Жан Фавье - Столетняя война

• Название: Столетняя война
• Автор: Жан Фавье
• Издательство: Евразия
• Жанр: О войне
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91852-004-8

Перед читателем, пожалуй, самая лучшая книга о Столетней войне — крупномасштабном военном столкновении двух монархий эпохи зрелого средневековья — Франции и Англии. Столетняя война — необычайно сложное и многослойное событие: начавшись с притязаний на французский трон двух родственников последнего короля Франции, Филиппа Валуа и Эдуарда Плантагенета, Столетняя война постепенно переродилась в национальное столкновение двух держав, двух народов, не случайно именно с этой войной связывают зарождение национального самосознания. После первых и необъяснимых, как тогда казалось, поражений французского рыцарства на полях битв при Креси и Пуатье, изменилась тактика и стратегия войны: рыцарские доблести уступали место желанию добиться конечного результата — победы над врагом любой ценой. На последнем этапе Столетней войны во Франции возникла первая постоянная армия. Жан Фавье детально излагает развитие военных действий, дает красочные и яркие описания крупных и мелких баталий, исследует роль эволюции вооружения.

Война оказала огромное влияние не только на область военного искусства и не ограничилась полями сражений. Жану Фавье удалось блистательно показать, как дворяне, духовенство, горожане и крестьяне воспринимали эту войну, чувствовали её приближение, какую роль играли в ней. Автор вписал историю войны в широкое полотно политической, экономической, социальной и культурной жизни средневековой Европы. Помимо прочего, некоторые главы книги посвящены жизни и смерти людей в эту эпоху, эпидемии Черной чумы, кризису сеньориального уклада, реформе Церкви и т. д.

---

Эдуард III между тем возобновил путь на север. Победа практически ничего не изменила в его планах. Конечно, он безнаказанно проучил короля Франции. Но от этого до короны лилий было далеко…

Вскоре он уже был под Кале. По пути он разорил окрестности Монтрёя, сжег Этапль, разграбил область Булони. Под Кале перед ним встал выбор: отплыть, не рискуя омрачить победу, или же обеспечить себе плацдарм. Эдуард уже больше мог не опасаться непосредственной угрозы, нависавшей над ним во время всего его набега вплоть до Креси. Он счел, что захватит Кале так же, как занял Кан: быстро и без труда. Впрочем, опасность внезапного нападения врага, которая до сих пор удерживала его от настоящих осад, только что перестала существовать. Если что, можно было снять осаду Кале и отплыть. К тому же терять людей, штурмуя город, не следовало: английская армия была недостаточно велика. Король рассчитывал, что правильная осада заставит город сдаться.

Эдуард разбил лагерь вокруг всей городской стены и для защиты тылов выкопал новый ров. Началось ожидание. Кто поселился в деревянном бараке, кто в шалаше из дрока. Король собирал двор во «дворце» из досок и бревен. В конце октября к нему приехала королева Филиппа де Эно. Устроили праздник.

Так вокруг настоящего города вырос еще один город — с рынками, городскими площадями, скотобойней. Организовали порт, через который поступали пополнения и провиант, когда генуэзским галерам, бороздившим пролив, не удавалось перехватить английские барки.

Время от времени проводили набег по Пикардии — чтобы размяться и разнообразить рацион. В один день сожгли Гин, в другой — Марк. Эпизодически возникали стычки с французскими отрядами. В них одерживались однодневные победы, без последствий, кто бы ни выходил победителем.

Осенью бюргеры Кале думали, что от приступа их защитят стены. Поняв, что Плантагенет делает ставку на время, которое будет работать на него, они приняли свои меры — изгнали несколько сот «лишних ртов». «Бедных людей», — пишут хронисты. Кто это был — простые горожане, которых не защищала бюргерская солидарность? Маргиналы, беженцы или нищие? Трудно сказать. Как бы то ни было, Эдуард III принял этих отверженнных с демонстративным милосердием. Их напоили и накормили, выдали каждому по три серебряных стерлинга и выпроводили. Почитатель доблестного Эдуарда III, льежский хронист Жан Ле Бель, отмечал, что это было «великой учтивостью», иначе говоря, проявлением истинного благородства. Прежде всего англичанин продемонстрировал: смотрите, я удобно себя чувствую в положении осаждающего, — в расчете, что об этом станут говорить. Пусть бюргеры Кале не надеются на его усталость.

Несколько недель они жили надеждой, что король Франции пришлет помощь. Увы, тот совсем растерялся. Его унизили в Пуату, где англичане жгли его города и деревни, убивали бюргеров и насиловали мещанок, откровенно насмехаясь над его правами суверена. Его унизили в Пикардии, где агрессор явно показывал, что ничего не боится. И, наконец, его унижали в Париже, где Генеральные штаты наносили жестокие удары королевской власти, упорно торгуясь с ней из-за средств на восполнение потерь.

Весной 1347 г., когда ситуация под Кале казалось застывшей, никто не мог предугадать, какую роль будет играть этот город на протяжении двух веков в политической и экономической системе Англии. Для Валуа осада Кале была всего лишь еще одним поражением — неизбежным, какими были потеря Эгийона и разгром в Кане. Не более того. Эдуард III хочет отплыть из Кале. Зачем ему мешать?

