы рассматривать как отказ от подозрений в их адрес, на самом деле означали лишь признание недостаточности собранных улик.

Но если с лидерами правых было еще не все ясно, то по поводу таких видных в прошлом троцкистов, как Г. Л. Пятаков и К. Б. Радек, сомнений не возникало. Показаний об их «преступной» деятельности скопилось более чем достаточно, и пришло время как-то определиться с их дальнейшей судьбой. В письме к Сталину от 6 сентября 1936 г. Ежов писал:

«Сейчас я ни на минуту не сомневаюсь в том, что Радек и Пятаков, как и Сокольников, являются действительными руководителями контрреволюционной банды троцкистов и зиновьевцев после кировских событий[44].

Мне понятны трудности, связанные с их арестом, с точки зрения общественного мнения за границей. Новый процесс затевать вряд ли целесообразно. Арест и наказание Радека и Пятакова вне суда несомненно просочатся в заграничную печать. Тем не менее на это идти надо. Все равно вся заграничная печать пишет и утверждает, что Радек и Пятаков давным-давно арестованы»{197}.

Согласие вождя было получено, и в ночь с 11 на 12 сентября 1936 года Пятаков, находившийся в это время в служебной командировке под Нижним Тагилом, был арестован. Пять дней спустя арестовали и Радека. Однако, помимо лидеров бывшей троцкистской оппозиции, нужно было решить, что делать со всеми остальными троцкистами и зиновьевцами. Несколько сотен их арестовали в ходе подготовки к только что закончившемуся процессу, другие находились в изоляторах и ссылке, и было ясно, что в новых условиях этого наказания для них совершенно недостаточно.

Решение данного вопроса было возложено на комиссию в составе Ежова, Вышинского и Ягоды.

«Стрелять придется довольно внушительное количество, — писал Ежов Сталину 6 сентября 1936 г. — Лично я думаю, что на это надо пойти и раз навсегда покончить с этой мразью. Понятно, что никаких процессов устраивать не надо. Все можно сделать в упрощенном порядке по закону от 1 декабря [1934 г.] и даже без формального заседания суда»{198}.

Подработав эту идею, Ежов некоторое время спустя представил на утверждение вождя проект решения Политбюро поданному вопросу. В нем говорилось:

«1. До последнего времени ЦК рассматривал троцкистско-зиновьевских мерзавцев как передовой политический и организационный отряд международной буржуазии. Последние факты говорят о том, что эти господа скатились еще больше вниз, и их приходится теперь рассматривать как шпионов, разведчиков, диверсантов и вредителей фашистской буржуазии в Европе.

2. В связи с этим необходима расправа с троцкистскими мерзавцами, охватывающая не только арестованных, следствие по делу которых уже закончено, и не только подследственных вроде Муралова[45], Пятакова, Белобородова[46] и других, дела которых еще не закончены, но и тех, которые были раньше высланы.

3. В общей сложности расстрелять не менее тысячи человек. Остальных приговорить к 8-10 годам заключения, плюс столько же лет ссылки в северные районы Якутии»{199}.

Третий пункт был Сталиным исключен, а первые два были утверждены решением Политбюро, принятым 29 сентября 1936 года. По-видимому, вождь решил, что не пристало высшему партийному органу регулировать, пусть даже сверхсекретными решениями, количество уничтожаемых политических противников. Все это нетрудно было сделать в рабочем порядке без излишней огласки, и уж сколько человек придется расстрелять, а сколько отправить в лагеря — подскажет сама жизнь.

* * *

Помимо участия в решении общеполитических вопросов, Ежов в сентябре 1936 года вплотную занимался и одной сугубо конкретной проблемой. Следствие по делу троцкистско-зиновьевского центра со всей очевидностью показало, что некоторые руководящие кадры НКВД уже не отвечают тем требованиям, которые предъявляет к ним руководство страны. Органам госбезопасности приходилось решать теперь гораздо более сложные, чем раньше, задачи, поскольку бороться приходилось уже не только с остатками враждебных классов или иностранной агентурой, но и с «заговорщиками» и «вредителями» внутри самой партии. Однако всерьез заниматься данной проблематикой многим чекистам, судя по всему, не хотелось, что наглядно продемонстрировало и расследование обстоятельств убийства С. М. Кирова и только что закончившийся процесс троцкистско-зиновьевского центра. В своем уже не раз упоминавшемся письме к Сталину от 6 сентября 1936 г. Ежов, помимо прочего, писал:

«Хочу Вас подробно проинформировать о внутренних делах ЧК. Там вскрылось так много недостатков, которые, по-моему, терпеть дальше никак нельзя. Я от этого воздерживался до тех пор, пока основной упор был на разоблачение троцкистов и зиновьевцев. Сейчас, мне кажется, надо приступить и к кое-каким выводам из всего этого дела для перестройки работы наркомвнудела.

Это тем более необходимо, что в среде руководящей верхушки чекистов все больше и больше зреют настроения самодовольства, успокоенности и бахвальства. Вместо того, чтобы сделать выводы из троцкистского дела и покритиковать свои собственные недостатки, исправить их, люди мечтают теперь только об орденах за раскрытое дело. Трудно даже поверить, что люди не поняли, что в конечном счете это не заслуга ЧК, что через 5 лет после организации крупного заговора, о котором знали сотни людей, ЧК докопалось до истины»{200}.