Уильям Манчестер - Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии

• Название: Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии
• Автор: Уильям Манчестер
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-9524-0632-7

Книга о династии Круппов не может ограничиваться рамками семейных радостей и бед. Их судьбы тесно переплетены с судьбами родной страны. Круппы были основными поставщиками вооружения кайзеровской Германии, финансировали политическую кампанию Гитлера. После войны, пережив позор Нюрнберга, они стали лидерами уже в области атомной промышленности и самолетостроения. Автор, прослеживая мистическую связь династии промышленников с родной Германией, показывает, как ее представители, парадоксально сочетая идеализм и практичность, являли собой живой символ немецкой индустрии.

---

Париж остался в гордом одиночестве. Принявшие боевую готовность гражданские лидеры вели себя намного храбрее, чем император в Седане или маршал в Меце, и на протяжении еще почти четырнадцати недель дерзко отвергали приговор орудий. Средоточие городских огней, сердце, – как мог Париж согласиться с тем, что произошло. Еще в июле люди собирались на улицах и выкрикивали: «В Берлин! В Берлин! Скорая победа!» – а 6 августа биржевые спекулянты, пытаясь искусственно играть на рыночных ценах, распространили на рю Вивьенн слухи, будто вся прусская армия кронпринца захвачена в плен. Весть о прямо противоположном развитии событий была встречена скептически. Министр внутренних дел в новой республике Леон Гамбетта провозгласил, что «нация под ружьем» не может быть повержена. Он призвал к массовому восстанию, предсказывая, что «пруссаки, находящиеся далеко от дома, обеспокоенные, изнуренные, преследуемые вновь пробудившимися французами, будут постепенно уничтожены – оружием, голодом, естественными причинами». Париж, утверждал он, намного сильнее любой провинциальной крепости. И это было верно. В 1840 году Тьер воспользовался ближневосточным кризисом для того, чтобы соорудить стену высотой в 30 футов, ров шириной в 10 футов, а также 94 бастиона, 15 фортов и 3 тысячи прикрываемых пушками путей подхода к Парижу. Однако Гамбетта упустил из виду – и едва ли его можно винить в профессиональной близорукости, – что за три десятилетия новая огневая мощь сделала эту массивную систему устаревшей.

Используя французские железные дороги, Мольтке быстро продвинулся в направлении Марны. 15 сентября он был в Шато-Тьерри и готовил осаду. Два дня спустя начался захват столицы в клещи, когда кронпринц Пруссии стремительно вышел с юга, а кронпринц Саксонии встретил его с севера. Захват был завершен в течение двадцати четырех часов. Последний почтовый поезд ушел из города 18 сентября. На следующий день были перерезаны линии телеграфной связи; Париж оказался изолированным, уязвимым для беспощадных орудий. Уже когда линии были отрезаны, – «Журналь Оффисьель» окольным путем сообщила Парижу, что он окружен, высказав предположение, что население «не… удивлено отсутствием телеграфных сообщений из страны», – первые французские защитники, которые предприняли вылазку из-за стены, в панике бежали от стволов Круппа на плато Шатийон, командной высоте непосредственно за воротами. Парижанин, встретивший взвод отступавших зуавов, записал в своем журнале: «Один из них, нервно посмеиваясь, рассказал мне, что никакой битвы не было, что было всеобщее беспорядочное бегство, что он не произвел ни одного выстрела. Меня поразили глаза этих людей – бегающие, стеклянные, ни на чем не останавливающиеся». Такие глаза на протяжении последующих семидесяти пяти лет становились все более знакомыми французам.

В литературной столице цивилизованного мира было много людей, ведущих дневники, записи во времена осады насыщены подобными наблюдениями. После того как с высот Шатийон сошел дым, еще один человек, который в своих послевоенных мемуарах называет себя «жителем из осады», нанес несколько визитов и отметил, что все «как казалось, были заняты тем, что измеряли расстояние от прусских батарей до своих собственных домов. Одного из своих друзей я застал сидящим в погребе, который был прикрыт несколькими матрацами для защиты от бомб». Наиболее проницательным гражданам скоро стало ясно, что разгром их оборонительных сооружений – лишь дело времени. Один из них писал: «Если во время наших вылазок нас неизменно отгоняла назад прусская полевая артиллерия, то какая была надежда на то, чтобы прорваться через вражеские ряды теперь, когда эти чудовища – крупповские пушки – расположились вокруг всего Парижа, а укрепления наших морских артиллеристов разрушаются, как только строятся?» Самое крупное сосредоточение батарей находилось на возвышенности Шатийон. Генерал-квартирмейстер Подбельски злорадствовал по поводу каждой заявки на новые стволы из Эссена, но факт состоял в том, что артиллеристы превышали возможности пушек. Сверхтяжелые орудия Круппа выбрасывали снаряды на расстояние 5600 метров – 6130 ярдов, – и они достигали лишь пригородов Парижа. Однако, увеличивая мощность зарядов и поднимая стволы до угла в 33 градуса, артиллеристы обнаружили, что снаряды покрывают 7500 ярдов – до тех пор неслыханное расстояние. На город ежедневно падало три или четыре сотни, взрываясь в Сент-Луи, Пантеоне, Сорбонне, в монастыре Сакре-Кер. Левый берег пережил главный удар бомбардировок, о них говорила вся столица. В конце декабря министерство сельского хозяйства в надежде повысить моральный дух объявило о распределении дополнительных пайков. Это было встречено с цинизмом. Один обозреватель язвительно написал: «Наслаждайтесь новогодним днем, парижане, и толстейте для Круппа из Шатийона».