Решимость горожан превратила Кале в нечто иное, чем просто удобное место для англичан. Кале стал ставкой в игре, а затем символом.

Но говорить о национальном сопротивлении было бы все-таки преждевременно. Горожане не думали о борьбе с иностранным агрессором, они боялись судьбы, обычно ждавшей город, который захватывала солдатня. Грабежи, пожары, насилие были в таких случаях обычным делом. В то время, когда Кале оказал сопротивление Эдуарду III, а Бетюн отразил атаки фламандцев, деревни, горевшие по всему Артуа, создали англичанам недобрую славу.

Под этим ветром страха, как грибы, росли городские стены. Пуату и Артуа имели собственный горький опыт, другие области извлекли из него уроки. Затраты на крепкую стену и надежно закрывающиеся ворота были не напрасными. Ремонтировали куртины, заделывали бреши, укрепляли створки ворот. Король не желал, чтобы эти статьи военных расходов легли на королевскую казну, и совсем не возражал, чтобы затраты на «крепость» надолго заняли первое место в муниципальных бюджетах.

Поскольку обеспечение безопасности было общим делом, старались добиться и общего участия в расходах. Король принуждал самых уклончивых клириков, парламент отказывал тем, кто предпочитал судиться, а не платить. В Реймсе, Труа, Дижоне духовенство вынуждено было взять на себя добрую четверть расходов на «крепость».

Некоторые города до сих пор располагали лишь небольшими бюджетами. Расходы на стену внезапно перевели муниципальные финансы в другое измерение. Строительство, ремонт, расширение, содержание — все это требовало иного финансового уровня, чем выплата жалованья муниципальному секретарю суда или нескольким сержантам. Отныне стало невозможно вести бюджет «на глазок». Именно на эти, 1347–1348 гг., приходится во многих городах появление первых городских бухгалтерий — этого требовали новые значительные суммы, за которые надо было отчитываться перед королем и податными.

Шло время, и ярость Плантагенета росла. Она дошла до предела, когда рухнули его планы выдать дочь замуж. Действительно, Эдуард остановил выбор на молодом Людовике Мальском, которого смерть при Креси отца, Людовика Неверского, сделала графом Фландрским. Убить отца, хоть бы и в честном бою, а затем сделать сына своим зятем — это отнюдь не смущало монарха XIV в., привыкшего к тому, как браки укрепляют союзы, которыми закончились войны, начатые вместе с другими союзниками. Разве окончание войны в Гиени пятьдесят лет назад не сделало двух капетингских принцесс королевами Англии?[33]

Людовик Мальский не хотел жениться на англичанке. Он не согласился на эту комбинацию. Коммуны Фландрии попытались женить его против воли. Но Людовик хотел править по-настоящему; чтобы держать в руках постоянно взбудораженное графство Фландрию, он решил разыграть другую карту — опереться на могучего соседа, герцога Иоанна Брабантского. У того тоже была дочь на выданье.

Города Фландрии и Брабанта были конкурентами на европейском рынке шерсти и сукна. Хуже того, Брабант начинал брать верх над Фландрией. Гент, Брюгге и Ипр не могли допустить, чтобы граф Людовик подпал под влияние брабантца. Поэтому бюргеры пошли на решительные меры — посадили молодого графа в заключение и выпустили через несколько недель, лишь поместив его под строгий надзор и взяв обещание жениться на англичанке.

Куда бы он ни шел, при нем постоянно было двадцать человек из фламандских бюргеров. Они так плотно охраняли его, что он едва мог сходить помочиться.

Договорились о встрече для заключения сделки. Из Кале в Берг [Синт-Виноксберген] прибыли Эдуард III и королева Филиппа. Привели Людовика Мальского. Стороны обменялись любезностями. Эдуард смог выразить будущему зятю сожаления по поводу смерти графа Людовика Неверского. В ходе битвы, посчитал нужным добавить король, он ни разу не видел того своими глазами, ни мертвого, ни живого. В честь помолвки устроили пир. Назначили день свадьбы.

На приготовления ушло много дней. Эдуард вновь занялся Кале. Молодой граф Людовик убивал время на охоте. Наступил канун свадьбы.

Охрана ослабила внимание. Сокол графа взлетел. Все подняли головы и последовали в беспорядке галопом за хищной птицей. Когда глаза свиты вновь опустились, оказалось, что граф Людовик тоже пришпорил коня. Дело было на парижской дороге, и его конь был лучше, чем у всех остальных охотников. Догнать его было невозможно.

Французы смеялись. Фламандцы, чтобы оправдаться в глазах коронованного союзника, спалили несколько деревень в районе Сент-Омера. Внезапно покинутый вместе с дочерью-невестой, король Англии пришел в крайнее бешенство.

Он отдавал себе отчет, что время теперь работает против него. Хотя короля Шотландии прошлой осенью взяли в плен, провести целый год на материке было неосторожным с политической точки зрения. Эта неосторожность обходилась очень дорого. Какими бы мелкими ни были столкновения вокруг города, их становилось все больше, и осадная армия таяла от них быстрей, чем местные силы скрытого сопротивления. Приступ был невозможен, а осада ничего не давала.

Если Кале держался, то потому, что в город продолжало поступать продовольствие. Как у осажденных, так и у осаждавших был собственный порт. Эдуард III усилил блокаду, сумев отрезать город от снабжения.