Теодор Вульфович - Там, на войне

• Название: Там, на войне
• Автор: Теодор Вульфович
• Издательство: «Издательство «АГУМАА»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-901746-02-3

Фронтовой разведчик, известный кинорежиссер (фильмы: «Последний дюйм», «Улица Ньютона», «Крепкий орешек» и др.), самобытный, тонкий писатель и замечательный человек Теодор Юрьевич Вульфович предлагает друзьям и читателям свою сокровенную, главную книгу о войне. Эта книга — и свидетельство непосредственного участника, и произведение искусного Мастера.

---

Его услышали и тут же кинулись…

Он проговорил:

— Тре-бу-ха, — и никак не мог растопыренными ладонями удержать вываливающийся кишечник…

К краю обрыва бежали двое с носилками. За ними на коротких крепких ногах мчался только-только подъехавший начальник боепитания Перфильев. Доктора осторожно укладывали на носилки.

— Саша, Саша… Как же это тебя, Са-Ша?! — причитал начбой, не зная, с какой стороны к нему подступиться. — Вот, гранаты им везу… И снаряды… А? Саша?.. Вот гранаты — шесть ящиков… А взрывателей нет — смехота!.. Скажи, где я им возьму взрыватели?.. Если их нету?! Упер кто-то.

— Стоп, — сказал Идельчик и сквозь пронзительную боль умудрился произнести:

— Сколько раз повторять: раненного в живот переносят с согнутыми в коленях ногами.

Виноватые санитары (а они всегда пожилые и новые— их всегда учить заново) согнули ему ноги в коленях, перехватили окровавленным офицерским ремнем, закрепили, подняли носилки и затрусили к каменной постройке.

Он еще раз остановил их.

— Перфиша, дорогой, — простонал доктор, — скажи им… До медсанбата сколько?..

— Шестьдесят два — шестьдесят три, — с готовностью выкрикнул как глухому Перфильев.

Идельчик протяжно выдохнул со свистом:

— Пеериитониит…

— Ты, Саша, не боись. Не боись, Саша! Здесь дороги— сплошной автобан! Поднажать, и за час можно…

— Нет, — распорядился Идельчик. — В передовой… Быстрее… Куда-нибудь.

Его доставили в передовой медпункт довольно быстро.

Оперировал Идельчика не кто-нибудь, а сам Реваз Тардиани — больше ни одного свободного хирурга поблизости не оказалось.

— Судьба, — произнес Идельчик и потерял сознание.

Он умер через сутки после операции — когда изнемогла в горячке душа его. Умер в палатке подоспевшего медсанбата. Врачи заявили, что спасти его все равно бы не удалось никому!.. И Реваз тут ни при чем… Самуил Идельчик правильно поставил свой последний диагноз.

У войны нет сюжета, у ее завихрений нет логических и тем более патетических концовок. Похоронные документы на Идельчика той же ночью заполняла врач-терапевт Верочка Неустроева. Каково же было ее удивление, когда, переписывая адрес, имя и отчество погибшего с бумажной ленточки, вынутой из черной пластмассовой завинчивающейся капсулы, она по буквам выводила — Самуил X а и м о в и ч. Ведь убили-то Сашу?.. Она это знала… Она даже знала, что у него на груди есть большая родинка. Он тоже кое-что знал про нее, но никогда никому ничего не говорил…

Фрицёнок

Как я уже, кажется, упоминал, младший лейтенант Старков (я не запомнил его имени) был высок, жилист, с натренированной профессиональной замкнутостью. Но вся эта строгость и вытянутость существовали только «до первого стакана», а там он раскисал. С нами — офицерами батальона, он не пил, не пил с подчиненными, не пил и со своими сексотами (они по ночам тайно пробирались к нему в землянку, их всегда засекали глазастые часовые и не делали из этого секрета). Он пил только с командиром батальона и совсем уж изредка забредал к нашему врачу (это, наверное, когда совсем нечего было и не с кем).

После той ночи, с бестолковыми попытками атаковать противника, Старков протрезвел надолго и уж не появлялся перед солдатами не то что «под банкой», а даже в легком подпитии. Но как он ни остерегался, ни таился, а подвела его еще раз та же слабина.

Вскоре после окончания Орловско-Курской битвы стал он надсадно проситься у начальства в город Орел. Выяснилось, в этом только-только освобожденном городе оставалась его жена с маленьким сынишкой. Старков доказывал, просил, даже требовал, и его отпустили…

Вернулся он мрачнее мрачного. Никто его, конечно, ни о чем не спрашивал. Сами знали, чего можно было ждать от оккупации, да еще в тот год. Поначалу думали, что там очередная трагедия, гибель или угон родственников, расстрелы. Помалкивали да переглядывались. Вскоре он надрался, забрел в землянку санчасти, не удержался и распахнулся на все распашки. После приключения у перевернутой телеги Старков стал относиться к Идельчику с каким-то суеверным любопытством и нет-нет, а захаживал к нему. Ну, а Идельчик терпел. Несмотря на то, что кроме медиков-хозяев там сидел и я, Старкова это обстоятельство не смутило, и он сразу стал излагать с подробностями, хоть и грустными, но живописнейшими. Видно, накипело.

