Геннадий Геродник - Моя фронтовая лыжня

• Название: Моя фронтовая лыжня
• Автор: Геннадий Геродник
• Жанр: Биографии и Мемуары

Тяжелая участь досталась на фронте лыжному батальону, сформированному на Урале: лыжникам пришлось под блокадным Ленинградом, в окружении, сражаться с врагом. Голод, холод, отчаянный натиск сильного врага мужественно выдержали уральцы. В их рядах сражался и автор предлагаемой книги. День за днем показывает он все тяготы окопной жизни солдата, заставляет читателя сопереживать все фронтовые перипетии, эти воспоминания помогают глубже понять истоки героизма наших воинов.

---

Одним словом, и командиры и бойцы получили хороший урок на будущее! Нас без продуктов, конечно, не оставили, но выдали не по норме, а очень скудненько. Сказали, постарайтесь как можно скорее догнать свою дивизию — там вас поставят на полное фронтовое довольствие.

Пока наше начальство выясняло в штабе фронта маршрут батальона, пока выпрашивало у интендантов продукты, мы знакомились с обстановкой. Информацию получали из различных источников: от местных жителей, от солдат-тыловиков, от выздоравливающих из соседнего госпиталя, которые разбирали на дрова стоящую рядом с нашими домами разваленную хибарку. Одним словом, так называемый солдатский телеграф работал вовсю.

Мы узнали, что с 22 октября по 20 ноября в Малой Вишере хозяйничали немцы. Впервые видим населенный пункт, временно побывавший под пятой оккупантов, и нам трудно представить себе, что улицы этого старинного русского города совсем недавно топтали фашистские сапоги, что здесь раздавались команды на чужеземном языке.

Станция Чудово — сильно укрепленный район немцев, оттуда они чаще всего и совершают налеты на Малую Вишеру. До Чудова всего сорок километров.

В середине января Волховский фронт перешел в наступление. 2-я ударная, созданная на базе 26-й армии, форсировала Волхов, прорвала полосу укреплений вдоль железной дороги Новгород — Чудово и с тяжелыми боями пробивается по направлению к станции Любань. Справа ее поддерживает 59-я армия, слева — 52-я. Навстречу 2-й ударной, тоже на Любань, наступает 54-я армия Ленинградского фронта. Когда произойдет встреча, ленинградская блокада будет прорвана.

Пришел в третью роту комиссар Емельянов и провел полубеседу-полумитинг. Он в основном подтвердил все то, что мы уже узнали по солдатскому телеграфу. Но сообщил и кое-что новое. В Волховский фронт входит еще одна армия — 4-я. Она находится на самом правом фланге. Всем фронтом командует генерал армии Мерецков, а 2-й ударной — генерал-лейтенант Клыков.

Комиссар уже определенно сказал, что 172-й ОЛБ включен в состав 2-й ударной. Но на наши вопросы, к какой части, к какому соединению нас придадут, ответил уклончиво:

— Воевать будем вместе с очень прославленной дивизией. Она уже сражается далеко западнее Волхова. И ждет нас, мы там очень нужны. Так что через два-три часа встанем на лыжи и изо всех сил тоже двинем на запад, на выручку ленинградцам.

Под вечер из штаба лыжбата передали команду: в поход! Для соблюдения маскировки опять идем без строя, небольшими группами. Лыжи пока несем на плече.

Вышли за северо-западную околицу Малой Вишеры. Команда: «На лыжи ста-а-но-о-вись!» Застегивая крепления, я прислонился к огромной сосне. От этой маловишерской сосны и началась моя фронтовая лыжня — в прямом и переносном смысле.

Часть 3. Мясной Бор — Ольховка

Они забудутся не скоро,
Сраженья у Мясного Бора,
У Спасской Полисти, у Звонки,
На безымянном полустанке.

Анатолий Чивилихин

Ночлег в две шеренги

Идем параллельно железной дороге на северо-запад, по направлению к Чудову. Сразу за Малой Вишерой на протяжении двух-трех километров то слева, то справа, то по обе стороны от лыжни тянутся замаскированные под деревьями штабеля ящиков, мешков, тюков прессованного сена, бочек, саней, волокуш и всякого прочего добра. Это продовольствие, боеприпасы, фураж, транспортные средства, сгруженные с эшелонов, ждут отправки в армии, в дивизии и бригады. Вдоль штабелей расхаживают утопающие в овчинных тулупах часовые.

За полночь подошли к станции Гряды. Здесь предстоит ночлег. Мы еще не отрешились от тыловой психологии: слово «ночлег» у нас по привычке ассоциируется с крышей над головой, с какими-то натопленными помещениями. Однако Гряды преподали нам первый практический урок фронтового быта.

От пристанционного поселка, не ахти какого большого и в мирное время, ныне остались рожки да ножки. В немногие уцелевшие дома и избушки вход преграждают часовые. Из одного домика вышел на крыльцо капитан и разъяснил нам, лыжбатовским квартирьерам, ситуацию:

— Из-за частых налетов авиации привалы и ночлег транзитных воинских частей вблизи станции и в поселке строго запрещаются. И никаких костров!

