Юрий Зверев - Размышления о жизни и счастье

• Название: Размышления о жизни и счастье
• Автор: Юрий Зверев
• Жанр: Современная проза

Один философ сказал: «Человек вечно живёт в тумане».

Рано или поздно у человека появляется желание рассеять этот туман. Душа начинает требовать ответов на «вечные» вопросы. Начинается поиск смысла жизни: «Зачем я пришёл на этот свет и куда уйду? Для чего мне дана свободная воля, эмоции, разум? Всем ли нужна вера в Бога? Что такое семейное счастье и как его обрести? Какова связь между творчеством и жизнью?»

Автор книги размышляет над этими вопросами. Он пытается помочь читателю в поиске ответов на вечную загадку жизни.

Кроме того, в книге рассказывается о неизвестных сторонах жизни некоторых известных людей

---

Я не понимаю, для чего все это. По первому призыву я знаю, что служба — это нелепая игра в войну, что она отнимает у человека лучшие годы — возможность учиться и жить полнокровной жизнью.

Но если в первый раз я вынужден был исполнять свой «гражданский долг», то почему я снова вижу этот пыльный плац, тупых старшин, слышу лязг мисок на камбузе? За что? Самое горькое то, что я помню счастливое время после той, первой службы. Я помню радость свободы, впитывание новых впечатлений, институт. Я помню, как жадно поглощал знания, с какой пользой для себя и других жил, какие передо мной открывались перспективы. А теперь я снова попал в тюрьму, живу в тупике, и нет никакой надежды на то, что что-то может измениться.

С такими мыслями я иду по коридору барака, выхожу на плац. У дверей казармы стоит молодой матросик и курит. Мне его жалко, он еще не знает, что его заставили играть в нелепую игру, которая может научить лишь одному — убивать.

Я смотрю на пустынный плац, на чахлые кусты в отдалении и вдруг осознаю, что снова попал на Соловки. Я во второй раз оказываюсь на удивительном острове, с древним монастырем, дивными озерами, интереснейшей историей. Все это где-то рядом, но молодые матросики об этом не знают. Их привезли, затолкали в барак, ежедневно выгоняют на пустынный плац, и никто им не говорит, в какой удивительном месте они находятся.

Но я-то это знаю! Я все это видел, изучал. В первую мою службу я лазил по сгнившим крышам монастырских строений, с башни любовался морем, спускался в каменные мешки, в которых некогда держали непокорных пугачевцев. Я помню, как после той службы изучал историю монастыря и рассказывал об этом удивительном уголке людям. И мне самому, и окружающим это было интересно. Из отупляющей служебной муштры я все же извлек пользу; и вот люди узнают и о первых поселенцах острова Зосиме и Савватии, и об указе Грозного строить северную крепость, и о Колычеве, друге детства царя Ивана, сосланного им в этот монастырь.

Во сне я вдруг остро ощущаю, чего я лишен и чего лишены молодые ребята, заключенные вместе со мной в этом бараке.

И я решаюсь. Решаюсь пойти к командиру части и потребовать у него отвезти нас в монастырь. Я сам проведу экскурсию, расскажу ребятам, что место, где они служат, дышит историей. В этой истории есть всё: обман, предательство и кровь, вера в Бога и в царя-батюшку, молитвы монахов и рыдания заключенных. Я расскажу безусым ребятам, что если они разберутся в истории монастыря, они поймут ход времени, найдут свое место в этом мире и не дадут превратить себя в пушечное мясо.

В моей душе поднимается протест против этой казармы, пыльного плаца, всеобщего обмана, в котором мы живем. Я понимаю, что это опасно, что мне нельзя идти к командиру, что все это плохо кончится, но я иду. Я прохожу мимо нашего барака, приближаюсь к другому безликому сооружению и ищу вход. Ищу и не нахожу.

И тут я проснулся. Открыл глаза, увидел полки с книгами, разыскал взглядом толстый том о Соловках, и на душе отлегло. Слава Богу, я не в тюрьме, я на свободе. Я могу видеть свою внучку, обнимать жену, ходить в Эрмитаж, встречаться, с кем хочу, и писать, о чем хочу. Не в этом ли счастье? Не в том ли, что мне хочется рассказать об этом людям, научить их ценить время и свободу.

А может быть, такое желание — тоже несбыточная химера, сон наяву? Но я грежу им всю жизнь, делаю для его осуществления всё, что могу, и не хочу просыпаться. Я ловлю ищущий взгляд человека и пытаюсь помочь ему обрести счастье.

Мир тесен

Хочется, наконец, написать бесконфликтную вещь: без политики, без намёков, без трагедий. Ну вот хотя бы на названную тему.

Я свою бывшую жену после развода за тридцать три года не встретил ни разу, хотя живём в одном городе. Почему так?

Не знаю. А парня, с которым сто лет назад жил в одном доме, вдруг встретил на Урале, куда приехал на одну неделю. Он так удивился, что воскликнул: «Этого не бывает!»

Однако бывает. Ещё и не такое бывает. Я неоднократно убеждался, что жизнь нередко дарит нам самые неожиданные встречи.

