Ольга Глазунова - Иосиф Бродский: Американский дневник

• Название: Иосиф Бродский: Американский дневник
• Автор: Ольга Глазунова
• Издательство: Нестор-История
• Жанр: Культурология
• Год: 2005

---

Использование заложенных в звуках ассоциативных значений усиливает многозначность образов, позволяя с помощью меньшего количества средств передавать более объемное содержание. Согласные звуки, автономно употребляющиеся в поэзии

Бродского, обладают в большей степени вспомогательным характеризующим значением. Это относится как к отдельным звукам: "цикады с их звонким "ц""; "ломаное "р" еврея"; "Жужжанье мухи, / увязшей в липучке, — не голос муки, / но попытка автопортрета в звуке / "ж"", так и к их сочетаниям: "Под раскидистым вязом, шепчущим "че-ше-ще", / превращая эту кофейню в нигде, в вообще / место".

Гласные звуки в поэзии Бродского часто приобретают символическое значение. Звук "о!" в позиции существительного передает божественное восхищение, экстаз людей, взоры и мольбы которых обращены к небу. Сравните: "к небу льнут наши "о!", где звезда обретает свой / облик". Звук "у" в отрывке "и улица вдалеке сужается в букву "У", / как лицо к подбородку" имеет определительное пространственное значение. Долгий звук "у" в стихотворении "Стихи о зимней кампания 1980-го года" ассоциируется с протяжным зловещим воем, от которого хочется избавиться, зарывшись с головой в труху матраса: "Натяни одеяло, вырой в трухе матраса / ямку, заляг и слушай "уу" сирены".

Тревожно-болезненное ощущение от звука "а" в контексте стихотворения "Венецианские строфы (1)" усиливается за счет сопоставления его со словом "ангина", то же значение присутствует в стихотворении "Цветы" 1990 года: "и подъезды, чье небо воспалено ангиной / лампочки, произносят "а""; "Цветы с их с ума сводящим принципом очертаний, / придающие воздуху за стеклом помятый / вид, с воспаленным "А", выглядящим то гортанней, / то шепелявей, то просто выкрашенным помадой".

Гласные звуки "а", "о", "у" характеризуют предметы и явления действительности: свет лампочки, улицу, вой сирены, цветы, в то время как звук "ы" в поэзии Бродского выражает внутреннее состояние лирического героя. Сравните: "Из гласных, идущих горлом, / выбери "ы", придуманное монголом. / Сделай его существительным, сделай его глаголом, // наречьем и междометием. "Ы" — общий вдох и выдох! / "Ы" мы хрипим, блюя от потерь и выгод / либо — кидаясь к двери с табличкой "выход". / Но там стоишь ты, с дрыном, глаза навыкат".

Звук "Ы", напоминающий предсмертный вой животного, передает в стихотворениях Бродского нечеловеческое напряжение, боль, разочарование и отвращение одновременно. Этот звук является последним эмоциональным прибежищем человека, пребывающего в крайней степени отчаянья, когда его уже не заботит ни собственное состояние, ни впечатление, которое он производит на окружающих. "Ы" — единственно доступная реакция для того, кто сознает, что все идет прахом и он не в состоянии ничего изменить: "О, неизбежность "ы" в правописанье "жизни"!".

Звуки используются Бродским в их традиционном эмоциональном значении: "о" выражает восторг, "у" — уныние, "а" — крик отчаянья, "ы" — невыносимое напряжение и т. д. В той же функции хорошо знакомых, узнаваемых звуковых символов в поэзии Бродского употребляются междометия, отдельные слова, словосочетания и предложения: "хмы-хмы", "ура", "ах", "пли", "вон!", "Не наш!", "браво", "виват!" "виноват" "Боже мой", "Стой", "отбой", "Места нет!", "Не треба!", "на кой?", "не узнаю", "постой", "Осторожней!", "держите вора", "Здравствуй, вот и мы!", "что такое? Что ты сказал? Повтори", "все кончено" и другие.

Обладая устойчивым разговорным значением, слова-символы, с одной стороны, апеллируют к чувствам читателя, к его эмоциональному восприятию звуковой оболочки, а с другой, — способствуют представлению описываемой ситуации в наиболее приближенной к реальности форме. В эссе "Коллекционный экземпляр" (1991) Бродский писал о том, какое впечатление на него производит английское слово "treachery" (предательство):

"Замечательное английское слово, а? Скрипучее, как доска, перекинутая через пропасть. В смысле звукоподражания — покрепче этики. Это — акустика табу. Потому что границы племени определяются прежде всего его языком. Если слово тебя не останавливает, значит, не твое это племя. Его гласные и шипящие не порождают инстинктивной реакции, не заставляют нервные клетки дергаться от отвращения, тебя от них не кидает в холодный пот. И, значит, владение языком этого племени есть лишь мимикрия" (выделено — О.Г.).

