Валентина Полухина - Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006)

• Название: Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006)
• Автор: Валентина Полухина
• Издательство: Издательство журнала "Звезда"
• Жанр: Публицистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-7439-0105-8

Жизнеописания Иосифа Бродского не существует, несмотря на вполне закономерный интерес читателей к его личности и судьбе.

Книга «Иосиф Бродский глазами современников (1996–2005)» в известной степени восполняет этот пробел в истории культуры XX века.

Читатель видит поэта глазами его друзей, переводчиков, издателей из России, США, Англии, Франции, Италии, Польши, Швеции, Израиля. В итоге создается широкая картина жизни Иосифа Бродского в разные периоды. Читатель получает представление о личности одной из самых ярких и загадочных фигур последних десятилетий русской и мировой культуры.

Валентина Полухина — профессор Кильского университета (Англия), специалист в области современной русской поэзии, автор ряда работ о творчестве Иосифа Бродского «Joseph Brodsky: A Poet for Our Time» (CUP, 1999), «Brodsky Through the Eyes of his Contemporaries» (London: Macmilan, 1992) (расширенные русские версии: «Бродский глазами современников» (СПб.: Журнал «Звезда», 1997) и «Словарь тропов Бродского» (совместно с Юлей Пярли; Тарту, 1995)). Редактор (совместно с Львом Лосевым) сборников статей: «Brodsky's Poetics and Aesthetics» (London: Macmilan, 1999) (русская версия: «Как работает стихотворение Бродского» (М.: НЛО, 2002)). В качестве гостевого редактора журнала «Russian Literure» (Амстердам) подготовила два специальных номера, посвященных Бродскому: «Brodsky Genres» (1995), «Brodsky as a Critic» (2000). Составитель «Большой книги интервью Бродского» (М.: Захаров, 2000, 3-е изд. — 2005), двуязычных сборников стихов Ольги Седаковой (1994), Олега Прокофьева (1995), Д. А. Пирогова (1995), Евгения Рейна (2001).

---

Вам не кажется, что четкость метафизического мышления, свойственная Бродскому, утрачена в современной поэзии?

Трудно сказать. Возможно, Бродский был инстинктивным метафизиком, в донновском смысле. Но я не уверен в этом, поскольку он был способен и на стихи-откровения, и на лирику величайшей простоты.

Бродского часто зачисляют в одну компанию с Чеславом Милошем, Шеймасом Хини, Дереком Уолкоттом, Марком Стрэндом и Лесом Марреем. Трое из них, кроме Бродского, стали Hoбелевскими лауреатами. Вы считаете их поэтами одного уровня или у вас своя иерархия?

Можно понять, почему его сравнивают с Милошем: оба изгнанники, оба славяне (хотя, конечно, Бродский был "иудейским славянином", если так можно сказать). Что до остальных, то думаю, что некая социальная иерархия существует и в литературном мире. Не могу обсуждать их отношения — я просто многого о них не знаю. Ему нравились бонвиваны, такие как Хини или Уолкотт. Он также любил интеллектуальные дуэли, а все эти литераторы — опытные дуэлянты.

Из этой пятерки только Бродский и Милош писали не по- английски, так что они изначально находились в более слабой позиции по сравнению с остальными. Может ли англоязычный читатель их оценить в полной мере?

Нет, разумеется. Чтобы постичь Бродского, нужно в первую очередь читать его по-русски. Тем не менее, поскольку он — как и Милош — жил в англоязычной среде и уделял довольно большое внимание своим переводам, у англоязычных читателей, как мне представляется, есть возможность приблизиться к оригиналу. Бродский существует в обоих языках как факт, а не только потому, что он, как всякий крупный поэт, был переведен. Он стал настолько крупной фигурой в литературе, что, на мой взгляд, оказал влияние и на английскую просодию. Разумеется, многие со мной в этом не согласятся.

Когда Иосиф был жив, британская пресса регулярно его публиковала. Как он вписывался в английскую поэтическую среду?

Не думаю, что он как-то вписывался. Английское общество куда менее гостеприимно, чем американское — по очевидным причинам. Иосиф любил Англию, но, по моему мнению, ему пришлось бы несравненно труднее, реши он поселиться здесь, а не в США. Хотя он был настолько упрямым и настолько великолепным, что, возможно, он и это преодолел бы!

Как вы думаете, что явилось причиной того, что британская пресса, включая литературное приложение к газете "Тайме", перестала публиковать Бродского?

Кто знает? Периодику вообще мало интересуют мертвые поэты, кроме, возможно, давно умерших.

Его книги трудно найти в лондонских магазинах, и работы о нем практически не рецензируются в английской прессе.

Сохранился ли какой-либо интерес к творчеству Бродского у английских поэтов и критиков?

Интерес есть, но давление "снизу" так велико, что Бродский утратил свои позиции. Но он вернется!

Как вы объясняете абсолютизм во взглядах Бродского на поэзию, пророческий тон, который, должно быть, кажется современным британским поэтам странным и даже высокомерным?

Это, опять же, можно объяснить русскими историческими условиями. В случае Бродского это сложилось из его личной судьбы, из того — пусть он и был склонен это преуменьшать, — что его история была символичной для определенного периода XX века, приведшего в конце концов к крушению Советского Союза.

Для американских и английских литературных кругов Бродский всегда был трудным, но интересным объектом. Какую реакцию он вызывал у вас?

Как я уже сказал, я не был с ним знаком лично, когда начинал его переводить. С другой стороны, с его помощью я осознал важность литературы, важность слова. Я это связываю с нашим еврейским происхождением — хотя Иосиф вряд ли согласился бы со мной! Мы, евреи, как мой отец всегда повторял — дети Книги.

