Александр Шубин - Мир на краю бездны

• Название: Мир на краю бездны
• Автор: Александр Шубин
• Жанр: История

Книга историка А. В. Шубина посвящена драматической эпохе 30-х и начала 40-х годов — эпохе, начавшейся Великой депрессией и закончившейся Второй мировой войной. Данное исследование рассказывает о социальных процессах и деятелях, влиявших на развитие цивилизации, о причинах трагедий 1933, 1939, 1941 годов, о трагических случайностях и упущенных возможностях, о спорах, которые мы до сих пор ведем о том времени, пытаясь ответить на два основных вопроса: что было подчинено жесткой логике событий в те годы, а что зависело от выбора людей?

---

Авторы, которые считают, что «Москва проявила инициативу в постановке вопроса о создании новой политической основы для взаимоотношений СССР и Германии»[547], ссылаются на довольно поздние документы, относящиеся к маю 1939 г. Но в это время и инициатива в советско-германском сближении, и проблема ее политической основы имели уже свою историю. Наиболее подробно эта история изложена в работе И. Фляйшхауэр. Она пишет: «Большинство немецких авторов как прежде, так и теперь, при описании обстоятельств возникновения пакта высказывают мнение, что Сталин, с относительным постоянством искавший договоренности с национал-социалистами, с осени 1938 г., оправившись от потрясения, вызванного Мюнхенским соглашением, настолько интенсифицировал свои попытки к сближению с Германией, что Гитлеру, готовившему летом 1939 г. вторжение в Польшу, оставалось лишь откликнуться на неоднократные предложения, чтобы заключить столь желанный для советской стороны договор»[548]. Идеологический подтекст этой позиции немецких авторов понятен, но им было неудобно ставить все точки над i. Точки поставил бывший советский разведчик В. Суворов, провозгласивший, что Сталин начал Вторую мировую войну, сознательно спровоцировав ее пактом с Гитлером.

Однако более подробное знакомство с документами ставит серьезного исследователя перед фактом, что «нет абсолютно никаких доказательств постоянных „предложений“ Сталина правительству Гитлера, нацеленных на установление особых политических отношений»[549].

Танец дипломатов

Внешняя политика в своем ежедневном режиме напоминает замысловатый танец. Стороны сходятся и расходятся, делают шаги навстречу и в сторону, затем церемонно удаляются. Этот танец дипломатов по количеству обязательных условностей может сравниться разве что с плясками аборигенов Полинезии. Но при этом каждое движение, даже не имевшее никаких последствий, строго фиксируется, создавая невероятные завалы на скрижалях дипломатической истории. Для историков-дипломатии это — настоящее раздолье. Любое утверждение может быть оспорено: «Все было сложнее». Всегда были демарши не в том направлении, которое привело к результату, и результат не тот, к которому вели дипломаты. Ведь дипломаты ищут мира, а в 30-е гг. то и дело получалась война.

Это создает впечатление, что дипломаты — упорные миротворцы, сдерживавшие своих тиранических кровожадных вождей. Но не стоит забывать, что дипломатическая служба тоталитарна по своей сути — чиновник внешней политики должен полностью подчиняться инструкциям, которые определяются вышестоящим начальством, знающим «высшие интересы государства». Дипломат по определению — инструмент государства. В то же время он — слуга дипломатических условностей, языком которых говорят между собою разные государства. В период распада связей между народами, который планета переживала в условиях краха глобального рынка и драматической перестройки системы международных отношений, воля вождей («интересы государства») и дипломатические условности («цивилизованные методы») приходят в столкновение, вызывая мучения в душах дипломатов. И тогда они рождают смелые инициативы, пишут служебные записки с далеко идущими перспективами. Эти записки откладываются в архивах. Но иногда плоды этого дипломатического вдохновения попадают на подготовленную почву мучительных размышлений начальства о мировом господстве, и инициативе дают ход. Поиски мира «цивилизованными методами» позволяют решать задачи в «интересах государства» — эффективнее делить мир. Если эффективность этих методов будет исчерпана, в дело вступят военные.

Подобного рода трагедия случилась в 1938–1941 гг. с тремя дипломатами — поверенным в делах СССР в Германии Г. Астаховым, заведующим восточно-европейской референтурой политико-экономического отдела МИД Германии К. Шнурре и послом Германии в СССР Ф. фон Шуленбургом. Коммунист, прошедший школу революционной дипломатии, тяготился тупиком, в котором оказались отношения двух антиимпериалистических режимов, грозя вот-вот привести к «крестовому походу» против его страны. Немецкий дипломат-хозяйственник был озабочен необходимостью накормить немецкий народ поставками продуктов с востока, а не заклинаниями Геббельса о советской угрозе. Граф старой дипломатической закалки не хотел служить агрессивным авантюрам фюрера и надеялся на то, что дипломатическое искусство может изменить мир к лучшему.

