Валентина Полухина - Бродский глазами современников

• Название: Бродский глазами современников
• Автор: Валентина Полухина
• Издательство: Звезда
• Жанр: Публицистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-7439-0109-0

«Величие Иосифа Бродского как поэта связано с его предположением, что жизнь должна измеряться требованиями искусства, но не наоборот. Эти беседы демонстрируют, что его дружба оказывает равно возвышающее и стимулирующее воздействие на одаренных современников. Бродский возник как своеобразный озонный слой, сам по себе предохраняющий и увеличивающий вероятность поэтической жизни в наше время. Беседы, действительно, исполнены жизни и весомо свидетельствуют о высокой силе Иосифа.»

Шеймус Хини,

лауреат Нобелевской премии по литературе (1995)

---

То есть, если бы его завтра напечатали всего, он стал бы популярен?

Купить бы нельзя было книжку!

А может быть, это потому, что он был запрещен?

Это не важно.

Но ведь он труден.

Он труден. Но все-таки в России есть люди, которые умеют думать, и их немало. И книжку нельзя было бы купить. И обожателей у Бродского, их немало при всей трудности его поэзии. Я исторически как-то об этом думаю: не прочитают его сегодня — прочитают завтра. Какая разница?

Но мы-то с вами уже прочли.

И если Бродский собирается или надеется приехать, и...

Вы думаете, что он приедет?

Не знаю, вы у него спросите.

Поскольку он сам в одном из интервью ответил уже на этот вопрос, я могу его процитировать. Он сказал, что вернулся бы в Россию при одном условии, если бы его там всего напечатали[130].

Да, правильно. Это значит "нет". Два раза судьбу не меняют. Но если он захочет... Мне даже больно подумать, как он появится в Ленинграде.

Как бы он там был встречен?

Обожанием. Обожанием. Только обожанием.

Еще одна тема, очень важная для Бродского. Ему кажется, что мы стоим на пороге постхристианской эры, если уже не перешагнули его. Об этом он заговорил уже в 1965 году в стихотворении "Остановка в пустыне" [0:166-68/II:11-13], а недавно в пьесе "Мрамор? [IV:247-308]. Не могли бы вы прокомментировать эту тему? Оправданы ли его опасения? Волнует ли вас эта идея конца?

Да, у Бродского эта идея выражена очень сильно. Я думаю, что если все на какое-то время и погибнет, то все равно это возродится; все равно будет. Иначе и не может быть. Или в пепел все превратится. Потому что это гармония, а гармония такова, что ее никакими искусственными силами нельзя уничтожить. Нарушить, разрушить — это возможно, но навсегда уничтожить невозможно. Кстати, стихи Бродского — это... я даже не знаю, как это назвать... мысли о Боге. Поэт всегда разговаривает только с Богом, остальное...

В этом смысле вы согласны с темы, кто считает, что поэт не может быть неверующим по существу?

Да, вернемся к Пушкину. Он был известный атеист. И терпел за это. А кто более всего соответствовал правилам христианского поведения, христианской этики, чем Пушкин? Доброта, жалость к другим...

И в этом смысле вы считаете, что термин "христианский поэт" излишен?

Да. Дар — это Божья милость. Это может не совпадать с религиозным представлением, но это, несомненно, так.

Белла Ахатовна, не могли бы вы сказать немножко о себе? Какая ваша судьбоносная тема? То есть о чем вы не можете не говорить?

Ну, что говорить. У вас есть мои книжки, вы меня достаточно знаете. Я только скажу вот что. Я во все эти годы, конечно} помогала людям, которые живут в России. Я была им нужна. Все-таки, где Бродский, а я тут как бы на месте. Я была каким-то утешением. Бродский выше, но он и дальше.

Белла, это ваша природная скромность. Но я скажу вам Сейчас... из моего разговора с Бродским, кстати, и чтобы доказать вам, что его; якобы такой, жест ничему не соответствует. Он сказал однажды, что Белла — один из немногих русских поэтов, живущих в России, которому каким-то чудом удалось сохранить чистоту, совесть и независимость[131]. То есть вы не шли на компромиссы, как некоторые, вы устояли перед соблазном злободневности, которым так многие соблазнились. Как вам это удалось?

Ну, значит, чего-то недоставало в человеке. Я всегда, когда говорю о Бродском, повторяю, что у него, к счастью, не было мелких и пошлых искушений: огромной аудитории, стадионов. У меня все это было. Как мне удалось... Ну, человека опекает какая-то звезда, несомненно, что-то или кто-то свыше опекает. Но и сам ты должен себя сильно опекать. Вдруг я иногда слышу голос: "Делай так!" или "Не делай так!" И я слушаюсь. И тогда мне за это дается какое-то прощение. И я могу хоть писать. Но этой опеки недостаточно. Нужен еще и собственный присмотр за собою, за своей совестью. Не забудемся, не расплывемся в ощущениях, что за нас все свыше предрешено. Это, конечно, так, но и сам ты должен соблюдать... Ну вот, Валя...

Устали, Белла?