За три недели 12 тысяч снарядов разрушили 1400 зданий; 20 тысяч парижан остались без крыши над головой. Чтобы подвергнуть бомбардировке один из опорных пунктов к востоку от города, Мольтке собрал семьдесят шесть из самых мощных крупповских пушек. Пораженный участник обороны измерил одну из воронок; ее глубина составляла один ярд, а ширина – четыре с половиной фута. Неглубокие французские окопы были в скорости стерты, а в них заживо похоронены солдаты. Военный корреспондент-ветеран из лондонской «Дейли ньюс» следующим образом описал для своих потрясенных читателей изуродованные трупы «тех самых храбрых»: «Ужасающая картина смерти перешла все границы того, что я когда-либо видел или что могло присниться. Обратите внимание на то, как они погибли. Не от быстрой пули игольчатого оружия, которая проделывает в человеке мельчайшее отверстие и не уродует его, если только ему не удалось спрятать лицо; не под ударом острого штыка: они убиты снарядами страшной мощи, которые рассыпались на осколки в результате взрывов многих фунтов пороха, приносящего увечья и рвущего даже массивное железо».

Когда начинался 1870 год, на Альфреда работало 10 тысяч человек, среди них 3 тысячи – это новобранцы, прибывшие после июля. Французы запомнят тот Новый год как год ужаса, но Крупп расценивал его по-другому. Впервые Пруссия стала его бесспорным ведущим заказчиком. Он не хотел, чтобы ему мешал Роон, и думал о новых видах оружия. За один из них он уже ухватился. Если не считать почтовых голубей, единственным средством связи для осажденной столицы оставался воздушный шар. Поэтому Альфред и его лучший специалист по технике Вильгельм Гросс разработали прусское противобаллонное средство – первое в мире зенитное орудие. В некоторых отношениях оно очень похоже на своего знаменитого правнука – орудие Альфрида Круппа калибра 88, которое применялось во Второй мировой войне. Длина ствола составляла шесть футов: шасси было высотой пятнадцать футов, включая стальную опору, спусковой механизм и его защитное устройство, как у винтовки. Ствол мог быстро вращаться вокруг. Артиллерист заряжает снаряд с казенной части, поворачивает рукоятку, чтобы взвести курок, обхватывает опору, делает наводку сквозь прицел и производит выстрел. 3 декабря кронпринц Фридрих Вильгельм сделал в своем дневнике запись: «Крупп из Эссена прислал нам образец противобаллонного орудия, как он его называет. Он считает, что с применением этого орудия, изобретение которого напоминает ракетную батарею, воздушные шары, поднимающиеся над Парижем, можно поражать и уничтожать». Образец был моментально одобрен. До сих пор ястребы из Саксонии перехватили и уничтожили несколько почтовых голубей (что в те отмеченные наивностью дни вызвало бурю протестов парижан против подобного рода «варварства и жестокости»), но стрелки предпринимали на редкость безуспешные попытки справиться с баллонами, и хотя кавалеристы после этого проскакивали по нескольку миль, возвращались неизменно разочарованными. Теперь из Рура прибыла первая противобаллонная пушка. Английский военный корреспондент протелеграфировал своему редактору, что дальность ее стрельбы, как говорят, «превышает 500 ярдов» – на самом деле она выбрасывала 3-фунтовые гранаты на расстояние до 666 ярдов – и что ее «можно сравнить с большими стационарными телескопами». Оценки эффективности сильно разнились. Баллоны, которые были запущены в дневные часы, резко обрушились вниз, и сторонники Круппа торжествовали. С другой стороны, его критики утверждали, что Париж испытывает нехватку искусных воздухоплавателей.

28 января, на сто тринадцатый день блокады, все споры прекратились. Париж капитулировал. Коммуна, гражданская война, еще одна осада и ужасы голода – все это было впереди. Но добыча победителей была великолепна. При подписании договора Бисмарк вытребовал компенсацию в размере миллиарда долларов и передачу Эльзаса и Восточной Лотарингии. Он перечертил границы вдоль языковых и стратегических линий, игнорируя промышленные аспекты. Таким образом, Рур остался в опасной близости от границы.