Александр Ферсман - Путешествия за камнем

• Название: Путешествия за камнем
• Автор: Александр Ферсман
• Издательство: Издательство Академии наук СССР
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1960

Книга воспоминаний известного ученого А. Е. Ферсмана о своих экспедициях просто и бесхитростно рассказывает, как автор начал увлекаться камнем, как от простого сбора минералов и пород он перешел к большим научным исследовательским экспедициям, как родилась в нем любовь к камню, превратившись в основной стимул жизни.

---

Пески пройдены. Но не в Хиву привела нас караванная тропа. Исторические пути караванов из Ирана вели в старый Хорезм — в Куня-Ургенч и Ташауз — и, очевидно, со средних веков оставались неизменными. Вытянутые по меридиану гряды такыров и котловины предопределяли направление на север. Путь, который пересекал бы под углом всю эту застывшую систему песков[64], был бы много труднее.

Мы попали в Хиву, культурный оазис низовий Аму-Дарьи, но не в город. Для проводников-туркмен это было безразлично, потому что и здесь были города, базары и чайханы. К тому же здесь жили туркмены — те же шиихи, родные «кумли».

Резкой линией отделяется первый кишлак Юкары-Шиих на арыке Шиих-Яб от песков, и два совершенно различных мира делила узенькая канавка с живительной влагой Аму-Дарьи.

Нам вспомнился старый Хорезм, вокруг цветущего в X–XII веках Куня-Ургенча, потом разрушенного монголами и снова расцветшего и процветавшего до XVI века, когда в 1575 году, после «ухода русла Аму-Дарьи», он потерял свое значение и уступил свое место городу Хиве[65]. Вспоминали мы и знаменитый туркменский народный эпос «Юсуф и Ахмед», воспевавший Хорезм:

Наша страна — хорошая страна,
Зимы в ней, что весны,
Садовники смотрят за садами ее,
И богаты плодами ее деревья.

В белых кибитках отдыхают старцы ее,
А юноши занимаются охотой.
Девицы и молодицы постоянны в любви,
Радостью и наслаждением заполняется их время.

По два базара ежегодно бывает в городах ее,
Тюльпанами покрыты стены ее,
Зайцами и сернами изобилуют
Пастбища скотоводов наших…

В хивинском оазисе и на самолете в Чарджоу

Итак, мы в Хивинском оазисе, правда, не в Хиве, но где-то в конечных арыках Аму-Дарьи, в центре старого Хорезма. Со скоростью 40 километров мчится наша машина по гладким такырам, сглаженным сбросовыми водами арыков, быстро растут вокруг нас деревья, первые аулы-кишлаки. Со всех сторон подступают глинобитные дома-крепости, «кала» с башнями и бойницами: прямые линии, расходящиеся книзу, колонны — наклонные контрфорсы, тоже расширяющиеся книзу, — всё напоминает Египет. И тем же древним Египтом веет от фигур спокойно сидящих старцев, с ужасом смотрящих на пыхтящую автоарбу.

Вот первые хивинские арбы с огромными колесами, с дощатыми плоскими спицами и большими железными коваными гвоздями. Женщины и дети, в пестрых ярких нарядах, смело смотрят на нас. Всюду скрипят колеса чигирей, поднимающих воду в глиняных кувшинах, и медленно ходит вокруг оси верблюд с завязанными глазами.

Мы въезжаем в какой-то библейский мир, и только наша машина кажется каким-то недопустимым анахронизмом в этом колоритном старозаветном пейзаже.

После семнадцати дней песков, безбрежных валов и песчаных пучин сколько разнообразия таит в себе картина каждого двора и каждого здания курганчи!

Курганчи — глинобитные постройки Хивинского оазиса.

Арыки, малые и большие, то сухие, то полные шоколадной воды[66],то в виде узких канавок, то в виде огромных рек в высоких берегах, то и дело преграждают нам путь. Узенькие мостики, иногда под острым углом один к другому, представляют для нас огромные затруднения, и наша длинная, мало поворотливая машина с трудом извивается, проходя по ним, приспосабливаясь к новой для нее обстановке.

Но вот Ильялы, окружной центр, в 10 километрах от первого кишлака, всего в 33 километрах от северного центра Туркмении — Ташауза. Узкие улицы среди слепых, сжатых городской стеной домов, своеобразные внутренние дворики, огромные арбы, преграждающие собой всю улицу, совершенно доисторические мастерские со смычковыми двигателями, мельницы в тесной комнате, вращаемые верблюдом. Всюду темные, лишенные света, помещения — обычное здесь средство борьбы с лучами солнца, пылью и жарой. Не без труда и не без повреждений, наконец, выбираемся мы из лабиринта улиц. Перед нами площадь. На ней новое европейское здание исполкома, дальше постройки великолепной больницы с широкими верандами и высокими комнатами. Мы идем в красную чайхану. С радостью встречаемся с нашими спутниками, вышедшими вперед с караваном, торопливо делимся впечатлениями, обсуждаем, как помочь второй машине. А на улице делается что-то невообразимое. Толпы людей осаждают машину, широко открытыми глазами рассматривают ее 12 колес. Несколько десятков пионеров прибегают к нам, — в Ильялах праздник — томаша, лучше базара!

