Арсений Несмелов - Литературное наследие

• Название: Литературное наследие
• Автор: Арсений Несмелов
• Жанр: Современная проза

Арсений Несмелов (1889, Москва — 1945, Гродеково, близ Владивостока) — псевдоним Арсения Ивановича Митропольского. Был кадровым офицером сперва царской армии, потом — колчаковской. Судьба забросила его в 1920 году во временно независимый Владивосток, где и вышли первые книги стихотворений поэта.

В 1924 году он бежал из СССР, перейдя через китайскую границу, и поселился в Харбине, в Маньчжурии, где более чем на два десятилетия занял прочное положение «лучшего русского поэта Китая». Переписывался с Мариной Цветаевой, которая хотела отредактировать его поэму «Через океан». Был всегда непримирим к большевикам, думал, что судьба России сложилась бы иначе, «если бы нечисть не принесло в запломбированном вагоне».

Несмелов оставил ярчайшие воспоминания о литературной жизни Владивостока начала 20-х годов, до сих пор полностью не изданные.

В августе 1945 года, когда советские войска вошли в Харбин, поэт был арестован и вывезен в СССР. Почти сразу же, на станции Гродеково — столице приморского казачества, — в пересыльной тюрьме Несмелов умер от кровоизлияния в мозг.

Автор более чем десятка книг, изданных в Москве, Владивостоке, Харбине, Шанхае. О раннем сборнике Несмелова «Уступы» (1924) Борис Пастернак коротко написал в письме к жене: «Хорошие стихи».

---

1931. № 1 (3203), 1 янв. С. 1;

подпись: “А. Арсеньев”.

КТО НЕ ЛЮБИТ НОВОГОДНЕЙ ВСТРЕЧИ?

    Сколько лет встречаем этот праздник
    На чужбине, в стороне чужой,
    Все сердца волнует он и дразнит
    Обещаньем увезти домой.

    В эту ночь мы снова верим свято,
    Что прекрасна жизнь и молода,
    Что она тропинкою покатой
    Двинет вспять ушедшие года.

    Что опять мы все помолодеем,
    Позабудем утомленья дрожь,
    И над Роком, сумрачным злодеем,
    Вновь восторжествует молодежь.

    Кто не любит новогодней встречи?
    Мчит она, как майская гроза…
    Этот блеск, веселье… Эти речи
    И почти поющие глаза!

    Пусть мы с ней становимся лишь старше,
    Пусть весь шум лишь нежная мечта, —
    В новогоднем окрыленном марше
    Вечно юной силы красота!

    — С Новым Годом, милый, с новым счастьем! —
    Шепчут нежно женщины друзьям,
    И глаза их светятся участьем,
    И глаза ответно льнут к глазам.

    — С прежним счастьем, с новым милым годом! —
    Отвечает женщине любовь,
    И не верит будущим невзгодам, —
    Верит в счастье молодая кровь.

    В каждом сердце: “Год неплохо прожил,
    Ведь и счастье было меж забот.
    Слава жизни! Помоги мне, Боже,
    Так прожить и наступивший год!”

    Сколько лет встречаем этот праздник,
    Всё ж надежды истина проста:
    — Каждый год нас не напрасно дразнит
    Возвратить в родимые места.

    Пусть дороги наши вьюга лижет.
    Пусть мой друг в раздумии поник, —
    Верю я, что с каждым годом ближе
    Вожделенный и счастливый миг!

1931. № 1 (3203), 1 янв. С. 15.

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

    Облака, как белые гондолы
    Лучезарных голубых лагун…
    Стаял снег и зеленеют долы,
    Отовсюду слышен звон веселый,
    Звон весенних серебристых струн.

    Сны зимы растаяли, как иней,
    Словно иней — верба зацвела…
    Даль одета вуалеткой синей,
    Стерта резкость, стерта четкость линий,
    Всюду дымка легкая легла!

    Взоры женщин ласковей, бездонней,
    И пьянят тревожнее вина…
    От истомы замирая, стонет
    Наше сердце… В голубой короне
    Шествует красавица Весна!

    Вешний ветер вьется, куролесит,
    Оживает пробужденный лес…
    В эти миги даже старец весел,
    И повсюду на “Христос воскресе!”
    Слышим мы: “Воистину воскрес!”

1931. № 96 (3298), 12 апр. С. 1;

подпись: “Н. Арсеньев”.

НА МОГИЛЕ

    Вечная память и вечный покой.
    Звон похоронный, печальное пенье…
    Крестит священник дрожащей рукой
    Гроб — обиталище вечного тленья.
    Лица склонились и плачут глаза…
    Благоухание ладана. Стоны.
    А над могилой — небес бирюза,
    Липы зеленые, тихие клены.
    Голубь серебряный носится там,
    Голубь, — он символ бессмертного духа,
    Он от земли полетел к облакам,
    Маленький, точно блестящая муха.
    Выше и выше! Над облаком. Над
    Солнцем, сливаясь с лучистой короной!
    Взмахи кадильные робко звенят.
    Лица склоненные. Возгласы. Стоны…
    Люди хоронят умерших. В слезах
    Гроб опускаем в могильную прорубь.
    Что же возносит на белых крылах
    Ласковый, радостный, огненный голубь?
    Душу уносит блестящий летун
    В небо, над ним, — в голубую пучину!
    Смерть проповедует — трус или лгун,
    Мы же, поэты, не верим в кончину.
    Ладан — печаль опаленных сердец.
    Лица склоненные. Тихое пенье.
    Скрыто безумие в слове конец,
    Если не верить в сигнал воскресенья.

