Л. Науменко - Монизм как принцип диалектической логики

• Название: Монизм как принцип диалектической логики
• Автор: Л. Науменко
• Жанр: Философия
• Год: 1968

---

Структурализм же исходит, во-первых, из того, что вся предметная область сполна очерчена, все выражено (закон коммутации Куриловича), во-вторых, из того, что каждый этап существования языка представляет собой совершенно законченное и замкнутое состояние. Всякое изменение может быть только продуктом внешних воздействий. Оно не является имманентным. Вот почему синхронное изучение языка противопоставляется диахроническому, а теоретическая лингвистика – описательной, «типологии языков». Поскольку в предмете фиксируется только форма, то форма сама по себе, естественно, не подвержена спонтанному изменению. Историческая лингвистика в принципе невозможна. (Правда, структурализм не исключает возможность применения своих методов и к диахронии, но сам факт этой диахронии при этом признается лингвистически необъяснимым.)

Сказанное находит подтверждение в одной из работ С.К. Шаумяна. В предисловии к «Проблемам теоретической фонологии» автор пишет: «Теоретическую фонологию нередко смешивают с общей фонологией, а между тем это – разные дисциплины. Теоретическая фонология имеет своим предметом природу фонологической реальности, для изучения которой разрабатывает соответствующий концептуальный аппарат, тогда как общая фонология занимается типологией конкретных фонологических систем. Разным предметам соответствуют и разные методы. Основным орудием теоретической фонологии служит гипотетико-дедуктивный метод, позволяющий раскрывать имманентные законы фонологической реальности. Что же касается общей фонологии, то ее основной метод – это генерализация, с помощью которой конкретные фонологические системы сводятся к ограниченному числу основных типов фонологических систем»[183].

Существо гипотетико-дедуктивного метода заключается в постулировании «фонологических конструктов», анализ каковых был приведен выше. Как в структурализме вообще, так и в структуральной фонологии семантическая и физическая субстанции не принимаются во внимание, рассматриваются как нечто случайное и потому не подлежащее исследованию в теории.

Это положение о случайности субстанции для имманентного исследования языка и о том, что именно в силу этого эта субстанция есть нечто неинтересное для лингвистики, и составляет самый фундаментальный просчет структурной лингвистики.

Структуралисты полагают, что конструкт как понятие есть образ чистого отношения между лингвистическими элементами, отношения, способного к реализации в любой субстанции (постулируется «закон транспозиции», т.е. взаимозаменяемости субстратов лингвистических единиц). Вся специфика и сущность лингвистической реальности лежит именно в этих чистых отношениях-конструктах, которые и исследуются в теории. Субстанция же, в которой они реализуются, не представляет интереса.

Такой подход к проблеме является в какой-то мере обоснованным. Вспомним, что хотя меновая стоимость и реализуется в потребительной, Маркс, однако, оставляет последнюю в стороне, как «не заключающую в себе ни грана стоимости» и потому ее не объясняющую. Аналогично и звук сам по себе не заключает в себе «ни грана лингвистической ценности», и потому его анализ сам по себе не интересен для лингвистики (фонологию поэтому отличают от фонетики). Вместе с тем звук в речевой цепи выполняет несвойственную ему лингвистическую функцию, никак не объяснимую из его собственной физической природы. Звук в этом речевом потоке выполняет некую сверхъестественную, чуждую его субстанции функцию. Структурализм поэтому делает вывод, что звук является только нейтральным носителем отличного от него чистого лингвистического отношения, концепта. Звук есть материализация абстракции, и потому наука занимается изучением абстракций...

Между тем нетрудно видеть, что политическая экономия был бы невозможна, если бы рассматривала стоимостную форму как таковую, отбросив вообще потребительную стоимость. Для стоимости безразлично, в каком товаре она воплощается, но это небезразлично для покупателя. Далее, не учитывая потребительной стоимости, экономист никогда не мог бы раскрыть природу денег и, тем более, природу прибавочной стоимости, тайна которой лежит именно в своеобразной природе потребительной стоимости товара особого рода – рабочей силы. Невозможно было бы, далее, раскрыть сущность всех стоимостных форм как форм общественных отношений.