Мы отдыхаем, приводим в порядок запущенные дневники, гуляем по городу, стараясь вникнуть в его своеобразные черты, беседуем со знатоками края, гордясь тем, что 255 километров от завода пройдены.

Кара-Кумы впервые пересечены через сорок восемь лет после Калитинского похода, пересечены не караваном экспедиции, а автомобилем.

Но к нашей радости примешивается и доля горечи: что делается со второй машиной, смогут ли ее исправить своими силами, хватит ли ей воды и в безопасности ли она?

Но ждать нам нельзя, и мы на следующее утро едем в Ташауз — крупнейший центр Северной Туркмении. Это уже столица с двумя резко различными кварталами. Старый восточный город своими улицами напоминает Каир или Стамбул: своеобразны многоэтажные балконы на крышах, придающие постройкам особый колорит. Широкий, многоводный арык Шават соединяет Ташауз с Ильялами и Ургенчем. Большие каюки с грузом тянут на бечеве по арыку, по которому можно было бы свободно открыть движение быстрых моторных лодок.

И рядом со старинным городом — новый, с привольно распланированными улицами, большим хлопковым заводом, электрической станцией, прекрасным городком для служащих и, несколько дальше, аэродромом.

Снова проходит день — в осмотрах, бесконечных чаепитиях, которых мы были лишены последние дни в песках, записи впечатлений, подготовке новых планов. Вечером — торжественное заседание в большом помещении кинематографа. Свыше 400 человек собралось послушать наши рассказы о только что законченном пробеге. Щербаков, Богушевский и я рассказываем о своих впечатлениях и о результатах поездки, а остроумный корреспондент великолепно заканчивает вечер «рассказом пассажира». И снова возникает беспокойство за вторую машину. Поздно вечером приходят из Ильялов неприятные вести: воинский отряд вернулся из песков, вернулась и часть каравана, а машины нет, хотя она была в полном порядке. В недоумении и тревоге мы снова хотим послать навстречу ей караваны, но утро приносит нам утешение: машина пришла в Ильялы.

Основная цель пробега достигнута. Обе машины в культурной полосе Хорезма.

Начинается ликвидация экспедиции. Инженер Телетов и я решаем лететь на самолете в Чарджоу и оттуда обратно в Ашхабад. Вторая машина пойдет после исправления в Ново-Ургенч. Первая отправится в Хиву за 90 километров, с тем чтобы потом совершить пробег вдоль Аму-Дарьи до Чарджоу. На ней едут Щербаков и Богушевский. Художник, увлеченный Хорезмом, хочет остаться в Хиве и плыть обратно в Чарджоу на лодке.

Экспедиционная семья распадается, но каждого еще ждет много и приключений и впечатлений. В последний раз собирается вся экспедиция на следующее утро на наши проводы. На аэродроме мы встретили и новых знакомых, оказавших нам столько услуг. Только после 9 часов спускается стальная птица. Кинооператор быстро снимает посадку и несколько инсценированных сцен. Последнее прощание, и мы усаживаемся в маленьком помещении самолета, плотно затягиваем ремни и посылаем последнее прости и нашим друзьям, и нашей машине, с ее смелым водителем…

После автопробега 1929 г. у самолета — А. Е. Ферсман и командор пробега Б. А. Богушевский.

Я сажусь у окна, только что выбитого при перелете. Холодный, порывистый ветер отчаянно дует мне в лицо, но стекло выбито очень кстати для меня, так как я хочу фотографировать пески и Аму-Дарью.

Начинается перелет — одно из сильнейших впечатлений всей экспедиции. В 3 часа 13 минут проходим мы расстояние в 470 километров с лишним. От порывов бурного ветра самолет дрожит и качается. На такырах и солончаках виднеются маленькие смерчи. Наш самолет с быстротой камня летит вниз в воздушные ямы, заставляя судорожно хвататься за края окна.

Мы летим на высоте 400–700 метров, и замечательная картина расстилается под нами, все более и более укрепляя во мне убеждение в великом значении аэроплана для научных исследований.

Сначала мы летим над культурным Хорезмом. Как кровеносные сосуды в теле животного, расходятся веера арыков. Пестрым ковром лежат поля, как остатки древнего землепользования лоскутного характера. Резко отличаются новые виды культур от старых. Прямолинейные новые арыки четко выделяются на фоне древних арычных систем. Совершенно исключительный интерес представляет характер поселений, отражающий последовательность культурных наслоений; крепостные стены квадратом окружают прямолинейную стену скученных домов с базарной площадью посредине — такова примитивная форма старых поселков-крепостей. Но немного дальше вы наблюдаете и следующую стадию — базар выносится наружу в особую крепостную ограду вместе с караван-сараями, и простая четырехугольная примитивная крепость дополняется непрерывными зигзагами линии новых поселений. Затем поселение начинает обрастать постройками вокруг крепостной стены. Но и здесь, около стен, сохраняется структура домов, налепленных один около другого. Наконец, еще дальше от стены вырастают отдельные крепостцы-владения, окруженные несколькими танапами земли. Это самостоятельные владения выходцев из общей системы. И все эти этапы хозяйственного развития Хорезма, связанные с его историей и культурой, сейчас дополняются еще постройкой новых домов и кварталов европейского типа с широко разбросанными украинскими мазанками или вытянутыми вдоль дорог системами домов.