Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц

• Название: Пятьдесят девственниц
• Автор: Вадим Шакун
• Издательство: Интернет-идание
• Жанр: Эротика

Захотелось переиначить «Сатирикон» Петрония. Получилось что-то совсем-совсем другое. В общем, детям, наверное, не стоит читать.

---

Следующим днем явилась на пороге нашем юная дева, возрастом не старше девятнадцати, весьма мила собой и очень заплакана.

— Вот, — упав на колени, промолвила она. — Брат мой младший совсем потерял покой, матушка в отчаянии, ибо может он, похоже, и вовсе рассудка лишится и наложит на себя руки. Помогите же мне, добрый человек, и я буду беспрестанно поминать в молитвах ваше имя! Дайте же мне тот жизненный сок, в котором брат мой видит возможность овладения столь милой его сердцу наукой.

— Послушайте, невинное дитя! — взмолился в ответ я. — Непотребно же, чтобы мужчина играл в подобные игры с мужчиной! Сама мысль об этом мне неприятна, ибо противоречит моему естеству!

— Верно ли девица невинна? — вмешалась Быстрые Глазки, которой это нескончаемое преследование тоже порядком успело надоесть.

Я без сомнения подтвердил сей факт.

— Так возьми ее девственность и наполни это юное лоно своим семенем, — предложила Глазки, немало девицы не стесняясь. — Пусть ее братец сам извлекает то, что ему потребно, коль скоро оно будет залито туда.

Я признал, что на такое мог бы и согласиться, тем более, что она стала бы двадцать четвертой моей девицей — вот-вот, и будет пройдена половина назначенного Инкубом пути.

Юная дева, имя которой было Лакена, зарделась и, сказав, что нужно ей посоветоваться с братом и матушкой, тут же ушла, однако же явилась, не более, чем через час вместе с Рудерисом.

— О, мой добрый учитель! — со слезами на глазах произнес пылкий юноша. — Я столь рад, что вы решились, наконец, приобщить меня к вашей силе. Сестрица любезно согласилась послужить тем сосудом, в который будет собран драгоценный нектар, который поможет мне перейти на новый уровень моего существования!

— О, проклятый Инкуб! — мысленно возопил я. — Хоть ты, кажется, здесь и вовсе не при чем, но уверен, что это, непременно твоя вина! Ты обрекаешь меня беспрестанно на столь постыдные вещи, что имя мое будет покрыто позором, покуда светит дневное светило!

90

Все, что произошло у нас с Лакеной, постарался обставить я как можно приличней: мы с девицей удалились в соседнюю спальню и там она с величайшей радостью принесла мне свою жертву, надеясь помочь тем горячо любимому брату. Выйдя же из спальни, я уступил место пылкому юноше.

В пылкости своей он, однако же, хватил несколько через край, ибо через четверть часа вышел и сообщил, что вот, сестра его несколько, кажется, не в себе, во всю зовет меня и говорит что-то о том, что, якобы, моих-то соков уже и вовсе не осталось, а вот ее собственные проистекают во всю.

Оставив юношу за дверью, я посетил девицу. Та, краснея и смущаясь, поведала, как, в процессе вылизывания из нее братцем моих соков, распалилась настолько, что скорее умрет, нежели не испытает все между нами произошедшее еще раз.

— О, бедное мое дитя! — искренне ей соболезнуя воскликнул я и мы повторили проделанное, после чего я вновь уступил опочивальню Рудерису.

— Послушайте, милый юноша, — сказал я ему, когда еще через четверть часа он явился ко мне с той же проблемой. — Сестрица ваша, без сомнения была девицей. Мне кажется, что и два раза ей достаточно. Исключительно из уважения к вам, я зайду туда в третий раз, только клятвенно обещайте мне, что он будет последним.

Пылкий юноша обещал и, поднапрягшись с силами, я излил семя в Лакену третий раз. На том, по счастью, все и закончилось. Девице я подарил на память золотой, Рудерис же с тех пор именовал меня не иначе, чем своим учителем и наставником. Поняв, сколь сильна в нем тяга к магии, я взял, в конце концов, перо с бумагой и отписал послание в Магическую Ложу Королевства дварфов. Там я изложил, что вот, есть некий Рудерис, который без магии себе жизни не мыслит, и, что я, Поздний Рассвет, прошу к нему внимательно присмотреться.

— Послушайте, юноша, — сказал я ему. — Вовсе не уверен, что в Гильдию вас примут — скорее, даже, наоборот. Но я даю вам указание на место, где она расположена, а все остальное зависит лишь от вашего упорства и настойчивости. Если вам не удастся приобщиться к таинствам, не держите на меня зла, ведь я ничего не обещал. Если же удастся, не ставьте это мне заслугой, ибо заслуга будет только ваша собственная.