Приехал наш уполномоченный в город Орел, добрался до своей улицы.

— Ждал, сами понимаете…

Но оказалось, двор и дом целы. Вошел во двор, огляделся, прощупал, говоря по-чекистски, степень окружающей враждебности. Ничего подозрительного. Направился к парадному крыльцу — у нас дом коммунальный. Только потянулся к ручке, как дверь распахнулась — чуть по лбу не звезданула. Настежь!

И перед ним — кто бы вы думали? — его собственный сынишка, изрядно подросший за два-то годика…

— Но все равно — мой! Я его сразу признал. Паренёк нимало не удивился, будто я из бани вернулся… Стоит — худенький, глазенки навыкат, точь-в-точь как у мамашки. А лет ему уже… вроде шестой.

Главное, и он узнал:

«Здравствуй, папка», — говорит, а сам ни шагу ко мне не делает.

Ну я его подхватываю, поднимаю вверх, как полагается. Целую!..

А он смотрит и оттуда:

«Отпусти», — говорит.

Я отпустил.

«А мамка, — говорю, — где?»

«Пошла, скоро придет», — а физия какая-то не такая: не то боится, не то вглядывается, как проверяет.

Смотри-смотри, думаю, и ему:

«Ну-у-у? Как вы тут под фашистами гадами?» —.

Не отвечает.

Я ему еще что-то — не отвечает, щурится. А морда хитрая. Я ему:

«Ты чего?»

А он осторожно так, словно прицеливается:

«Папка!.. А у нас фрицёнок народился.»

Я не понял.

«Как?!» — говорю.

А он:

«Ма-а-аленький, — говорит, — хо-о-оросенький такой фрицёночек.»

Тут я весь… чуть в штаны не кувырнулся.

«Мамка где?» — спрашиваю.

«Пошла, — говорит, — сейчас придет. Она с маленьким вместе…»

Заметили? Не «у нее», у суки, сказал, а «у н а с!»… Я еле выдохнул — спёрло!

«Откуда?!» — спрашиваю.

А он, подлец:

«Из зивотика…» — говорит.

Вот так!..

Сам уже сижу на крыльце, а меня несет… Плыву!.. Это же понимать надо — в моей семье появился фашистский выродок. А кровный сын заявляет — «хо-о-оросень-кий такой!»…

— Да-а-а, воистину, смерть шпионам, — сокрушенно брякнул доктор и сам испугался до полусмерти.

Но Старков даже эту реплику пропустил мимо, так глубоко погрузился в извивы своего семейного горя. Его взбесила не измена жены, не обстоятельства этой измены, не так обескуражило само рождение ребенка, как то, что его кровный сын говорил о новорожденном с придыханием. Сын уже любил маленького братика и этим вконец вывел из берегов своего долгожданного, но все равно опасного папашку… Судьба-индейка подсунула уполномоченному вот такой ляп!..

Младшего лейтенанта Старкова убрали из разведки. После больших хлопот его перевели вместе с майором К. и Лёлькой в одно из танковых подразделений корпуса. Опасная троица готовилась к отъезду. Традиционное прощание с личным составом отменили. Я искренне сочувствовал танкистам, которыми будет командовать майор. Солдаты издали поглядывали на ленивую церемонию погрузки. У отбывающих были одинаково брезгливые выражения лиц… А когда «джип» вздрогнул и покатил по лесной дороге, те, кто смотрели им вслед, отметили событие вздохом облегчения… И как гора с плеч.

Как его звали

Много позднее, уже на территории Германии, случилось с майором К. нечто такое нелепое и, я бы сказал, неотвратимое, что даже специалисты по нелепостям и те бы рты пораскрывали. Так вот, во время танкового прорыва (теперь уж нашего) в глубоком тылу у противника командиру корпуса доложили, что к деревушке, где остановилась оперативная группа его штаба, продвигается хорошо вооруженная немецкая пехотная рота. Движется свободно, без опаски, в пешем строю, двумя колоннами. И, скорее всего, враг не подозревает, что прямо перед ним находятся такие танковые силы.

Здесь следует кое-что пояснить. С момента ухода майора К. из нашего батальона мы не встречались ни разу — ну, так получилось. А тут встретились. Его танки и он сам оказались в резерве командира корпуса. Наш батальон вместе с саперами тоже находился при генерале. Встретились мы неожиданно, и оба вели себя, пожалуй, глупо: он задал небрежный снисходительный тон, а я сразу принял его и вторил. Перебрасывались малозначительными репликами, но не расходились — словно прилипли друг к другу. Он, чуть иронизируя, пытался поподробнее расспросить про батальон, его командира, про награды, звания. А я отвечал так, чтобы разжечь его зависть (тут было чем похвастаться), — еще и привирал немного для правдоподобия. Понемногу становилось ясно, что в новом батальоне ему не так уж сладко, с комбригом у него нелады и разведбат остается его занозой и болью. Майор вроде бы поздравил меня с наградами и званием, я тоже поздравил его, но звание-то у него оставалось прежним.