Жан Фавье - Столетняя война

• Название: Столетняя война
• Автор: Жан Фавье
• Издательство: Евразия
• Жанр: О войне
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91852-004-8

Перед читателем, пожалуй, самая лучшая книга о Столетней войне — крупномасштабном военном столкновении двух монархий эпохи зрелого средневековья — Франции и Англии. Столетняя война — необычайно сложное и многослойное событие: начавшись с притязаний на французский трон двух родственников последнего короля Франции, Филиппа Валуа и Эдуарда Плантагенета, Столетняя война постепенно переродилась в национальное столкновение двух держав, двух народов, не случайно именно с этой войной связывают зарождение национального самосознания. После первых и необъяснимых, как тогда казалось, поражений французского рыцарства на полях битв при Креси и Пуатье, изменилась тактика и стратегия войны: рыцарские доблести уступали место желанию добиться конечного результата — победы над врагом любой ценой. На последнем этапе Столетней войны во Франции возникла первая постоянная армия. Жан Фавье детально излагает развитие военных действий, дает красочные и яркие описания крупных и мелких баталий, исследует роль эволюции вооружения.

Война оказала огромное влияние не только на область военного искусства и не ограничилась полями сражений. Жану Фавье удалось блистательно показать, как дворяне, духовенство, горожане и крестьяне воспринимали эту войну, чувствовали её приближение, какую роль играли в ней. Автор вписал историю войны в широкое полотно политической, экономической, социальной и культурной жизни средневековой Европы. Помимо прочего, некоторые главы книги посвящены жизни и смерти людей в эту эпоху, эпидемии Черной чумы, кризису сеньориального уклада, реформе Церкви и т. д.

---

Тому, кто каждый день ждал грабежа, копить какие-то запасы казалось бессмысленным. Что касается вложений средств, ничто так не могло отбить к ним охоту, как ежедневный страх пожара. Таким образом война парализовала деятельность многих в местах, которых она в конечном счете никогда не коснется.

Впрочем, солдат на войне был не более опасен, чем солдат в период между двумя наймами. Первого по крайней мере что-то ограничивало. Расхищение, безнаказанное насилие и безобразия происходили и далеко за пределами зоны боевых действий. Привычка к войне внушала многим воякам представление, что им все дозволено, и достаточно было десяти подвыпивших недоумков, чтобы отобрать у крестьянина кубышку, изнасиловать дочь и на прощанье поджечь дом.

Даже если солдат ничего не разорял, он дорого обходился краю, через который проходил. Реквизиции были тяжелыми, а платили за них с запозданием. Если нужно было снабдить отряд или крепость на случай гипотетической осады, интенданты не церемонились. Местность должна была поставить вино, зерно, ячмень, овес, сено, солому, дрова, хворост, свечи. Платили за все это или не платили, все равно житель в следующем году останется без этих продуктов. И, как бы мало рвения ни прилагали командиры, реквизиции подвергались и силки охотника, и сети рыбака. Если бы брали только то, в чем действительно нуждалась армия! Но чувство меры никогда не было сильной стороной военных, и один рыцарь графа Фландрского сломал шлюз садка, лишь бы не оставить там ни единой рыбешки.

Население, воспринимавшее произвол ближе к сердцу, чем потребности армии, и интенданты, мало склонные к долгим дискуссиям о состоянии лошади или качестве бочки красного вина, плохо понимали друг друга. Часто дело оборачивалось конфликтом. Для крестьянина, дрожавшего в своей лачуге, как и для того, кто считал, что освобожден от реквизиций, но не умел убедить в этом солдатню, реквизиция была грабежом.

Именно так полагал приор монастыря Святой Маргариты в Эленкуре, славный клюнийский монах, который отправился из области Бове в Париж в 1340-е гг. Его цель была простой и не связанной с окружающей кутерьмой — он собирался продолжить занятия. Поскольку приорский сан не сделал его преуспевающим клириком, он отправился в путь с маленькой свитой: весь его эскорт составляли два спутника — монах-«настоятель» (prevot) монастыря Святой Маргариты и клирик, которого только-только посвятили в сан.

Пересекая область Бове, эти трое могли бы чувствовать себя защищенными от всякого рода сюрпризов. На тот момент обстановка в этих краях была мирной, а граф Валуа — тогда им был брат Филиппа VI — вдали от своего графства, в Бретани, воевал за короля. К несчастью, в армии возникла нехватка лошадей, и наши три монаха натолкнулись на одного из графских интендантов, на которого было возложено пополнение конского состава в графстве Валуа. Поскольку лошадь монаха-настоятеля показалась этому офицеру достойной возить одного из воинов его господина, то приор счел необходимым вмешаться. Интендант схватил лошадь, приор оказал сопротивление, интендант его побил.

Инцидент был мелким, и мы бы о нем не узнали, если бы он не обернулся процессом. Дело дошло до парламента. Монах хотел, чтобы ему заплатили за лошадь, что было несложно, и компенсировали понесенные оскорбления, что парализовало все, в том числе платеж за лошадь. В итоге пришли к компромиссу. До конца своих дней приор монастыря Святой Маргариты, который не видел и тени солдата, считал себя жертвой произвола военных.

