Алексей Павлюков - Ежов. Биография

• Название: Ежов. Биография
• Автор: Алексей Павлюков
• Издательство: Захаров
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8159-0686-0

Имя Николая Ивановича Ежова известно почти любому человеку в нашей стране и многим за ее пределами. В данной книге на основе никогда ранее не публиковавшихся архивных документов, в том числе и материалов его 12-томного следственного дела, рассказывается об основных этапах жизни Н. И. Ежова, при этом первоочередное внимание уделяется его деятельности на посту наркома внутренних дел СССР в период массовых репрессий конца 30-х гг. прошлого века.

Другим главным действующим лицом книги является И. В. Сталин, который, говоря словами известного советского писателя А. А. Фадеева, «выращивал Ежова, как садовник выращивает облюбованное им дерево».

Взаимоотношения этих двух людей, начиная с момента расследования обстоятельств убийства С. М. Кирова в декабре 1934 г. и вплоть до финальной точки, поставленной в феврале 1940 г., являются важной сюжетной канвой данного исторического исследования.

---

Обратились к телефонистке, однако здесь чекистов ждало разочарование. То ли Авдеева назвала не ту фамилию, то ли 19-летняя Мария Кочетова оказалась слишком крепким орешком, но только добиться от нее признательных показаний не удалось, как ни старались.

2 февраля 1935 г., докладывая Сталину о первых результатах проводимого расследования, заместитель наркома внутренних дел СССР Я. С. Агранов отмечал среди прочего: «Кочетова пока откровенных показаний не дает»{134}. Она их и не дала, но задержки не произошло, так как в распоряжении следователей находились и другие (помимо Авдеевой) уборщицы, об антисоветских разговорах которых сообщала их бдительная коллега.

Следы привели в правительственную библиотеку, одна из сотрудниц которой, как выяснилось, тоже рассказывала сослуживицам о неестественной смерти жены Сталина. Библиотекарша сообщила, что получила эти сведения от своего брата А. И. Синелобова, работающего секретарем для поручений коменданта Кремля, тот сослался на помощника коменданта Кремля В. Г. Дорошина… Таким образом, уже через полторы недели после начала работы были выявлены два очага распространения антисоветских слухов: правительственная библиотека и комендатура Кремля. Эти две организации и стали основными объектами того расследования, которое на ближайшие три месяца превратилось в первоочередную задачу главного охранного ведомства страны.

«Серьезная контрреволюционная работа», скрывающаяся, по мнению Сталина, за болтовней кремлевской обслуги, по понятиям 1935 года подразумевала в первую очередь террористические намерения, которые следствию и предстояло теперь обнаружить. С учетом ленинградского опыта, никакие сроки расследования уже не устанавливались, и чекисты получили возможность работать в спокойной обстановке, без суеты.

Первые три-четыре недели ушли на то, чтобы в самом общем виде разобраться с ситуацией, произвести аресты тех работников кремлевских учреждений и связанных с ними лиц, на которых какие-то компрометирующие сведения уже имелись или были получены в ходе начавшихся допросов, выявить круг их общения, политические взгляды ближайших родственников и знакомых и наметить хотя бы в самом общем виде основные направления дальнейшего расследования.

Сначала все разговоры сводились к выяснению того, кто и от кого слышал об обстоятельствах смерти жены Сталина, кому сам в свою очередь передавал эту «контрреволюционную клевету», и какие вообще «антисоветские» разговоры велись между сотрудниками и их знакомыми. Долго довольствоваться такой вегетарианской пищей чекисты, конечно, не могли, и допросы, проведенные 8–9 февраля 1935 г., демонстрируют первые, попытки следствия заняться, наконец, серьезной работой.

Узнав, что после убийства С. М. Кирова сотрудницы библиотеки вели разговор о возможности аналогичного покушения в Кремле, начальник Секретно-политического отдела ГУГБ НКВД Г. А. Молчанов и его заместитель Г. С. Люшков начинают активно разрабатывать эту тему. Из протокола допроса Е. Ю. Раевской от 8 февраля 1935 года.

«Вопрос: В связи с изменением системы охраны Кремля вы вели разговоры о возможности осуществления террористического акта против членов правительства в Кремле. Расскажите, с кем и когда вы вели подобные разговоры.

Ответ: В связи со строгостью охраны Кремля я высказывалась, что затрудняется совершение террористического акта против членов правительства в Кремле. Сказала я это в связи с замечанием сотрудницы библиотеки Змеиной по поводу убийства тов. Кирова, что ленинградцы всегда хвастали, что в Смольный легче пройти, чем в Кремль…

Вопрос: С какой целью вы вели разговор о затрудненности совершения террористического акта в Кремле против членов правительства?

Ответ: Определенной цели у меня не было.

