Теодор Вульфович - Там, на войне

• Название: Там, на войне
• Автор: Теодор Вульфович
• Издательство: «Издательство «АГУМАА»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-901746-02-3

Фронтовой разведчик, известный кинорежиссер (фильмы: «Последний дюйм», «Улица Ньютона», «Крепкий орешек» и др.), самобытный, тонкий писатель и замечательный человек Теодор Юрьевич Вульфович предлагает друзьям и читателям свою сокровенную, главную книгу о войне. Эта книга — и свидетельство непосредственного участника, и произведение искусного Мастера.

---

— А ну, чтоб я этого больше не слышал! — уже покрикивал Сажин. — Целкачи маринованные! Раскудахтались! Ни-ку-да не годится. Сплошь абсолютная похабель!

Тоску по непознанной половине своей, всю неподготовленность к мужской цельности и совершенству они прикрывали неистово, каждый по-своему. Настоящую мысль о женщине, настоящее чувство и чаяние о ней здесь заменяли удалью и дуростью. Так было доступнее и веселее. Иван эту игру пропускал вовсе — она к нему отношения не имела.

ГЛАВА 5

Отошел торжественный день с присягой, и оставалось терпеливо дожидаться того часа, когда придется ее выполнить. Только ведь наперед никто не знает, что это за час и чего он от тебя потребует. Молодого, необстрелянного бойца оторопь берет и обволакивает вопросами: «а смогу? а не хуже ли других?..» Даниил и Иван так и заснули лицом друг к другу, даже лбами уперлись. Одному Бузулук с пивом все мерещится. И дядечка из госпиталя курит, дымит и пиво отхлебывает. Машка это пиво здоровенными кружками (литра по два) все разносит, разносит. Раскраснелась, зараза, торопится, похохатывает, да еще в наколочке, словно официантка на Курском вокзале. А ей все деньгами сорят бумажными не без намека. Сон то наплывал, то откатывал… Другому снится безымянная высота, что торчит за Бугульмой, — стоит не шелохнется, — и четыре вражьих танка наползают на нее без всякого шума, словно большие дома, гусеницами опоясанные. Всеми своими башнями крутят, но не стреляют. Крутят, крутят, пугают нашего брата, рядового необстрелянного…

Сквозь храп и бурчание дверь казармы ядовито скрипнула, двое запыхавшихся побубнили с дневальным и полезли на вторую нару, сдвигая собратьев. Сонное воинство отозвалось руганью и угрозами:

— Разъелозились!

— Завтра получите сполна. Полами отработаете, — это уже командир четвертого отделения сквозь сон заверил опоздавших.

— Да ладно, отмоем свое, — уговаривал командира один.

— Развести грязь да высушить, делов-то, — пробурчал второй.

А первый, оправдываясь, азартно зашептал соседу, да так, что и остальным было слышно, о том, что какие-то парни на краю базарной площади деревенскую девку или бабу, одним словом, обидели.

Иван сел на нары и громко, на всю казарму, спросил:

— Как так обидели?

Сверху донеслось:

— Как обижают? Прижали у хозмага, аж доски трещат.

— Где? — Татьянников в тот же миг сгреб из-под головы все, что там лежало, соскочил в узкий проход.

— Сказал тебе, на базарной.

А Иван уже простучал ботинками, уронил по дороге ремень и опрометью бросился к выходу.

— Ты куда?! — крикнул ему вдогонку Даниил и спрыгнул с нар.

— Вы что… сорвались?! — закричал дневальный и словно командой «подъем!» разбудил всю роту.

У ворот часовой орал:

— Стой! Стой, стрелять буду!

Калитка возле ворот была распахнута. Даниил бежал вслед за Татьянниковым. Часовой сопел, передергивал неподатливый затвор.

— Татьянников, назад! Стой, Татьянников! — кричал командир отделения, стараясь на бегу застегнуть ремень и при этом не потерять тяжелый ботинок.

Сзади бабахнул выстрел и прозвучал как пушечный. Во двор выбежал дежурный по части, путаясь в лямке противогаза. Караул был поднят «в ружье», в суматохе всю учебную роту сдернули с нар по тревоге. Связные кинулись рысью к соседним домам будить своих командиров.

Подбегая к базарной площади, Иван по деревенской привычке хотел выломать кол из плетня, но ни кола, ни плетня не было, он рванул что попало, и в руках оказалась штакетина от забора. Собаки в городе, не приученные к переполохам, лаяли надрывно и хрипло.

Еле управившись с дыханием, Лозовой встал на перекрестке, озираясь по сторонам, и сразу услышал возню. Он кинулся влево, к краю базарной площади, угодил в здоровенную лужу, зачерпнул полботинка. До него донесся голос Ивана:

— Где она?! Ты меня так не возьмешь… Куда дели?!

Раздался треск ломающейся штакетины и исступленный вопль:

— Дай ему по фарам!

— Отыми у этого психа дрын!

— Вали его!

