Теодор Вульфович - Там, на войне

• Название: Там, на войне
• Автор: Теодор Вульфович
• Издательство: «Издательство «АГУМАА»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-901746-02-3

Фронтовой разведчик, известный кинорежиссер (фильмы: «Последний дюйм», «Улица Ньютона», «Крепкий орешек» и др.), самобытный, тонкий писатель и замечательный человек Теодор Юрьевич Вульфович предлагает друзьям и читателям свою сокровенную, главную книгу о войне. Эта книга — и свидетельство непосредственного участника, и произведение искусного Мастера.

---

Теодор Вульфович Там, на войне

КАРТЫ — БОЛЬШИЕ И МАЛЫЕ

На больших картах больших штабов рисуют большие стрелы прорывов, охватов, окружений и массированных рейдов по тылам противника, выводят номера армейских соединений, дивизий, корпусов — там все продумано, все предусмотрено, все ясно, это сама гармония, сама математика. На средних картах средних штабов, уже доступных нашему пониманию, отмечаются районы сосредоточений, рубежи планируемых захватов с точными указаниями дат, часов и минут их прохождения, словно это не боевые карты, а расписание движения пассажирских поездов мирного времени. Эти карты раскрашиваются цветными карандашами, заштриховываются, исправляются, на них в ходе боев наносятся ежечасно изменяющаяся обстановка, контрмеры противника, наши планируемые и внезапные победы, непредвиденные поражения, неожиданно возникающие глубокие прорывы и зеленые круги неопределенностей. Иногда эти карты даже перечеркивались жирными черными линиями как несостоявшиеся.

А на маленьких картах командиров разведывательных рот и взводов строго-настрого запрещалось отмечать что бы то ни было! Чего бы уж там ни стряслось, эти карты оставались чистыми — без пометок, словно там царил мир, ничего не происходило, словно эти края всегда были девственными и навсегда такими останутся. Но это до тех пор, пока чья-нибудь память не ляжет на все эти мосты, населенные пункты, фольварки, хутора, дороги, водокачки, силосные башни и не заставит их ожить, заговорить, сразиться с врагом, погибнуть еще раз одних и уйти дальше, за пределы этого листа карты, других. Раненых увезут направо, боевые части уйдут налево, и только лист карты разведчика останется чистым и немым. И лучше уж было бы не вспоминать, во что обошлась эта чистота, сколько человеческих душ унесла эта немота… Но совсем не вспоминать — все равно что предать.

Рожь

1

Перед заходом солнца радиосвязь с разведкой оборвалась. Весь батальон стоял на ржаном поле. Машины были замаскированы сетками и пучками выдранных с корнем стеблей ржи. Сумерки накрывали поле.

Майор, бывший адъютант какого-то командующего, недавно назначенный к нам комбатом, угрожающе таращил глаза.

— Поезжайте в деревню Сатино. Найдете там разведку старшего лейтенанта Галанина и установите постоянную связь с ним. По радио… Дубль мотоциклами… — Он уже почти кричал: — Сведения о противнике мне нужны!.. Регулярно!.. Передайте Галанину, что я найду на него управу, со всеми его правительственными наградами!..

Неожиданно его взгляд ушел в сторону, там возле командирской «эмки» стояла Лелька, она держалась за ручку дверцы.

И вот мы едем в Сатино. Гришин, совсем молодой водитель мотоцикла, сидит за рулем прямо, как аршин проглотил, и я — в коляске — его командир взвода.

Не знаю, где и как мы будем искать разведку Галанина.

2

Посреди деревни горит школа — никто не тушит, никто не бегает. На улице ни души. Из уцелевших строений слышатся стоны. Это раненые. Их уже перевязали, уложили на солому и ждут транспорт на эвакуацию, а транспорта нет… Мы обходим сараи, риги, избы и спрашиваем, не видел ли кто разведчиков-танкистов — они на мотоциклах, с одной бронемашиной. Все видели, но никто не знает, где они сейчас.

Опираюсь на палку. Боль в правой ноге поднимается от ступни к колену. Все думают, что я тоже ранен, а у меня «привычное растяжение связок голеностопного сустава» — попросту говоря, опять на ровном месте нога подвернулась.

Битый час мы ищем группу Галанина, и весь этот час в промежутках между редкими разрывами вражеских мин до деревни доносится одинокий надсадный крик: «По-мо-ги-те-е!.. Това-а-а-ри-щи-и-и!..»

Гришин все время поворачивает голову в сторону черного провала ржаного поля и прислушивается. Крик то затихает, то возникает вновь.

Спрашиваю командира минометного взвода Долматова:

— Почему не пошлешь туда санитаров?

— Санитаров нету, — отвечает он, — бойцов по пальцам сосчитаешь. Раненые сутки не вывезены.

— Ну кого-нибудь послать-то можно?

— Можно, — вяло отвечает лейтенант. — Только вчера ночью фрицы таким макаром «языка» взяли.

— Каким таким макаром? — спрашивает Гришин.