Подобно товару, лингвистическая реальность имеет двойственную природу: естественную и общественную. Сущность языкового феномена в том и заключается, что социальное явление – человеческая мысль – в процессе общения воплощается в чуждой ему материальной стихии, психическое – в физическом, логическое – в физиологическом субстрате.

Подлинной субстанцией всего этого является отнюдь не субстрат, а именно общественный процесс, деятельность опредмечения. Звуковая материя чужда мысли, случайна по отношению к мысли. Но сама эта случайность необходима: мысль необходимо в противоположность самой себе воплощается в чуждом ее природе материале – в звуке. На необходимом стыке этих совершенно разнородных и случайных по отношению друг к другу стихий и рождается язык как средство общения и средство выражения мыслей. Язык есть материализованная мысль, мысль, ставшая звуковой материей. Звуковая материя есть звук, вовлеченный в процесс общения, т.е. производства и обмена мыслей, есть материя, ставшая формой.

Следуя формально-логической позитивистской методологической диете, структурализм пытается избавить свой предмет от диалектических противоречий и впадает в мистику: язык он рассматривает как продукт материализации лингвистической абстракции, конструктов, тогда как в действительности он есть не что иное, как материализация общественного отношения, общественной деятельности. Она-то и есть та субстанция, которая лежит в основании гомогенности (не исключающей противоречия), составляющей сущность лингвистической реальности и раскрывающей секрет происхождения и исторической эволюции лингвистических форм.

Суть дела заключается именно в противоречивом единстве идеального и материального, в двойственности языкового феномена. Развитие языка совершается через борьбу этих противоположностей. Неадекватная содержанию старая форма сбрасывается, заменяется новой, более адекватной. Поэтому-то и имеет смысл говорить не просто об изменении языковой системы, но о ее развитии.

Противоречивость сущности языка не учитывалась теми направлениями в языкознании, которые были рассмотрены выше. Каждое из них непременно стремилось взять за основу лишь одну сторону противоположности, отбросив другую, как не связанную с первой. Слишком уж очевидной казалась разница между звуковой и психической субстанцией языка. Разумеется, если рассматривать язык сам по себе, «в себе и для себя», то это единство будет совершенно необъяснимо. Но в том-то и дело, что такое рассмотрение принципиально несостоятельно.

Язык есть не просто некая определенная предметность, внутренним образом систематизированная и упорядоченная, некая предметная структура, система. Язык есть материальное, звуковое инобытие мыслящего и общающегося коллектива, подобно тому как система стоимостных отношений есть вещественное инобытие общественного отношения.

Дело здесь заключается не только в том, чтобы «дополнить» собственно лингвистический анализ анализом «металингвистическим», т.е. указать не только внутреннюю структуру языка, но и ее отношение к внешним факторам, но и в том, чтобы саму эту внутреннюю структуру рассмотреть как элемент в более широкой системе. В структурализме категория системы применяется лишь для анализа внутренних для языка фактов. Что же касается самого языка как целого, то здесь структурная лингвистика забывает о принципе системного анализа. Между тем последовательность требует рассмотреть системно не только элементы языка, но и сам язык как элемент некоторой более широкой системы, которая» и сообщает ему определенность – сущность.

Язык, по определению Маркса и Энгельса, есть «непосредственная действительность мысли». Это есть «соединение несоединимого». И если оставаться на почве самого языка, то это соединение остается совершенно необъяснимым, ибо оно не вытекает ни из природы мысли как таковой, ни из природы звукоряда. Это соединение совершается не в языке и не посредством языка, но за его пределами. Этому соединению и обязан своим существованием язык как феномен. Ни один из моментов языка, как такового, не может объяснить его другие моменты, как не может объяснить природу товара ни потребительная стоимость вещи, ни ее меновая стоимость.

Язык – парадоксальное явление. И именно этим объясняется поразительная пестрота лингвистических концепций.