Эльза Вернер - Проклят и прощен

• Название: Проклят и прощен
• Автор: Эльза Вернер
• Жанр: Исторические любовные романы

Читателям, уже знакомым с произведениями Э. Вернер («Фея Альп», «Развеянные чары», «Эгоист» и др.), и тем, кому ее имя еще не известно, будет одинаково интересно прочесть предлагаемые два романа, которые без преувеличения можно назвать лучшими романами талантливой немецкой писательницы. В соответствии с законами жанра «дамского романа», их положительные герои — яркие личности, волевые люди, мужчины отважны и благородны, а женщинам сильный характер не мешает быть нежными и очаровательно-женственными. Отрицательные герои наделены не менее пылкими страстями, и жизнь приводит тех и других к яростному единоборству.

Романы, написанные, как все произведения Э. Вернер, очень увлекательны, насыщены событиями, и хотя главное их содержание — любовь и связанные с ней переживания героев, в первом из них — «Архистратиг Михаил» — есть детективная линия и даже действуют шпионы, а во втором — «Проклят и прощен» — плетет интриги жестокий и коварный священник. Но судьба покровительствует влюбленным и, вопреки всевозможным препятствиям, приводит их к счастью.

OCR — Оксана Львова

Spellcheck — Вера

E. WERNER (Elisabeth Burstenbinder) // Gebannt und erlost (1884)

Эльза Вернер, «Архистратиг Михаил. Проклят и прощен»

Пер. с немецкого. — Харьков: Издательский дом «BBN», 1994, 576 с.

---

Но священника призывали, и он шел, не щадя жизни для исполнения своего долга. Смелому и неустрашимому путнику в бурную ночь и проницательному сердцеведу недоставало только одного, чтобы сделаться истинным служителем Бога — любви и милосердия...

Глава 10

Весь Верденфельс и окрестные деревни пребывали в волнении, так как всем уже стало известно, что барон переехал жить в Верденфельский замок. Через прислугу, которая не прерывала своих отношений с деревней, узнали, что он и тут продолжал по-прежнему жить отшельником. Он не выходил из своих комнат, никого к себе не пускал и даже со своим родственником виделся не более, чем полчаса в день. Приезд его во время бури и страшной непогоды дал только новую пищу суеверию, связанному с его личностью.

Действительно буря, разразившаяся над Верденфельсом в ту ночь, когда владелец его возвращался к себе в замок, причинила много бед. Худшей погоды он не мог и выбрать для своего приезда, а потому крестьяне говорили в один голос, что именно он принес с собой все несчастья.

Между тем наступило воскресенье, и снежная буря, продолжавшаяся в течение нескольких дней, сменилась, наконец, ясной, хорошей погодой. Служба в церкви только что окончилась, и народ отдельными группами стоял еще на церковной площади. Тут обыкновенно передавали друг другу главнейшие происшествия целой недели и обсуждали разные вопросы, но сегодня говорили лишь о приезде барона Верденфельса и о геройском поступке священника.

Вся деревня уже знала о том, что Грегор Вильмут не отказался в ту бурную ночь поехать в Маттенгоф, чтобы приобщить святых тайн дочь старого Экфрида. Крестьянам была хорошо известна тамошняя дорога, точно так же как и то, что человек, отважившийся идти туда в такую непогоду, рисковал своей жизнью. Среди них, пожалуй, не нашлось бы ни одного подобного смельчака, и потому подвиг священника приобретал в их глазах двойную цену, и о нем говорили не иначе, как с глубоким уважением.

Госпожа фон Гертенштейн, согласно своему обещанию, приехала с сестрой и фрейлейн Гофер погостить к священнику. Она также была у обедни и теперь говорила со старым Экфридом, стоявшим на паперти у двери. На старике была его праздничная одежда, а за руку он вел мальчика лет четырех. Это был красивый ребенок со свежим, розовым личиком, белокурыми волнистыми волосами и голубыми глазами, которыми он весело, без малейшей робости смотрел на молодую женщину.

— Так вы взяли маленького Тони к себе, — сказала она. — Он очень похож на свою покойную мать, у него все черты вашей дочери.

— Еще больше он похож на своего покойного дядю, — возразил старик, смотря долгим, пристальным взглядом на милое личико мальчика. — Он вылитый покойный Тони, точно его родной сын, да и зовут его также Тони.

— Вы в самом деле хотите оставить внука у себя? — спросила Анна с состраданием наклоняясь к маленькому сиротке.

Старик кивнул головой.

— Да, ваша милость, он останется у меня. Господин пастор говорит, что мальчишка обременит меня, но ничего не поделаешь.

Он замолчал и поспешно снял шляпу, так как в это время священник вышел из ризницы, где снимал с себя облачение. Нельзя было не видеть, каким почетом пользовался Вильмут в своем приходе; владетельному князю не кланялись бы с большим уважением. Все столпились, чтобы еще раз подойти под благословение, и каждый, удостоившийся отдельного поклона или разговора, чувствовал себя счастливым.

Экфрид был в числе этих счастливцев, пастор специально подошел к нему, когда заметил ребенка.

— Вы остаетесь при своем решении? — спросил он. — Трудно будет вам прокормить ребенка, вам самому едва хватает на жизнь.