В Париже я познакомился со старичком, Петром Яковлевичем Данзасом, потомком брата пушкинского секунданта. Он рассказал мне о своей удивительной жизни: о том, как служил в войну переводчиком у немцев, как попал в плен и угодил на десять лет в Воркуту, как после заключения, уже вольнонаёмным, работал на лошади при городском театре и имел пассию, красавицу-хохлушку, на которой хотел жениться. Вернуться в Париж он не надеялся — в те времена об этом «предатели» и «враги народа» и заикнуться не могли. Но после смерти Сталина Петра Яковлевича стали разыскивать родственники, живущие в Париже. Отыскали и попросили, чтобы наши власти отпустили бывшего зека. Счастливый извозчик хотел взять с собой невесту, да не тут-то было. Пришлось возвращаться на родину одному. Отдохнул с полгода Пётр Яковлевич и снова устроился работать переводчиком, только теперь с русского на французский. Взяли его корреспондентом на радио Франс-пресс и отправили в командировку — догадываетесь куда? — в Москву, где он и проработал ещё пятнадцать лет. Теперь он часто ездил в Париж и в одном из наездов женился. Когда мы познакомились, у него уже были три взрослые дочери.

Ну а к чему тут «мир тесен»? Вот к чему: историю Петра Яковлевича я рассказал своему однокласснику, корреспонденту уральской газеты. В молодости он работал в Воркуте. На радостях встречи подвыпивший приятель поначалу слушал меня рассеянно, но вдруг встрепенулся:

— Как, как того зека звали?

— Петром, — говорю.

— Долговязый такой, носатый?

— Худой. И нос у него, верно, выдающийся.

— Так он Данзас, говоришь?

— Данзас.

— Мать честная! Да я же его знаю! Мы с ним в театральной конюшне не одну бутылку выпили. Точно! Когда же это было… Лет сорок назад. И Олесю его я знал. Красивая была женщина, я сам на неё заглядывался. Так ты с ним в Париже познакомился?

— Там.

— Ну, тесен мир! Я его тогда насчёт дуэльных пистолетов, которыми Пушкин стрелялся, терзал: где они, дескать. «Не знаю», — говорит. А я ему: «Ну, какой же ты тогда Данзас?» Потом узнал, что у Константина, пушкинского секунданта, вообще детей не было. Решил, что врёт французик, хочется ему к великому поэту примазаться. А когда он из Воркуты уехал, я вообще о нём забыл. Ну, история! Ты, кажется, опять в Париж собираешься?

— Пётр Яковлевич в прошлом году в Питере гостил, а теперь к себе приглашает.

— Я ему письмо напишу, передашь?

— Конечно.

— Зря, что ли, мы с ним водку пили. Чудеса! Где теперь он, и где я… Ему сейчас лет семьдесят?

— Семьдесят восемь исполнилось.

— Вот — вот! Он самый. Привет передай, думаю, он меня вспомнит. Я и кобылу его не забыл, и Олесю. Он по-русски не хуже меня шпарил. О Пушкине любил поговорить.

Мой друг еще долго вспоминал подробности давней встречи. Осенью я передал его письмо Петру Яковлевичу. Он, действительно, вспомнил молодого корреспондента воркутинской газеты, который в поисках материала часто бывал в театре, а в поисках собутыльника заглядывал на конюшню.

Думая об этой встрече, я не перестаю удивляться фантасмагории событий и встреч: два сопливых школьника, учебник литературы, дуэль, холостяк Константин Данзас, имеющий брата, у которого были дети, военнопленный потомок, Воркута, конюшня, Париж, Москва, снова Париж, моя удивительная встреча с бывшим зеком, уральский город Пермь, полупьяная беседа двух старых приятелей, снова Париж — и слёзы старика, вспоминающего молодость и свою Олесю…

Разве не удивительные шутки выкидывает с нами жизнь?

А вот и последняя история на ту же тему. Неделю назад мы с женой вернулись из Германии. Зимой в Доме журналистов я посетил художественную выставку, которая мне очень понравилась. Автором работ была женщина. Главной темой её работ был Петербург. Город вставал в новом для меня обличье. Привычная дождливая серость на картинах казалась очаровательной дымкой. Закатное солнце превращало крыши домов в драгоценное многоцветье. Заснеженные зимние улицы играли переливами голубых и фиолетовых огней… Я видел новый непривычный город и любовался им. Автор этого нового города открывал мне красоту, которую я прежде не замечал.

— Нельзя ли познакомиться с художницей? — спросил я смотрительницу. Старушка зевнула и изрекла: «Она, кажется, в Германию уехала». «Жаль», — уходя, подумал я.

А вскоре мы с женой сами поехали в Германию. Однажды к друзьям, у которых мы остановились, послушать питерского литератора пришла их знакомая, элегантная дама с умными глазами.

Когда я кончил читать рассказы, дама показала мне проспект петербургской выставки, на которой я узнал недавно увиденные работы.

— Вы знакомы с их автором? — спросил я.

— Она моя дочь. Можно ли с вами передать ей письмо и небольшую посылку?