— Кто-то вот так орал: «Помогите, товарищи!» — послали троих, а там засада. Заманили их поглубже, одного наповал, другой еле ноги унес, а третьего сграбастали.

Гришин все поглядывает в сторону ржаного поля.

Покидаем деревню. Мы не нашли группу Галанина и оставили без помощи раненого. Мы не смотрим друг на друга и не разговариваем. Гришин ведет мотоцикл назад к батальону. Зарево над Сатином идет на убыль то ли оттого, что пожар стихает, то ли оттого, что мы удаляемся от него. Исчезают наши слабые дрожащие тени. Ржаные поля и грунт под колесами снова погружаются во мрак.

3

… Наш мотоцикл тянет вправо, мы оба кричим в голос и чуть не валимся в кювет. Прямо в лоб медленно надвигается громада «студебеккера» — его тяжелый буфер останавливается на уровне моих глаз, совсем рядом. Дверца кабины распахивается, и на землю осторожно спускается водитель. Он делает шаг и чуть не падает на нас. По всем правилам надо крепко выругаться, а то и автоматом пригрозить. Но мы почему-то молчим.

— Хлопцы, — тихо просит водитель, — дайте закурить.

Он трогает рукой капот своей машины и добирается до переднего буфера, садится на него, трогает руль и колесо нашего мотоцикла. Тут он сообщает, что «ни хрэна нэ бачит».

— Куриная слепота! — смущенно сообщает водитель и заверяет, что куриная слепота у него настоящая, стопроцентная.

— Так какого же хрена ты в ночь поехал? Тут и зрячему-то ничего не видно.

— Вот и выходит, что зрячему, что слепому… — отвечает водитель, посмеиваясь.

Он рассказывает, как его одолела эта странная болезнь: на закате какая-то муть встает перед глазами. Многие жаловались на такую напасть, но он не верил, называл симулянтами. А тут вдруг у самого, да еще после получения приказа ехать в Сатино. Эта дорога, известно, считается самым опасным участком. — Вот выезжал — еще кое-что видел, а стало смеркаться — черным-черно…

Гришин вытягивает из тонкой медной трубки конец крученого шнура, прикладывает к нему кремень, обрезком напильника высекает искры на фитиль самодельной зажигалки. Его «катюша» работает исправно. Я спрашиваю у водителя:

— Искры-то видишь?

— Открытый огонь вижу, — отвечает он.

— А звезды?

— Ни-ни. Муть одна.

Фитиль «катюши» распаляется, и Гришин дует на него и машет им в воздухе. Раскуривает «козью ножку» для водителя и дает прикурить мне. Курим. Шофер сообщает, что по фамилии он Штанько, а зовут его Федором.

В свете махорочной затяжки я вижу его виноватую улыбку. Штанько везет мины лейтенанту Долматову. Но не знает, довезет ли.

— А ты пережди до рассвета, — советует Гришин.

Федор хмыкает:

— Немцы тоже не дураки. Как рассветет — ни одна машина в Сатино не проскочит. — Он незряче похлопывает капот машины. — Нет, не доеду!

Гришин дергает меня за рукав, и я говорю:

— Да.

— Стой здесь, — обращается Гришин к водителю, — и ни с места! Мы здесь поблизости. Сейчас управимся со своими делами и чего-нибудь придумаем. Стой и жди.

Откатываем свой драндулет в сторону, а Штанько лезет в кабину. Мы оставляем его на дороге возле вешки.

4

Добираемся до своих. Батальон спит, обложенный со всех сторон охранением.

Неподалеку от командирской «эмки» нас останавливает крик часового:

— Стой! Кто идет?

Надо будить майора.

Он просыпается, словно его ударяет током. Садится, включает карманный фонарь, прижимает его к откинутому одеялу. Докладываю, но мне кажется, что в тяжелом сне он забыл и про меня, и про Галанина, и про все на свете.

Наконец он приходит в себя.

— Придется вам еще раз ехать в Сатино, — говорит он, — и не возвращайтесь, пока не будет связи с группой.

Я пытаюсь объяснить, что ночью Галанина все равно не найти: на этом участке мы с Гришиным прочесали всю передовую. Их видели, они там, но устроили, наверное, ночевку. Я говорю и смотрю мимо майора, на Лельку. Майор, поднимаясь, стянул с нее одеяло. Она спит в солдатской нательной рубахе с завязками, высоко и напряженно задрав голову. Вдруг она раскрывает глаза, будто и не спала вовсе, видит меня, хватает край одеяла и дергает его на себя, обнажив ноги майора. Он тушит фонарь и в полной темноте сдавленно произносит, будто хочет сдвинуть меня с места одной интонацией:

— Я научу вас воевать как полагается. Найду вам такой батальон, такой батальон!.. Если мой вам не подходит…

— С вами, майор, я готов в любом. Даже в штрафном! — слово «товарищ» застревает у меня в глотке— я просто не могу его сейчас выговорить.