Вопрос: Как же это может быть, чтобы разговор о возможности совершения террористического акта против членов правительства велся без всякой цели. Дайте правдивое объяснение на поставленный вам вопрос.

Ответ: Повторяю, определенной цели у меня не было»{135}.

На следующий день те же следователи общались со слушателем Военно-химической академии РККА В. И. Козыревым. Перед этим от арестованного помощника коменданта Кремля В. Г. Дорошина были получены показания о том, что об обстоятельствах смерти жены Сталина он рассказывал своему земляку В. И. Козыреву, «который враждебно настроен по отношению к политике советской власти и партии». Сам Козырев признался, что полученными от Дорошина сведениями он в свою очередь поделился со своим знакомым, работником Разведупра РККА М. К. Чернявским, и несколькими слушателями Военно-химической академии, после чего ему был задан вопрос, ставший с того времени одним из наиболее популярных в арсенале следствия:

«Признаете ли вы, что систематически распространяемая вами и вашими единомышленниками троцкистская клевета против руководителей ВКП(б) вызывала озлобление и порождала в среде ваших единомышленников террористические настроения в отношении руководителей ВКП(б)»?{136}

Козырев, как до этого и Раевская, следствию ничем помочь не захотел, но начало было положено, и в скором времени террористическая тематика начинает приобретать вполне конкретные очертания, вовлекая в свою орбиту самых разных людей.

Разбираясь с правительственной библиотекой и ее работниками, чекисты узнали, что полтора года назад одна из сотрудниц, Е. К. Муханова (кстати, «бывшая дворянка», то есть «социально-чуждый элемент»), уволилась в связи со слухами о ее якобы службе во время Гражданской войны в контрразведке чехословацкого корпуса, воевавшего на стороне белых. Муханову арестовали, и в ходе допросов выяснилось, что в 1933 году, во время отдыха на одном из курортов, она познакомилась с сотрудницей английского консульства Н. К. Бенгсон, русской по происхождению, вышедшей замуж за иностранца. Муханова сообщила, что рассказывала Бенгсон о своей работе в Кремле, и поначалу следователи, похоже, собирались поработать над версией о шпионаже в пользу англичан, но затем решили, видимо, не отвлекаться на второстепенные темы. За Муханову взялись всерьез, и 23 февраля 1935 года в распоряжении чекистов оказалось, наконец, первое за весь месяц следствия признание в терроризме.

Два года спустя, уже отбывая наказание, Муханова рассказывала одному из заключенных:

«Мне грозили расстрелом, арестом всей семьи, не давали спать, кричали и ругались отборной площадной бранью. В конце концов я не выдержала и сдалась… Я потеряла власть над собой и стала подписывать все, что велят»{137}.

А подписывать ей пришлось, в частности, вот что:

«… Бенгсон высказывала злобные контрреволюционные настроения по всем вопросам политики советской власти… Она говорила мне, что во имя России надо быть готовым идти на все, вплоть до физического уничтожения врага… она считала наиболее действенным способом борьбы с советской властью — террор… Бенгсон говорила мне, что нужны смелые люди, которые могли бы пожертвовать собой, чтобы спасти Россию. Спасение России Бенгсон видела в убийстве Сталина…. Она меня расспрашивала, вижу ли я Сталина в Кремле, где он бывает, куда ездит…. Я выяснила, что Сталин живет либо в Кремле, либо на даче, что секретариат его находится в Кремле, что помещение, в котором работает Сталин, изолировано от всех прочих учреждений Кремля… Бенгсон интересовалась, есть ли у меня знакомые среди военных, несущих охрану Кремля…»

«Вопрос: Таким образом вашими показаниями сегодня и вашими показаниями от 10 февраля устанавливается, что вы по заданию сотрудницы английского консульства Бенгсон вели активную контрреволюционную деятельность и участвовали в подготовке террористического акта над тов. Сталиным. Признаете ли вы себя в этом виновной?

Ответ: Признаю себя виновной в том, что дала согласие на ведение контрреволюционной работы против Советской власти сотруднице английского консульства в Москве белогвардейке Нине Конрадовне Бенгсон, с которой я познакомилась в октябре 1933 г. в доме отдыха ГАБТ СССР в Макопсе. Я участвовала в подготовке Бенгсон террористического акта над Сталиным и выполняла задания Бенгсон по выяснению возможности осуществления теракта. Для этого я сама и через своих знакомых по Кремлю добывала ряд секретных сведений, в частности, об охране Кремля и личной охране Сталина и передавала эти сведения Бенгсон»{138}.

Тему подготовки покушения на Сталина по заданию английской разведки чекисты сохранят как резервную, но все же главных заговорщиков нужно было отыскать среди собственных граждан, ведь не по заданию же англичан по Кремлю распускались «контрреволюционные» слухи.