Все не обязательно хорошо кончалось, когда клирик или бюргер имел дело с армией. Война, конечно, давала неплохие возможности для обогащения, но кто бы осмелился сказать об этом Жану Прево, амьенскому мяснику, у которого в качестве дорожной пошлины отобрали все стадо, ведомое им в армию. Он отказался платить пошлину, резонно полагая, что снабжение королевской армии обложению не подлежит. Но сборщик дорожной пошлины считал иначе, систематически ставя под сомнение подобные утверждения. Послушать купцов, так все делается для армии короля!

Опять-таки был организован процесс, и парламент даже встал на сторону мясника, после того как прево маршалов Франции подтвердил под присягой назначение скота. Амьенский мясник выиграл процесс, но тем временем загубил свое дело. Ему еще повезло, что скот не пал во время секвестра.

Вооруженные силы и финансы

Если бы все зависело от численности войск, короля Франции можно было заранее считать победителем. Борьба шла между королевством с населением пятнадцать-двадцать миллионов — в границах Франции того времени — и королевством с населением три-четыре миллиона. География также возлагала на Эдуарда III бремя, которого французы не знали с тех пор, как отказались от поползновений высадиться в Шотландии, — потерю времени и денег, какую собой представляла морская перевозка. Люди, кони, оружие, имущество, даже деньги — все это должно было пересечь Ла-Манш, и любая акция на материке зависела от морской инфраструктуры, которую старая организация «Пяти портов» была уже не в состоянии обеспечивать. Перевезти сразу пятнадцать тысяч людей и восемь тысяч коней было тяжелейшим делом, которое Плантагенет и Ланкастер смогут совершить лишь пять-шесть раз за век.

Самый заурядный набег ставил перед англичанами интендантские проблемы, несоизмеримые с возможностями того времени. На фуражиров жаловались, но можно представить себе, с каким трудом они находили каждый вечер солому для коней или отыскивали пастбища, недостатки которых не вызвали бы гнева маршалов и ропота капитанов. Разместить триста бойцов в деревне было на грани возможного, а расселить три тысячи в течение трех дней — почти подвиг. Накануне Пуатье, в 1356 г., англо-гасконской армии Черного принца грозил настоящий голод.

Английские агрессоры страдали и от другой проблемы — ремонтировки. Ведь война буквально пожирала коней. Даже когда их не убивали. Если боевой конь (coursier) вез рыцаря до сражения, он прежде времени выходил из строя, а уставшее животное подвергало опасности всадника, который вовремя не сменил его. Этих боевых коней, лучших английских или итальянских скакунов, нормандских или фламандских иноходцев и даже испанских хинетес[23] немыслимо было вьючить багажом, нагружать на них доспехи, питье и провизию. Для этого использовались ронсены (roncins), вьючные животные (sommiers), хорошие крупные лошади, непригодные для боевых операций, но способные день за днем везти самый необходимый багаж, который не оставишь в подводах. А ведь нужны были и животные, чтобы тащить подводы…

В начале кампании не было такого воина, который бы не имел двух-трех лошадей. Рыцарь предпочитал, чтобы их было четыре-пять. И от принца, который его нанял, он, очевидно, ожидал, чтобы ему «ремонтировали» коней, павших во время службы. Это в первую голову было не только финансовой проблемой, но и технической: денежная «ремонтировка» не возвращала коня, который был необходим, но которого иногда было невозможно найти в местности, пустевшей с приближением солдат. Трудности армии, пересекающей вражескую страну, в этом проявлялись особо тяжело. Французы часто понимали это в Бретани, англичане испытывали на себе с тех пор, как покинули Гасконь.

Зато Эдуард III обладал преимуществом, которого ни он, ни его противник в начале войны, несомненно, не сознавали: лишь его пехота была эффективной. Пехота короля Франции состояла из сержантов, кое-как наученных обращаться с длинным ножом, и была усилена несколькими профессиональными арбалетчиками, в основном генуэзцами. Эти арбалетчики, возможно, и были мастерами точной и мощной стрельбы, замечательно подходившей для осад, но их оружие было тяжелым, и маневр они совершали медленно. А английская армия уже была сильна несокрушимыми валлийскими кутилье и копейщиками, при массированном ударе грозными для вражеских конников. Прежде всего она отдавала предпочтение луку, оружию не слишком прицельному, стрелы которого никогда не пронзят сталь доспеха, но скорострельному — три стрелы против одного арбалетного «болта» — и легкому, что давало возможность любых тактических маневров. Именно английские лучники как при Креси, так и при Пуатье будут валить с ног коней французской армии, попавшей под дождь стрел.

И потом, с тех пор, как Филипп VI отказался от мысли пересечь Ла-Манш, чего он мог пожелать, когда его шотландские союзники были сильны, англичане обладали инициативой.

Инициатива означала прежде всего возможность рассчитывать время своих действий. Посеять за несколько недель ужас от Котантена до Кале, даже если для этого надо было перевезти людей и коней, стоило дешевле, чем привести в состояние обороны сотни крепостей, даже не зная, окажутся ли они на пути набега. Содержание гарнизона, тяжелейшая составная часть военных расходов, было делом обороняющегося, а не возможного агрессора. Подсчитано, что в 1371 г. один-единственный гарнизон в Кале поглотил шестую часть валового дохода короля Англии. Но у англичан Кале был один, а у французов таких Кале — сотня.