Как бы вы описали духовный кругозор Бродского? Был он чуток к религии или не мог принимать любую веру без иронии?

Я думаю, что он воспринимал религию, хотя, опять- таки, это было малозаметно. Он был ироничен, это правда, по поводу официальных религий, и временами выглядел достаточно высокомерно — в этом отношении и во многих других — но в глубинном смысле он был религиозным, я бы даже сказал, богобоязненным.

Давайте поговорим о нем как о человеке. Бродский был нежным и грубым, скромным и высокомерным, я могу продолжать список противоречий в его характере. Какие из его качеств были вам особенно симпатичны?

Ну что в нем было обаятельного, так это, конечно, его обаяние! Но в нем был некий дух противоречия: если он видел, что вы его слишком начинали обожать, он делал нечто, что заставляло вас почти ненавидеть его. Но главное, что сейчас вспоминается, это его нежность, уязвимость — и невероятная щедрость, во всех смыслах.

Иосиф любил составлять "список для прачечной", как он это называл — из имен современников. Поэты, которых он любил, известны. Вы можете назвать несколько имен, которые он презирал?

Один из поэтов, которых он определенно не любил, — Евтушенко, хотя я думаю, что он до некоторой степени уважал его писательские способности — более, чем его литературного двойника Вознесенского. Я не знаю, кого он презирал, но таких было, вероятно, немало. Он не очень-то ценил Винокурова, поэта военных лет, которого я ставлю довольно высоко. Он, безусловно, презирал "официальных" советских поэтов, созданий режима, который он терпеть не мог. Но вот насчет английских поэтов я не уверен. Я не думаю, что он хорошо понимал наших крупных поэтов, Хьюза например. Думаю, Ларкин ему нравился…

Как вы думаете, почему Бродский и Тед Хьюз были слепы к поэзии друг друга?

Тед знал Бродского лишь по переводам. Он не слишком любил Одена, а Бродский был под сильным влиянием Одена. Что касается работ Теда, я думаю, Бродский воспринимал его как певца природы, и всё. Это ему было неинтересно, хотя я знаю, что лично к Теду он относился с некоторой привязанностью. Они существовали в разных мирах, в разных языках и, насколько мне известно, просто не слишком хорошо знали творчество друг друга.

В примечаниях к вашей книге стихов "Письма к Теду", которую вы посвятили памяти Теда Хьюза и Иосифа Бродского, вы пишете, что и Тед, и Иосиф поддерживали вас в вашей работе над переводами Николая Заболоцкого. В чем выражалась эта поддержка?

Иосиф высоко ценил Заболоцкого, считая его бесспор- но выдающимся поэтом, почти на уровне Ахматовой и Цветаевой, хотя, как мне кажется, он сомневался в моей способности перевести его. Позднее его мнение до некоторой степени изменилось — или он просто понял, что меня ничто не остановит — и очень щедро предложил свою помощь, в самом конце своей жизни, когда состояние его здоровья становилось уже угрожающим и когда, как многим казалось бы, он не должен был тратить время на что-либо, кроме собственной работы. Но одной из его задач, конечно, было способствование переводам поэтов, которых он любил, и Заболоцкого в том числе.

Вы назвали свою недавнюю книгу о Бродском "From Russian with love" ("Из русского с любовью"). Расскажите, откуда появилось это название и как оно связано с содержанием книги.

Когда я впервые увидел Бродского — как я уже упоминал, на фестивале в "Куин Элизабет Холл" — у меня был экземпляр "Остановки в пустыне", который я попросил подписать. Он написал "From Russian with love", явно имея в виду фильм о Джеймсе Бонде. Но вместо "Russia" он написал "Russian" — должно быть, намеренно, зная Иосифа, — что подсказало мне маршрут некоего литературного путешествия — из русского в английский, — которое я неизбежно соединил с занятием литературным переводом, что стало лейтмотивом нашей с Иосифом дружбы.

Какова, если можно так сказать, основная тема вашей книги?

Думаю, в ней я старался убедить довольно скептически настроенную аудиторию — в особенности британскую литературную аудиторию, — что эксперимент Бродского по переводам с русского на английский был, так сказать, оправданным и даже привел к самоценным результатам. Английский язык, как мне представляется, сейчас находится в особенно проницаемом состоянии — вероятно, из-за своей роли всемирного языка. Он способен впитывать в себя другие языки и диалекты, и в этом смысле он всепоглощающ! Бродский воспользовался этим преимуществом, на мой взгляд, чтобы расширить английский язык, русифицировать его — можно сказать, колонизировать его. Он создал, как сказано в одном из его некрологов, собственный "идиолект"[190], составленный из русского и английского языков. Он заставил английский язык говорить по-русски. При этом он встретил меньше враждебности в Америке, нежели в самой Англии. Американский английский — это до некоторой степени язык-полиглот, заимствующий нечто из каждой волны иммигрантов, привносящих собственные языки, проникающие в него. Бродский отмечал трудности при переводе с русского, как и Набоков до него. Но, в отличие от Набокова, он не жаловался, не заявлял о невозможности перевода в абсолютном смысле. Разумеется, он не мог ожидать, что английские переводчики в этом за ним последуют, поэтому в конце концов он сам занялся переводами своих текстов. Сначала он пытался работать с помощью переводчиков, но постепенно все больше брал эту работу в свои руки. Результат представляется мне захватывающе интересным и поучительным.