Николай Ашукин - Брюсов

• Название: Брюсов
• Автор: Николай Ашукин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02675-6

Автора книги Н.С.Ашукина можно по праву назвать первым брюсоведом, который еще в 1927 году подготовил к печати рукописи Брюсова "Из моей жизни" и "Дневники". На протяжении всей своей жизни он занимался изучением творчества этого поэта и писателя. Настоящая биография лидера русских символистов, писателя, переводчика, редактора и издателя Валерия Яковлевича Брюсова в своем роде уникальна. Она состоит только из документов и архивных материалов, среди которых письма и дневники писателя, воспоминания современников.

Р.Л.Щербаков, который считал себя учеником Н.С.Ашукина, продолжил работу над книгой своего учителя, дополнил ее новыми материалами. Хочется верить, что книга будет полезна и интересна как специалистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся творчеством Валерия Брюсова.

---

Вот почему, решившись впервые соединить все, написанное мною, в форме «Собрания сочинений», я счел своим долгом внимательно обдумать и план, и состав издания. Я постарался расположить написанное мною в определенном порядке, который облегчил бы читателю, — когда собрание сочинений будет закончено, — возможность понять то, что мне хотелось сказать ему. Вместе с тем, я решил воспользоваться этим случаем (как всегда пользовался им раньше при переиздании отдельных моих книг) для того, чтобы вновь пересмотреть сделанное мною, кое-что удалить, иное, если то возможно, исправить, многое же добавить. <…>

К некоторым томам — это относится особенно к сборникам стихов — я приложил не только «библиографические примечания» (которые, конечно, самому мне составить было легче, чем кому-либо другому), но и небольшое собрание «вариантов», — стихов, которые при переиздании отдельных сборников подвергались переделкам. Я прошу не видеть в этом излишнего авторского самолюбия, придающего цену каждой написанной строчке. Но теперь, в годы, когда уже наступает время критически отнестись к своему прошлому, перечитывая, после длинного промежутка времени, различные редакции одного и того же стихотворения, я не всегда нахожу наиболее удачной последнюю. Правда, мне удавалось исправлять явные промахи неопытной руки начинающего стихотворца, но случалось также, незаметно для самого себя, уничтожать этим характерное одушевление юного поэта. Теперь эти разные обработки одной и той же темы я отдаю на суд читателей.

Впрочем, добавлю в утешение гг. библиографов, — если им когда-либо угодно будет обратить благосклонное внимание и на мои работы, — что для них остается еще обширное поле действия. Приводимые мною библиографические заметки и варианты — составляют ничтожную долю того, что, при желании, сможет выискать их неустанное трудолюбие в первых изданиях моих книг и в старых журналах. Я вовсе не хочу лишать библиографов удовольствия открывать новые стихи Валерия Брюсова, потому что для истинного библиографа, конечно, все равно, хорошие или плохие стихи он «открывает»: важно лишь то, что они были до него неизвестны. <…>

Март, 1913 (Предисловие Брюсова к Полному собранию сочинений).

Говорят, искусство должно быть легко, искусство Брюсова – постоянное напряжение, в поэзии Брюсова вы постоянно слышите «заступ работы» … Индивидуальность Брюсова заключается в умении перевоплощаться, переселяться в чужую индивидуальность. Он умеет находить личины и умеет носить эти личины, сживаясь с ними. С Верленом – он Верлен, с Верхарном – Верхарн.

Смена истин, смена рифм в стихах, смена влияний и личин — вот история творчества Брюсова. Он ученик-учитель. Только модернизм, с его погоней за очарованием стилей, с его книжностью, вечной имитацией мог выдвинуть алхимика слова Брюсова, кропотливо и упорно изучающего не жизнь, а книги о жизни…

Любимый мотив Брюсова — это тайны алькова, которые он делает явными. Редко кто из поэтов относится с таким любовным вниманием к своему творчеству, как Брюсов. Любовь к себе и ко всему написанному в прежние годы заметно увеличивается у Брюсова, в особенности когда «Сирин» хочет преподнести нам полное собрание сочинений Брюсова…

В первый том вошли юношеские стихотворения за 1892— 1899 гг. Все то, что когда-то безжалостно и едко высмеял В. Соловьев, теперь собрано в большой букет, все это говорит об эпохе, когда русские символисты, подобно нынешним эгофутуристам, «были дерзки, как дети»… Первый том заканчивается страшным для Брюсова «пророческим сном». Какая-то женщина, похожая на жрицу, говорила ему, изнемогающему весь день «от тщетных напряжений». — «Ты будешь петь! Придут к твоим стихам и юноши и девы и прославят, и идол твой торжественно поставят на высоте. Ты будешь верить сам, что яркий луч зажег ты над туманом… Но будет все — лишь тенью, лишь обманом!..»

