Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

• Название: Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Детская фантастика

Эта книга никогда не была предназначена для коммерческой публикации (в отличие от остальных моих книг — каюсь в гордыне…) Поэтому сюжеты и образы из неё могут встречаться моим читателям в других моих произведениях. Роман написан полностью, но, к сожалению, в те времена, когда у меня не было компьютера, и это занятие меня угнетает — переписывать с бумажных листов в файл. Тем не менее, перед вами — вполне самостоятельный роман. Точнее — первая его часть. Откройте его. Может быть, он вам понравится.

---

Ко мне подошёл Вадим. Бастард у него был в крови до рукояти.

— Восьмерых взяли живыми, — сказал он и окровавленной боевой перчаткой — не крагой — провёл по лицу. — Что с ними делать, князь?

— В костёр, — ответил я, и серые глаза Вадима расширились. — Всех в костёр, какой побольше. Что непонятно?

— Да, князь, — ответил Вадим.

И… поклонился мне.

* * *

Рассвет был прозрачным и холодным, как оставленное на морозе стекло. Мы все стояли за ручьём, над могилой, вырытой в мёрзлой земле под отваленной гранитной плитой. Сталь постукивала о камень — Колька выбивал на граните короткие строчки прощанья. Не пришли только Олег Фирсов (он просто не мог подняться) и сам Арнис (литовец лежал без сознания). Даже Север, опираясь на самодельный костыль и плечо Кристины, стоял вместе со всеми.

Ленка лежала на расчищенных от снега камнях, закрытых меховым плащом. Совершенно живая, только очень бледная… и ещё ей не смогли закрыть глаза, и теперь на ресницах серебрился иней. Девчонки плакали все, даже Кристина, даже Наташка Мигачёва, не пикнувшая, когда ей зашивали бок. И плечо Танюшки вздрагивало под моей рукой. Да и некоторые мальчишки плакали тоже…

А у меня не было слёз.

— Всё, закончил, — Колька встал на ноги, отряхивая колени от снега и каменной крошки. Я подошёл к нему. На алом граните белели штрихи надписи:

Елена Рудь

12.05.73 г. — 16.02.88 г.

Мы помним

— Что ж, это всё, — хрипло сказал я, расстёгивая кобуру нагана. У меня оставался последний патрон… — Хороните.

Санек со Сморчом подошли к Ленке с одной, Вадим и Андрей — с другой стороны, взялись за углы плаща.

— Подождите! Не зарывайте! — послышался болезненный, хриплый крик. Мы обернулись разом, а потом так же разом бросились навстречу Арнису — он еле шёл от пещеры, шатаясь, и, буквально рухнув нам на руки, прошептал: — Дайте… последний раз… — и потерял сознание.

Плащ подняли. Ленка поплыла над заснеженной землёй. А потом свободные концы плаща закрыли её, и остался только длинный свёрток в мёрзлой яме…

— Кто хочет что-нибудь сказать? — скрежещущее спросил я. Мне ответом было молчание, только Валька Северцева, шагнув вперёд, сдёрнула с пальца и бросила на плащ своё простенькое колечко со стразами и сказала мне:

— Всё наверное…

— Да всё, — я поднял револьвер. — Зарывайте.

Короткий выстрел расколол морозное утро пополам.

Игорь Басаргин
Пограничье. Поле боя.
Ты да я да мы с тобою.
Постоянная война.
Я один и ты одна.
Слева пушки, справа бомбы,
Душ пустые катакомбы,
Как берлинская стена.
Чья вина? Ничья вина.
Мы живём в пылу сражений,
В взрывчатости отношений,
В мёртвой пропасти без дна,
И победа не видна,
Но расписаны, как ноты,
Канонады, артналёты.
Наша бедная страна
В эти дни совсем бедна.
Убедившись в неудаче,
Мы сойдёмся и поплачем,
Поцелуемся спьяна.
Что поделаешь — война…

…Свой наган я спрятал в нише под нашим, мальчишеским настилом для спанья, замазав кант глиной.

А аркебузу Ленки взяла Ирка Сухоручкина.

РАССКАЗ 8 Шпоры на босу ногу

И как в войну, мы продолжали

В жизнь играть…

О. Митяев

Александр Розенбаум

Снег и метель вьюжат —
Дай мне тепла в стужу,
Дай быть тебе нужным
каждый час,
Дай мне тепла лета,
Дай мне чуть-чуть света,
Чтоб луч летал где-то
возле нас,

Дай мне чуть-чуть воли,
Тяжкой не дай доли,
Дай совладать с болью,
будь нежна,
И в грозовых бликах
Слышать не дай крика —
Знай, мы не как
никогда нужна!

Чтобы сутью трудный путь мой полон стал,
Чтоб июль настал в январе —
Засверкает в нём твоей любви кристалл,
Чтоб в огне его мне,
Чтоб в огне его мне
сгореть!