У одного из нас непроизвольно вырвалось недоуменное, наивно-тыловое:

— Вот так номер! И как же нам быть?

Капитан снисходительно улыбнулся.

— Сибиряки? — спросил он.

— Почти. Уральцы.

— Так я не стану вас учить, как устраиваться на ночлег, коли жилья нет. Сворачивайте в сторону, забирайтесь в лес и устраивайтесь, как у тещи на именинах.

— Это мы и сами сообразили бы. Но у нас времени в обрез. Пока доберемся до леса, пока будем канителиться с шалашами — опять на лыжи становись.

— Тогда возможен другой вариант. Сразу за станцией начинаются снегозащитные насаждения: по два ряда елочек слева и справа от дороги. На прошлой неделе какие-то смекалистые лыжники устроились между елочками на ночлег. Теперь в этой «гостинице» каждую ночь кто-то располагается.

Наш комбат предпочел второй вариант. И правда, «гостиничные номера» выглядят вполне приемлемо. Снег уже утоптан нашими предшественниками, кое-где настелены лапники, солома. Кроны елей, смыкаясь над головой, образуют подобие крыши. Правда, вмещаемся в узкое ложе только по два, поэтому батальон растянулся вдоль железной дороги на сотни метров.

Поужинав всухомятку, я и Фунин укладываемся, прижимаясь друг к другу спинами. Уже засыпая, слышу, как в соседнем «номере» кто-то рассуждает:

— Строиться в две шеренги — обучены, маршировать — тоже умеем. А вот ночевать в две шеренги — впервой приходится!

До подъема беспросыпно мало кто дотянул. Тридцатиградусный мороз крепко пробирал даже самых закаленных. Приходилось время от времени вылезать из своего убежища и делать зарядку.

В эту первую фронтовую ночь явственно обнаружились существенные недостатки нашего лыжного обмундирования. Для дальних переходов оно слишком громоздкое и даже чересчур теплое. А когда упаришься, Вспотеешь, то на привале или во время сна под открытым небом от сильного мороза не может полностью защитить никакая утепленная одежда.

А какой выход? Одеть нас в легкие костюмы наподобие тех, в которых бегают лыжники-спортсмены? Так мы и двух-трех дней не выдержим, перемерзнем как цуцики. Дополнительное теплое обмундирование возить следом на санях? Но ведь мы должны действовать там, где трудно пройти пехоте, где не проехать на лошадях. Именно в этом назначение лыжников на фронте.

Я так и не знаю, было ли найдено более удачное решение этой задачи. В сорок втором все ОЛБ, действовавшие в составе 2-й ударной, — а их было около двух десятков, — воевали примерно в таком же обмундировании, как и наш лыжбат.

Жажда

На войне, в пыли походной,
В летний зной и в холода,
Лучше нет простой, природной —
Из колодца, из пруда,
Из трубы водопроводной,
Из копытного следа,
Из реки, какой угодно,
Из ручья, из-подо льда,—
Лучше нет воды холодной,
Лишь вода была б вода.

Александр Твардовский

6 февраля. После пятичасового ночлега под снегозащитными елочками отрываемся от железной дороги и поворачиваем на запад, к Волхову.

Пройдя несколько километров, завернули в соседний лес. Протоптанные в снежной целине широкие полосы привели нас к стоянке, которую идущие к фронту войска использовали, видимо, уже не раз. У некоторых старых кострищ остались даже заготовленные дрова.

Разводить костры днем не так опасно, как ночью. Чтоб не обнаружить себя, выбираем валежник посуше. Он сразу же занимается ярким пламенем.

Но вот беда: поблизости нет ни озера, ни реки, ручьи и родники промерзли насквозь. Растаиваем в котелках снег. Получается жидкость, которая явно недостойна называться водой. Она безвкусно-пресная, пахнет дымом и плохо утоляет жажду.

Проходим по сожженным и разбомбленным, разрушенным и растерзанным селениям. Папоротно, Первая Александровская Колония, Вторая… И здесь нет воды: маломощные сельские колодцы вычерпаны до дна.

Папоротно. У колодца толпятся бойцы различных родов войск: конники и артиллеристы, пехота и лыжники. На стенках колодезного сруба нарос такой толстый слой наледи, что не проходит брезентовое кавалерийское ведерко. Мутную воду, наполовину смешанную с песком, достают подвешенным на телефонном проводе солдатским котелком.

Смекалистые «славяне» топором, финскими ножами откалывают от стенок куски льда и набивают ими котелки. Из такого льда получится полноценная колодезная вода.

Нелегко от недостатка воды людям, еще труднее приходится коням. Их немало в обозах пехотных частей, еще больше в артиллерии, в тыловых интендантских, транспортных службах. А теперь еще в прорыв устремился целый кавалерийский корпус генерала Гусева! Десятки тысяч людей и тысячи лошадей движутся к горловине прорыва в основном по одной и той же дороге, через одни и те же деревни. Ничего удивительного, что сельские колодцы вмиг оказались вычерпанными до дна.