Большинство стихотворений, вошедших в первый том, лишены подлинной поэзии, это — одни слова, слова, это — лишь «тень несозданных созданий», лишь обман, и здесь от Брюсова-маллармиста до Брюсова-пушкинианца — дистанция огромного размера. Это полное собрание сочинений Брюсова полезно будет для библиофила, который захочет пересмотреть коллекцию личин, захочет поставить и решить вопрос, чем он был и чем стал, но широкой читающей публике нужны те десятки страниц, которые мог бы одобрить взыскательный художник (Львов-Рогачевский В. <Рец. на I том собр. соч. Брюсова> // Современник. 1913. № 8. С. 323—325).

Каково бы ни было влияние Брюсова на русскую поэзию, каков бы ни был круг его идей и переживаний — для каждого беспристрастного читателя давно уже ясно, что имя Брюсова никогда не будет забыто историей. Хотя символизм, в смысле литературной школы, и не одному Брюсову обязан своим развитием и своим отныне неодолимым влиянием последующую нашу поэзию, – несомненно, однако же, что именно Брюсов был истинным его зачинателем. <…>

Такова его неотъемлемая, уже историческая заслуга. Если бы, кроме стихов, написанных в первый период деятельности, Брюсов не написал бы ничего, то и одной этой книги было бы достаточно, чтобы нельзя было говорить о русской поэзии, не упоминая имени Брюсова.

Легко пророчествовать post factum. Ранние стихи Брюсова были осмеяны, но теперь найдется, конечно, немало осторожных людей, которые в его юношеских опытах сумеют открыть «черты будущего гения» или что-нибудь в этом роде. <…>

Мы не станем оправдывать «juvenilia» Брюсова его позднейшими созданиями. Предположим, что в 1899 г. Брюсов замолк навсегда и что им написана одна только эта книга. Предположим даже, что теперь она появляется впервые, и взглянем на нее, как на опыт начинающего поэта. Другими словами: есть ли в этих стихах, помимо их исторического значения, еще и другая ценность, не зависящая от условий момента? В чем обаяние ранней брюсовской музы?

«Неизвестный, осмеянный, странный», — сказал Брюсов о себе в 1896 г. Ныне он всем известен, он признан, а не осмеян, влиянием его отмечена целая эпоха русской поэзии. Но шее это относится к личной судьбе поэта. Стихи же, написанные им восемнадцать лет тому назад, и сейчас представляются нам такими же «странными» как тогда:

Создал я в тайных мечтах
Мир идеальной природы.
Что перед ней этот прах:
Степи, и скалы, и воды!

«Мечта», «фантазия», «греза» — вот излюбленные слова начинающего Брюсова. Момент творчества для него неразделен с моментом мечты, презрительно отвергающей «этот прах: степи, и скалы, и воды». Создание этого «идеального мира» есть основной мотив его юношеской поэзии. Процесс творчества есть для него процесс нахождения соответствий между «идеальным» и «этим» миром, процесс преобразования «этого праха» в «идеальную природу». Посмотрим, как создалось «Творчество», одно из наиболее осмеянных и примечательных стихотворений Брюсова.

Большая комната. Сумерки. Фонари за окнами. Тени пальм на белой кафельной печи: это во внешнем. И все та же любимая, неизменная, но неясная «мечта» — внутри. Брюсов сразу находит простейшее соответствие:

Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.

Фиолетовые вечерние тени лапчатых листьев: мир. Еще несозданные стихи — в мечте:

Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине.

Последняя строка означает уже совершившееся сочетание внешней тишины и внутренних голосов. Созидается мир, немного нелепый, «идеальный», — тот, где «мечта» сочетается с действительностью в формах расплывчатых и странных:

И прозрачные киоски
В звонко-звучной тишине
Вырастают, словно блестки,
При лазоревой луне.

И вот, далее, отраженный, мечтаемый мир становится второй действительностью. Восходит луна («прах!») — но с ней одновременно в «идеальной» природе, на эмалевой поверхности, восходит вторая луна, почти такая же, только более близкая:

Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне…
Звуки реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.

«Мечта» побеждает реальность. Собственный мир, с собственной луной, уже создан — и поэт решительно отсекает его от обычного мира, больше ненужного:

Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне,
И трепещет тень латаний
На эмалевой стене.

«Несозданное» стало «созданным». Уже созданные создания отщепляются от реального мира и получают бытие самостоятельное. В первой строфе они еще не оформились и «колыхаются, словно лопасти латаний». В последней они сами по себе «ластятся» к поэту, а пальмы сами по себе бросают свои обычные тени. Некогда связывавший их союз «словно» заменен разделяющим «и»: два мира разделены окончательно. Такое соотношение между миром и творчеством характерно для поэта-символиста. Однако, в той резкости, с какой его выражает начинающий Брюсов, есть значительная доля позы и литературного задора (Ходасевич В. «Juvenilia» Брюсова // София. 1914. № 2. С. 65-67).