1931. № 246 (3448), 12 сент. С. 4.

Ст-ние посвящено памяти Владимира Алексеевича Казем-Бека (14.02.1892, Казань — 4.08.1931, Харбин), “доктора-бессребреника”; умер, заразившись дифтерией от больной девочки. Имя Казем-Бека было присвоено двум харбинским больницам.

БЛИННАЯ БАЛЛАДА

    С хрусткой корочкой
    Да с икорочкой, —
    Маслянистый блин,
    Разгони мой сплин!

    Гей, приличная
    Снедь балычная,
    Закусь сочная,
    Непорочная!..

    С разным соусом
    И с анчоусом,
    Да с селедочкой, —
    Чтоб под водочку!..

    Снова градусам,
    Сердце, радуйся,
    Брось-ка думочку,
    Да — за рюмочку!

    Блин с припекою
    В пасть широкую
    Опускаю я,
    Выпиваю я!..

    Рюмка около,
    Значит, — соколом,
    А без Троицы —
    Дом не строится!

    До шести не счесть, —
    Потеряешь честь.
    Как заплаточка, —
    Вся десяточка!

    Дальше — сызнова,
    Блин-то вызволит,
    С хрусткой корочкой
    Да с икорочкой!

    Не напраслина, —
    Нынче Масляна,
    Горы блинные,
    Дни былинные!

    Ем не просто я,
    Жажду тоста я, —
    Ем с тенденцией,
    Жду сентенции.

    Революцию,
    Ведьму куцую,
    Каждым пикулем
    В морду тыкаем:

    — Вот не слушали б,
    — Так и кушали б,
    — В “рай” затопали, —
    — Вас и слопали!

    Бросьте, нытики,
    О политике
    Разбазаривать,
    Растабаривать!..

    Перелаетесь,
    Поругаетесь,
    И напраслиной —
    Канет Масляна!

    Ведь немыслимо
    Вечно с письмами,
    Вечно с жалобой —
    По редакциям.

    Надлежало бы
    Не по фракциям,
    Не по группочкам,
    Переулочкам…

    Впрочем, что ж то я…
    Воля Божия:
    В лес — одной ногой,
    По дрова — другой…

    Выпьем, гражданин!
    Остывает блин
    С хрусткой корочкой,
    Да с икорочкой.

    С разным соусом,
    Да с анчоусом,
    Да селедочкой, —
    Чтоб под водочку!

1932. № 63 (3619), 7 марта. С. 3;

подпись: “Сеня Смелов”.

ШТУРМ ХАРБИНА

    Защитники — на земляных валах,
    Но враг подполз и бросился на приступ,
    И через час борьба кипит в домах,
    Борьба за пядь, за шаг, за каждый выступ!

    Но по стенам карабкается враг,
    Врываясь в окна, гонит нас на крыши,
    И остановлен отступленья шаг, —
    Ведь только небо, только небо выше!..

    Лишь водное мерцание кругом,
    Да тишина — безмолвие колодца!
    И город, опозоренный врагом,
    На милость победителя сдается.

    Вода, вода, зеленая вода…
    Журчание и плеск случайных весел…
    Надолго ль рок, зловещая беда,
    В твои объятья бедный город бросил!

    Плывущий труп глядит в голубизну
    Пустых небес, откоротав земное.
    Качаясь, плот со скарбом проскользнул,
    Напоминая о ковчеге Ноя.

    Всё тянется теперь к сухим клочкам
    Земли, рекой у города отнятой,
    Но нет конца напору и скачкам
    Стихии яростной и необъятной.

    И вот за кровли уцепилась жизнь
    Рукой, сведенной судорогой горя.
    Пусть гнется цинк, но ты виси, дрожи,
    И знай одно, что под тобою — море!

    Глаза детей из окон слуховых,
    Тряпье на крышах, мокрые матрацы,
    Но кто из нас к несчастьям не привык, —
    За жизнь свою мы научились драться!

    На звонкой кровле примус загудел, —
    Одна душа уже в спасенье верит! —
    И чей-то крик несется по воде:
    — Бог вызволит — река стоит на мере!

    Сбывает ужас, убывает дрожь,
    Смелей глаза, осмысленнее взгляды.
    Спеша на помощь, наша молодежь
    Организует первые отряды.

    И снова ночь. Бескрайность тишины
    И блеск воды под редкими огнями.
    Прислушиваясь к шепоту волны,
    Безгласный город терпеливо замер.

    И спит — не спит. Так побежденный ждет,
    Ждет, не дыша, надменной мести вражьей.
    Вода внизу, как часовой, бредет,
    Мы пленники, и ты, река, — на страже!

    Нельзя ее движенью не внимать,
    Внизу — конец, внизу гудит пучина.
    На кровлях спят… И Бога просит мать
    За крошку-дочь и за малютку-сына.

1932. № 228 (4053), 21 авг. С. 4.