Нет, не устала. Но нам надо собираться.

Хорошо, хорошо. Большое спасибо.

ПУТЕШЕСТВИЕ[132]

Человек, засыпая, из мглы выкликает звезду,

ту, которую он почему-то считает своею,

и пеняет звезде: "Воз житья я на кручу везу.

Выдох легких таков, что отвергнут голодной свирелью.

Я твой дар раздарил, и не ведает книга моя,

что брезгливей, чем я, не подыщет себе рецензента.

Дай отпраздновать праздность. Сошли на курорт забытья.

Дай уста отомкнуть не для пенья, а для ротозейства."

Человек засыпает. Часы возвещают отбой.

Свой снотворный привет посылает страдальцу аптека.

А звезда, воссияв, причиняет лишь совесть и боль,

и лишь в этом ее неусыпная власть и опека.

Между тем это — ложь и притворство влюбленной звезды.

Каждый волен узнать, что звезде он известен и жалок.

И доносится шелест: "Ты просишь? Ты хочешь? Возьми!"

Человек просыпается. Бодро встает. Уезжает.

Он предвидел и видит, что замки увиты плющом.

Еще рань и февраль; а природа цвести притерпелась.

Обнаженным зрачком и продутым навылет плечом

знаменитых каналов он сносит промозглую прелесть.

Завсегдатай соборов и мраморных хладных пустынь,

он продрог до костей, беззащитный, как все иноземцы.

Может, после он скажет, какую он тайну постиг,

в благородных руинах себе раздобыв инфлюэнцы.

Чем южней его бег, тем мимоза темней и лысей.

Там, где брег и лазурь непомерны, как бред и бравада

человек опечален, он вспомнил свои старый лицей,

ибо вот где лежит уроженец Тверского бульвара.

Сколько мук, и еще этот юг, где уместнее пляж,

чем загробье. Прощай. Что растет из гранитных расселин?

Сторож долго решает: откуда же вывез свой плач

посетитель кладбища? Глициния — имя растений.

Путник следует дальше. Собак разноцветные лбы

он целует, их слух повергая в восторженный ужас

тем, что есть его речь, содержанье и образ судьбы,

так же просто, как свет для свечи — и занятье, и сущность

Человек замечает, что взор его слишком велик,

будто есть в нем такой, от него не зависящий, опыт:

если глянет сильнее — невинную жизнь опалит,

и на розовом лике останется шрам или копоть.

Раз он видел и думал: неужто столетья подряд,

чуть меняясь в чертах, процветает вот это семейство? —

и рукою махнул, обрывая ладонью свой взгляд

(благоденствуйте, дескать), — хоть вовремя, но неуместно

Так он вчуже глядит и себя застигает врасплох

на громоздкой печали в кафе под шатром полосатым.

Это так же удобно, как если бы чертополох

вдруг пожаловал в гости и заполонил палисадник.

Ободрав голый локоть о цепкий шиповник весны,

он берет эту ранку на память. Прощай, мимолетность.

Вот он дома достиг и, при сильной усмешке звезды,

с недоверьем косится на оцарапанный локоть.

Что еще? В магазине он слушает говор старух.

Озирает прохожих и втайне печется о каждом.

Словно в этом его путешествия смысл и триумф,

он стоит где-нибудь и подолгу глядит на сограждан.

1977

Наталья Горбаневская

Наталья Евгеньевна Горбаневская (26 мая 1936, поэт, переводчик, журналист. Начала печататься в самиздате с 1961 года (журнал "Феникс"). Основатель "Хроники текущих событий" (первый номер вышел 30 марта 1968 года). Связав свою судьбу с правозащитным движением, сознательно избрала путь мученика и изгоя. 25 августа 1968 года в числе бесстрашной семерки вышла на Красную площадь с протестом против оккупации Чехословакии советскими войсками — событие, описанное ею в книге документальной прозы "Полдень" (Frankfurt/Main, 1970). В 1969 году арестована во второй раз, заключена сначала в Бутырскую потом насильно помещена в Казанскую психиатрическую больницу особого типа. Рано выбрав жизнь души за модель существования, Горбаневская выдержала все физические и нравственные испытания. В декабре 1975 года вместе со своими двумя сыновьями выехала на Запад, с 1976-го живет в Париже. С 1981 года Горбаневская — постоянный сотрудник газеты "Русская мысль", с 1983-го — заместитель главного редактора журнала "Континент". Все ее поэтические сборники изданы на Западе: "Стихи" 1969), "Побережье" (Анн Арбор, 1973), "Три тетради стихотворений" (Бремен, 1975), "Перелетая снежную границу" (Париж, 1979), "Ангел деревянный" (Анн Арбор, 1982), "Чужие камни" (Нью-Йорк, 1983), "Переменная облачность" (Париж, 1985), "Где и когда" (Париж, 1985). На родине несколько стихотворений было опубликовано в журналах "Знамя" (No. 6, 1966) и "Звезда Востока" (No. 1, 1968). Стихи Горбаневской переведены на многие европейские языки[133].