— Ничего не поделаешь, ваше преподобие! — возразил старик. — Ведь вы знаете, как обстоят дела в Маттенгофе. На доме дочери огромные долги, и его приходится продать. А мой зять, вы его знаете, от него толку не дождаться, и Стаси не сладко с ним жилось. Теперь он хочет ехать в Америку, и мальчишка был бы ему в тягость, вот он и рад, что отделался от него. Он дурно обращается с ним, а если опять женится, мальчику будет совсем плохо. Поэтому я и взял Тони. Где я найду хлеб, там и для него хватит: это — все, что у меня осталось, кроме него, у меня никого нет.

Старик осторожно погладил ребенка по голове жесткой, мозолистой рукой. В этом движении была какая-то особенная нежность, и по обветренному и морщинистому лицу Экфрида пробежала легкая судорога. Вильмут устремил на осиротевшего ребенка проницательный, испытующий взор, в котором не было ни доброты, ни приветливости, и произнес:

— Держите его построже, Экфрид! От отца он не видел хорошего примера, а мать баловала его; не поддавайтесь этой слабости. Детей надо воспитывать строго.

Маленький Тони, вероятно, почувствовал, что слова пастора отнюдь не выражали благодушного отношения, и пугливо прижался к дедушке. Поговорив еще то с тем, то с другим из крестьян, Вильмут ушел с Анной, а Лили с фрейлейн Гофер последовала за ними. Подойдя к пастору, Лили воспользовалась удобным случаем и объявила, что хочет прогуляться перед обедом.

— К чему? — спросил Вильмут голосом, в котором слышалось порицание. — Ты уже не ребенок, а молодой девушке неприлично бродить одной. И в саду достаточно воздуха и движения.

Лили испугалась, подумав о свидании в орешнике. Что будет с молодым бароном, который с тоской ожидает обещанных известий? К счастью, за нее вступилась старшая сестра. Грегор с мрачным лицом дал наконец себя уговорить, и Лили, довольная полученным позволением, поспешила убежать.

— Я также должен оставить тебя на полчаса, — сказал Вильмут Анне, когда они вошли в дом. — Пойду на мельницу навестить больного, но к обеду во всяком случае вернусь.

Лили между тем прошла через село, свернула с дороги и направилась к горе. Однако она была в затруднении, потому что миссия, которую она взяла на себя с такой спокойной уверенностью, потерпела полное поражение. Анна не захотела выслушать просьбу и доказательства Лили и, мало того, сделала ей выговор за неуместную доверчивость. Бедная девушка должна была, еще раз выслушать, что она еще ничего не смыслит в «таких вещах» и поступила, как неразумный ребенок.

С тех пор Лили не удалось больше заговорить об этом предмете: как только произносилось имя Верденфельса, сестра оказывалась совершенно недоступной. Этого, конечно, нельзя было сказать Паулю. Он был в состоянии тотчас зарядить пистолет, если у него отнимут последнее утешение. Лили понимала, что должна очень осторожно приступить к делу, если хочет спасти человеческую жизнь, а это-то и было ее горячим желанием. Вот почему она без малейших угрызений совести отправлялась на тайное свидание. Она не чувствовала за собой никакой вины, а согласилась прийти исключительно из человеколюбия и внимания к сестре, личные ее интересы не играли здесь роли.

Пауль стоял уже около получаса, ожидая ее, как условились, возле орешника. Он был в охотничьем костюме, с ружьем через плечо, считая необходимым ради молодой девушки придать свиданию совершенно случайный характер. По счастью, густой лес у подошвы горы, хотя и лишенный сейчас листвы, прекрасно скрывал их обоих от непрошенных взглядов. Они дружески пожали друг другу руки, как близкие союзники, а затем Лили искренне сказала:

— Как я рада, что вы еще живы!

— Мне было бы гораздо приятнее быть мертвым! — меланхолически ответил Пауль.

Лили взглянула на него: он был действительно очень бледен, но от этой бледности казался еще красивее и интереснее, чем когда бывал весел, и теперь в его глазах опять светилась надежда.

— Вы сдержали свое обещание? — спросил он. — Несете ли вы мне хоть какую-нибудь надежду и доброе слово от вашей сестры?

Молодая девушка покачала головой.

— Но, господин Верденфельс, этого нельзя так скоро ожидать. У Анны очень настойчивый характер, и не так-то легко переупрямить ее. Все-таки я с ней говорила.

— В самом деле говорили? О, вы — ангел доброты! — с воодушевлением воскликнул Пауль.

Лили была польщена комплиментом, это звучало совершенно иначе, чем вечное: «Дитя, ты этого не понимаешь». Теперь она ни за что на свете не призналась бы в своем поражении и твердо решила довести роль ангела-хранителя до конца. Она начала объяснять молодому человеку, что он должен иметь терпение, что еще не все потеряно, и думала, что приступает к делу очень умно. Но Пауль не дал себя обмануть. Он задал несколько поспешных вопросов, не ожидавшая их Лили ответила очень чистосердечно, и эти ответы выдали ему истину. Его лицо, только что радостно сиявшее надеждой, снова омрачилось.

— Не старайтесь щадить меня! — с горечью сказал он. — Я ясно вижу, что вы хотите скрыть от меня. Госпожа Гертенштейн неумолима в своем отказе, и я обречен на отчаяние.

Он сильно сжал приклад своего ружья; это было невольное движение, но Лили вскрикнула от ужаса и схватила его за руку.