Даниил с разбега врезался в гущу дерущихся, хотел дотянуться до Ивана, но тут же схлопотал по скуле, да так, что и в пятках загудело. Хоть старался разнять, командирские команды применял, но увяз в драке, получая то справа, то слева, а то и прямо в переносицу. Да и сам бил куда придется, а в промежутках все-таки выкрикивал:

— Кончай драку!.. Хватит, говорю!.. Погоди, Татьянников!

Но куда там. Иван сражался куском переломанного штакетника и только чудом не засветил сотоварищу. Он бросался от одного к другому, бил, сам получал не меньше и уже не кричал, а хрипел:

— Куда дели, гады? Убью-у-у…

Дерущиеся падали — кто под ударом, кто оступившись от промаха, — вставали и без оглядки кидались в свалку. Это уже была не драка, а молотьба. Такие сражения на селе по большим праздникам бывают. В них одного-двух убивают или увозят с переломанными позвоночниками, а потом удивляются: «Почему это так много кривых в нашем селении?»

Только беззаветность и полное пренебрежение личной безопасностью позволили устоять Ивану и Даниилу в этом сражении.

— Ломи!

— Отпусти, гад!.. Уху оторвешь.

— Бей психу по горлянке!

На Ивана навалилось сразу трое, а четвертый все еще махал руками перед измордованным Даниилом. Штатские явно побеждали военных под воздействием превосходящих сил.

— Баста! — неожиданно гаркнул худой сутулый верзила, захвативший в клещи Иванову голову. — Из чего драка?.. Говори! Не то удушу, курва… Говори!

— Где она? — прорычал зажатый со всех сторон Иван.

Еще махали руками, но уже не дрались, устали, больше держали друг друга. Тут командир все-таки сообразил, что пришло время для переговоров.

— Погоди, — проговорил он, — разберемся. Куда дели?

— А чего разбираться?

— Где?.. — еле выговорил Иван.

В отдалении захлебывался милицейский свисток.

— Эта, что ли? — спросил один из парней.

Все расступились. На ящике у сарайной пристройки хозяйственного магазина жалась к углу фигура в платке, кацавейке, торба с веревками валялась на земле рядом. Иван кинулся к ней, споткнулся, пропахал на ладонях, поднимаясь, протянул обе руки:

— Маша, — и в тот же миг схлопотал сокрушительный удар ногой.

— Не лезь! — на перепуганных низах прорычала жертва. — Я те дам «Маша»!

— Да не она это, — радостно проговорил Иван, обращаясь к длинному, а тот зло ругался и вытирал рукавом окровавленную шею.

— Отвинтить бы тебе калган — «не она!», — передразнил его длинный.

— А вы чего к ней привязались? — смиренно спросил Иван, разглядывая сидящую.

— С печи свалился?! — зло ответил ему коренастый с оторванным рукавом ватника. — К такой, пожалуй, привяжешься. Вон, у нее кувалды вместо рук.

— И нога тоже, — согласился Иван, — железная!

— А сам? — сводил счеты длинный.

— Оно, конешно, нехорошо. Вы, ребя, извиняйте — промашка.

Растирая грязь на ладонях, он спросил сидящую на ящике:

— Ты чего к ночи на базар поперлась? Гляди, какой хруст из-за тебя.

— Вас не спросила, фулиганье проклятое! — Она вдруг заплакала. — Кати отседова!

— Вы, может, ищете кого? — решил внести ясность Даниил и тут же пожалел..

— Не суйся, кобелище! — злым криком погнала его женщина, словно он был главным виновником происшествия. — Паскуда! — Она подняла с земли свою тяжелую торбу и снова уселась на ящик.

— Ты чего надрываешься? — осадил ее Иван. — Смотри, какая горластая!.. Скажи толком, чего на базаре сидишь?.. Может, своего солдата ищешь? Или фатеру найти не можешь?

— Вали ты со своей фатерой, — она все еще плакала, только уселась поплотнее. — Солдата!.. Где его теперь найдешь?.. Тожа небось паскудничает… Видали таких!

Парни пошушукались, и один из них сказал:

— Ладно, армия, будем считать — квиты.

— Будем, — согласился Иван.

— Эта тебя балызнула, а другая убьет на фиг. До фронта не доберешься, — шмыгнул носом длинный. — Пошли, ребята.

Иван задрал голову, передохнул. Облаков как не бывало. Звездный купол опустился так низко, что казалось, вот-вот упрется в пожарную каланчу.

По деревянным мосткам, выложенным вдоль молочного ряда, дробно стучали офицерские сапоги и солдатские ботинки.

— Я, значит, туда, — понуро произнес Татьянников махнул рукой, мол, «семь бед — один ответ», и пошел не к казарме, а прямо в противоположную сторону. Он глубоко запустил руки в карманы, ссутулился и потопал, выбрав крайний ряд базара, чтобы не встретиться с надвигающимся патрулем, А командир отделения выдохнул все, что задержалось в легких, и кинулся обратным путем к казарме. Уж лучше принимать наказание в своей части, чем в комендатуре.

Трудно будет объяснить происшествие, и наказание придется понести отменное. За такое как захотят, так и накажут. Теперь оставалась одна надежда — на отходчивого помкомвзвода Сажина.