Звуковые ряды, состоящие из сочетания звуков, слов и отдельных фраз, используются в поэзии Бродского в позиции номинативных единиц: субъекта ("В парвеноне хрипит "ку-ку""; "сгину прежде, чем грянет с насеста / петушиное "пли""); объекта ("Там / и находится Запад, где выручают дам, / стреляют из револьвера и говорят "не дам", / если попросишь денег. Там поет "ла-ди-да", / трепеща в черных пальцах, серебряная дуда"; "завоеватель, старающийся выговорить "ча-ча-ча""; "я взбиваю подушку мычащим "ты""); обстоятельства (""Тук-тук-тук" стучит нога / на ходу в сосновый пол"); определения ("Иногда в том хаосе, в свалке дней, / возникает звук, раздается слово. / То ли "любить", то ли просто "эй""; "И повинуясь воплю "прочь! убирайся! вон! / с вещами!" само пространство по кличке фон / жизни, сильно ослепнув от личных дел, / смещается в сторону времени, где не бывает тел"; "так пальцы слепца / неспособны отдернуть себя, слыша крик "Осторожней!"").

В эссе, посвященном творчеству американского поэта Роберта Фроста, Бродский писал:

"У Фроста была теория о, как он их называл, "звукопредложениях". Она связана с его наблюдением, что звучание, тональность человеческой речи так же семантичны, как и реальные слова. К примеру, вы слышите разговор двух людей из-за запертой двери комнаты. Вы не слышите слов, но понимаете общий смысл диалога; практически вы можете довольно точно домыслить его суть. Другими словами, мотивчик значит больше текста, вполне заменимого или избыточного" ("О скорби и разуме", 1994).

Обладая статусом номинативных единиц, сочетания звуков способны обозначить предмет или понятие, одновременно квалифицируя его, как, например, при воспроизведении мелодий: в сочетании "ла-ди-да" ("Там поет "ла-ди-да", / трепеща в черных пальцах, серебряная дуда") слышится легкая приятная музыка; "ча-ча-ча" в отрывке "Завоеватель, старающийся выговорить "ча-ча-ча"" передает энергию, бурное веселье; "Бэби, не уходи" в предложении".Бэби, не уходи., - говорит Синатра" является клишированной версией популярных песен о любви.

Бродский часто вспоминал о том, как в начале его поэтической карьеры Евгений Рейн дал ему совет: "Если хочешь, чтобы стихотворение работало, избегай прилагательных и отдавай решительное предпочтение существительным, даже в ущерб глаголам"[180]. Этот совет, по словам поэта, "сослужил ему хорошую службу". Звуковые сочетания в позиции номинативных единиц являются одним из поэтических приемов, позволяющим поэту давать определения при формальном отсутствии прилагательных.

Устойчивое метафорическое значение звуковых образов, выявленное Бродским, позволяет ему использовать их в поэзии не только как определения, но и в качестве объектов для сравнения, как, например, в предложениях: "не оставляет следов глубоких / на площадях, как "прощай" широких, / в улицах узких, как звук "люблю""; "голос кукушки. Теперь он звучит грубей, / чем тот же Каварадосси — примерно как "хоть убей" / или "больше не пей"".

Употребление сравнительного оборота достигает цели только в том случае, если характеристики вспомогательного предмета, который говорящий привлекает для сопоставления, не вызывают вопросов у его собеседника, то есть обладают общепринятыми значениями на языковом уровне. Вводя в поэтический текст звуковые образы в нетрадиционном качестве, Бродский расширяет сложившееся в языке представление о метафоре, вовлекая в средства ее выражения все новые и новые образы.

Обращение Бродского к звукам помогает точнее передать особенности проявления описываемой ситуации. Например, междометие "ах", которое вместо существительного "восторг" употребляется в предложении "Мысль о пространстве рождает "ах", / оперу, взгляд в лорнет", дополнительно указывает на манерность, неестественность чувства; а приветствие "Здравствуй, вот и мы!" в строках "Скушно жить, мой Евгений. Куда ни странствуй, / всюду жестокость и тупость воскликнут: "Здравствуй, / вот и мы!" Лень загонять в стихи их" выражает радостное предвкушение новой жертвы; форма повелительного наклонения в предложении "Север крошит металл, но щадит стекло. / Учит гортань проговаривать "впусти"" свидетельствует о новом этапе, который наступил в отношении лирического героя к любимой женщине, — он готов смириться и, забыв о гордости, молить ее о том, чтобы она позволила ему быть рядом.

Звуковые образы в поэзии Бродского в силу своей доступности уравновешивают усложненный синтаксис предложений, являясь смысловыми "зацепками", позволяющими понять содержание. Обладая фонетическим и смысловым значением, они являются в то же время ярким стилистическим приемом, привлекающим внимание читателя к наиболее важным, с точки зрения автора, смысловым компонентам предложения.