Тот же вновь назвал меня любимым учителем и мудрым наставником, сообщил, что после всего, между нами произошедшего, чувствует в себе великую силу и пообещал, что не далее, как в течение месяца отправится в страну дварфов.

Мы же со спутниками поспешили запрячь своих собак и отправиться на север, ибо близился уже конец лета, а, уж если летом на севере — не сахар, то осенью — особенно.

О неприятностях наших в пути особенно расписываться не буду. Если кому доводилось питаться исключительно сухарями и травяным отваром, тот меня поймет. Как не пытались охотиться, подстрелили один раз какую-то птицу, но мясо ее оказалось жестким необычайно. Все ж таки, мы ее съели, и это лишний раз подтверждает, что голод — не тетка.

Однажды провалились с санями в полынью, после чего пришлось тут же разбить на берегу наш шатер из шкур и распалить в нем костер, после чего пол дня сушились и грелись.

В следующий раз провалились так, что отсырел трут у огнива. Чтобы не замерзнуть, пустили в шатер собак и тут у Крикуна выяснилось какое-то странное неприятие собачьего запаха. Я со своей стороны, против этих милых трудолюбивых животных предубеждений не имею и, до сих пор, считаю, что нет ничего лучше морозным днем, в шатре, чьи стены покрыты инеем, скинув мокрые одежды, прижаться сразу к трем-четырем собакам, которые, очень быстро высохнув, начинают греть тебя своим теплом.

Тут же я заметил еще одну странность: путники мои сразу же потребовали, чтобы я засветил свой жезл и с самыми честными лицами уверяли меня, что им от него тепло. Я, у которого зуб на зуб не попадал, думал, было, что они таким образом меня утешают, но потом заметил, что и собаки наши как-то по особенному тянутся к этому свету, будто греясь в его лучах. В общем, просидев всю ночь со светящимся жезлом в руках, я оказался самым промерзшим из всей нашей компании. Глазки же от всей души меня благодарила и говорила, что, если бы не я, без простуды никто из нас не обошелся бы.

Конечно же, при таких обстоятельствах, единственным простудившимся оказался я. Как только, рыжеволосая моя спутница поняла, что со мной не ладно, а стал я весь ужасно горяч и, даже, начал бредить, мы остановились и некоторое время провели без утомительных ежедневных переходов. Правда, запасы провизии нашей изрядно при этом уменьшились, но Крикун уже достаточно сносно научился охотиться с луком, а Глазки не упускала возможности порыбалить во всех встречных речушках. Может, для кого-то и странна рыбалка на речке затянутой льдом, но, должен сказать, рыба иногда попадалась столь изумительная, что и в столице Королевства не купишь.

Так брели мы все севернее и севернее, пройдя уже половину пути отделявшего город Полынья от Северного берега Внешнего моря, когда, наконец, повстречали племя северных кочевников. Было их от силы семейств пять, но, в численном выражении, человек семьдесят. Они увидев нас ни мало не перепугались. Мы же, хоть и взволновались, но виду не подали.

Я, к тому времени, после болезни уже окреп и был готов к любым неожиданностям. Спутницы же мои считали, что ждать нас может лишь одна неприятность — есть у этого дикого народа странный обычай, когда, встретившись, два племени, а то и два семейства, начинают тут же меняться женами. Очень не хотелось ни Глазкам, ни Трине подобных обменов, я же, со своей стороны, придумал как можно было бы этого избежать. Спутницы, выслушав мой план, немало на него понадеялись.

91

Северные кочевники немного говорили на нашем языке, мы же знали пару десятков их слов. Пользуясь этими немудреными возможностями, я сразу же объяснил, что спутницы мои посвящены великому духу, а, значит, трогать их всем возбраняется. Я же, как некий шаман, сопровождаю их в место назначения, которым является Ледяной храм.

Тут аборигены впали в задумчивость, а потом явился некто поющий, весь обросший волосами, с бубном в руках, в который он непрестанно бил. Вспомнив все, что говорил мне о шаманах юный Рудерис, я, сначала, несколько убоялся, да и Крикун весьма струхнул. Потом же мы поняли, что, дикими своими песнопениями, сей субъект желает сообщить, как хочется увидеть ему мои магические способности.

Нет слов, чтобы описать, какое впечатление произвел на собравшихся мой засветившийся жезл. Все сразу же преклонили колени, а шаман стал колотить в свой бубен с двукратной скоростью и силой, заявив, что я, по истине, величайший из представителей этой профессии. Потом же, разогнав все племя по шатрам, он пригласил меня к себе, дабы поговорить без посторонних.

Тут, сознаюсь, предубеждения против шаманов вспыхнули во мне с прежней силой, тем более, что в шатре его мы оказались с глазу на глаз, но ничего постыдного не случилось. Достойный сей муж всего лишь захотел, чтобы мы, вместе с ним, обратились к духам за помощью в моих поисках. Попутно рассказал он мне, что преследует в последнее время северных кочевников великая напасть.