Инициатива этих людей привела не туда, куда им хотелось бы. Не будем их винить — они были всего лишь дипломатами, инструментами «высших интересов государства». Биографии Астахова и Шуленбурга оборвались трагически, и только Шнурре досмотрел трагедию войны и мира до конца той серии, в которой довелось участвовать. Но все трое видели, как рушится построенный с их участием мир. Но и этот мир вырос на развалинах мира, построенного Чемберленом. Миры сменяют друг друга.

По мнению И. Фляйшхауэр, первая инициатива в советско-германском сближении принадлежит германскому послу в СССР В. Шуленбургу и относится к октябрю 1938 г. Эта инициатива являлась следствием размышлений Шуленбурга о том, что «необходимо воспользоваться изоляцией Советского Союза, чтобы заключить с ним всеобъемлющее соглашение…»

Вполне естественно желание посла улучшить отношения со страной, в которой работаешь. Но признаков позитивных откликов на инициативу Шуленбурга в Берлине не видно. Так что пока речь могла идти об инициативе чиновника, а не государства. Единственным последствием инициативы посла стала неофициальная советско-германская договоренность снизить накал взаимных оскорблений в печати.

Однако инициатива Шуленбурга не пропала даром, побудив чиновников МИДа и хозяйственных ведомств, подконтрольных Герингу, к обсуждению возможности советско-германского сближения и даже изложению аргументов в его пользу в серии официальных записок. «Геринг, с момента „судетского кризиса“ прослывший в окружении Гитлера „трусом“, был восприимчив к попыткам разрядить экономическую и политическую ситуацию и избежать будущих внешнеполитических конфликтов»[550]. Еще в декабре 1937 г. Геринг пригласил советского посла Я. Сурица и в ходе беседы сказал: «Я являюсь сторонником развития экономических отношений с СССР, и как руководитель хозяйства понимаю их значение»[551]. Они побеседовали о германском хозяйственном плане, а затем Геринг заговорил о вопросах внешней политики, заветах Бисмарка не воевать с Россией и ошибке Вильгельма II, который эти заветы нарушил.

Тяжелое положение, в которое Гитлер вверг немецкую экономику, представляло собой благодатную почву для бесед подобного рода. Ибо правительство рейха лихорадочно искало выход из экономического кризиса. 13 декабря министр пропаганды Йозеф Геббельс в частном порядке записал, что «финансовое положение рейха… катастрофические. Мы должны искать новые пути. Дальше так не пойдет. Иначе мы окажемся на грани инфляции»[552]. Выходом из кризиса бюрократической экономики для нацистов были не поиски мира, а внешняя экспансия. Только Гитлер еще не решил, в каком направлении теперь ее вести.

К 1 декабря 1938 г. совещания дипломатов и хозяйственников привели сторонников сближения с СССР в германском МИДе к выводу, что во время рутинного продления советско-германского торгового договора надо бы «прозондировать русских относительно нового товарного кредита… Предоставление такого кредита оправдывалось бы тем, что в настоящий момент сделка с Россией имела бы для нас особую ценность», — формулировал задачу К. Шнурре, который отныне станет «мотором» советско-германского сближения в немецком МИДе. Его идея заключалась в том, чтобы обещать русским кредит, за который получить столь остро необходимое Германии сырье. Но вот проблема: деньги для СССР нужно выделить сейчас, а выгоду получить потом. Инициатива Шнурре не учитывала этого обстоятельства, которое хорошо понимали Геринг и Геббельс. Немецкий кредит мог стать платой за политическое невмешательство СССР в условиях немецкой экспансии, которая могла бы предоставить ресурсы для выхода Германии из острого экономического кризиса. Пока такая комбинация не созрела, инициатива германских дипломатов холодно воспринималась их собственным начальством.

При продлении договора 16 декабря 1938 г. Шнурре сообщил заместителю советского торгпреда Скосыреву, что Германия готова предоставить кредит в обмен на расширение советского экспорта сырья. Эти предложения стали точкой отсчета советско-германского сближения — пока неустойчивого и ничем не гарантированного.

Германская кредитная инициатива была экономически выгодна и вызвала отклик. Договорились, что 30 января в Москву отправится небольшая делегация во главе с Шнурре.

Тут на арену вышел и Гитлер. На новогоднем приеме глав дипломатических миссий 12 января 1939 г. он внезапно подошел к советскому послу А. Мерекалову, «спросил о житье в Берлине, о семье, о поездке в Москву, подчеркнул, что ему известно о моем визите к Шуленбургу в Москве, пожелал успеха и попрощался»[553]. Такого прежде не бывало. Расположение фюрера к советскому послу вызвало фурор в дипломатическом корпусе: что бы это значило!? Но такую демонстрацию Гитлер считал максимумом публичной огласки своих намерений, на которые он мог пойти без ответных выражений симпатии с советской стороны. А их не было. Поэтому когда сообщения о поездке Шнурре просочились в мировую печать, Риббентроп запретил визит, переговоры сорвались, что на некоторое время убедило Сталина в несерьезности экономических намерений немцев (о «политической основе» речи еще не шло).