Дай уходить твёрдо,
Дай быть всегда гордым,
Чтоб в тишине мёртвой
не упасть,
Дай мне моё право
Быть до конца правым
И самого себя
не украсть,

Дай обрести веру
В то, что приду первым,
Рыси не дай мерной —
шпоры дай!
Бросить в лицо спеси
Главную дай песню
И в поднебесье
её сыграй!

Чтобы сутью трудный путь мой полон стал,
Чтоб июль настал в январе —
Засверкает в нём твоей любви кристалл,
Чтоб в огне его мне,
Чтоб в огне его мне
сгореть!

Дай выйти сквозь стену
Из пустоты плена
И над морской пеной
чайкой взмыть,
Дай мне упасть в волны
На острие молний,
Всё в этот миг вспомнить
и забыть,

Дай мне чуть-чуть воли,
Тяжкой не дай доли,
Дай совладать с болью,
будь нежна,
И в грозовых бликах
Слышать не дай крика —
Знай, ты мне как
никогда нужна!

Чтобы сутью трудный путь мой полон стал,
Чтоб июль настал в январе —
Засверкает в нём твоей любви кристалл,
Чтоб в огне его мне,
Чтоб в огне его мне
сгореть!

* * *

В горах в этот день ещё лежал снег, но ниже по склонам уже грохотали ручьи, подрывая и скатывая в реки валуны, неся песок, глину и гальку. И ветер был тёплым, совсем весенним.

Княгиня Юлия пришла с охраной из двух человек почти в последний момент — я задержался у могилы Ленки Рудь в роще за пещерой. Охрана осталась ниже по склону, а она подошла ко мне, по колено проваливаясь в рыхлый снег.

— Уходите? — спросила она. Я кивнул:

— Сергей пришёл неделю назад. Он разведал путь и осмотрелся там… Но, может быть, мы когда-нибудь вернёмся. Мир, в конце концов, круглый.

— Тут вы всегда желанные гости, — вежливо ответила Юлия. Но потом взяла меня за локоть тонкими сильными пальцами и заглянула прямо в глаза. — Я знаю таких, как ты, — тихо сказала она. — Ни я, ни Борислав, никто из наших не говорили никому из вас… У меня был брат-близнец, Йожо. Когда мы обосновывались тут пять лет назад, он не остался с нами. Он и ещё несколько человек… Они ушли на юг. А три года назад нам сообщили, что негры уничтожили отряд Йожо на Крите, у него уже был большой отряд… Мне было бы легче узнать, что он убит. Но его взяли в плен и сделали рабом, Олег… Да, иногда бывает и так, — кивнула она в ответ на мой недоумённый взгляд. — Ты ведь идёшь примерно в те места… — Юлия вновь, как тогда, при первой нашей встрече, беззащитным жестом прильнула щекой к вороту плаща. — Если вдруг случится так, что ты… я была бы благодарна за любую весть.

— Да, княгиня, — кивнул я. И вновь — тоже как тогда, только не становясь на колено — поднёс свои губы к её руке. — Я ничего не обещаю, но я сделаю всё, что могу. А сейчас мне пора идти.

Я не оглянулся, уходя. Здесь надо было прочно отвыкать оглядываться…

…Танюшка ждала меня там, где начинался спуск к морю. Стояла, прислонившись к белому стволу берёзы, в котором уже, наверное, начинали закипать соки, и издалека смотрела на меня. И этого взгляда было вполне достаточно, чтобы разом стереть все заботы и неприятности — как мокрой тряпкой с доски.

— Пойдём? — кивнула она мне, и рукоять корды качнулась над плечом, на котором лежал край мехового капюшона.

— Пойдём, — кивнул я в ту сторону, где наш уходящий во главе с Сергеем отряд превратился уже в цепочку тёмных силуэтов. Мы начали спускаться вниз. — Весна наступает, и мы пойдём навстречу ей — уже хорошо, а?

* * *

Дунай вскрылся где-то за день до нашего прихода. Присутствие Таньки удержало меня от матерных ругательств, но Сергей не был столь щепетилен и вызверился на Саню:

— Ну что, достукался?! Раньше надо было выходить, а ты всё ныл, блин, чего-то дожидаться призывал… Дождались! Что теперь — ждать, пока лёд сойдёт?!

— И подождём, — абсолютно невозмутимо отозвался Саня. — Куда лететь?

— Ах, куда лететь… — но между ними встал и распёр их в стороны Вадим.

Ругань руганью, а половодье нам и в самом деле отрезало путь вперёд. Снега в этих местах почти не осталось (разве что в низинах он лежал бело-чёрной пористой массой), мы шли по раскисшей земле, готовой проклюнуться сплошной щетиной травы. Над нами тянулись и тянулись на север бесконечные вопящие косяки птицы.

Сергей успокоился, напоследок нежно обложив Саню "саботажником". Плюнул и пошёл, подсел к своей Ленке, которая немедленно начала его утешать.