Емельян Кондрат - Достался нам век неспокойный

• Название: Достался нам век неспокойный
• Автор: Емельян Кондрат
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Костя открыл веки. Глаза какое-то мгновение с недоумением смотрели на Скрыпника, и вдруг Федоренко рванулся, обхватил руками друга.

- Ваня! Родной мой...

Но тут же отшатнулся, судорога прошла по лицу, словно ему передалась боль Скрыпника.

- Ой, прости!..

- Ничего, - ответил Скрыпник, здоровой рукой поправляя ту, что была в бинтах и безжизненно держалась на перевязи.

- Что с тобой было? Рассказывай, - перебил Костя.

- Что было, то сплыло. Видишь, я живой и здесь. А ты, дружище, мне не нравишься.

- Непонятное творится, - пожаловался Костя. - Силы нету, а от пищи рвать тянет. Командир велел несколько дней побывать на лазаретном режиме. Наш медик майор Егоров говорит: "У тебя, Федоренко, нервы оголились... " Ну да ерунда! Ты-то, Ваня, как? Нет, погоди... Ложись, я же вижу: еле на ногах держишься. Я сейчас... - и он выбежал.

На КП полка, в наш "тоннель", Федоренко ворвался возбужденный, шумливо-радостный.

Я пошел с ним.

Когда вошли, Скрыпник шагал по комнате, качая свою руку, как незасыпающего ребенка. Обнялись. Поздравил его с возвращением.

- А теперь рассказывай.

- Долго рассказывать, товарищ командир.

- Ничего. Рассказывай долго.

- Сколько ж это дней тому было? - спросил Скрыпник, вспоминая.

- Шесть, - подсказал Федоренко.

- Ну вот, вылетели мы, - начал Иван. - Федоренко с Бессолицыным чуть впереди, мы с Фонаревым позади, а между нами три девятки Ил-2, которых прикрывали.

- Это ясно, я докладывал, - поторопил его Федоренко.

- В общем, когда нас уже возле станции Мги атаковало шесть "мессеров", я понял, что попались асы. И все же одного, как-то получилось, сразу снял. Вижу, Костина пара тоже связана боем, а Фонарева оттеснили от меня. Как ни пытался подойти к нему, - не получалось. Сбили Фонарева. Сразу загорелся, я видел. И тут удар в правую руку, стала она бесчувственной. Ну, повел я машину левой, а какая уж тут маневренность...

- Одной рукой не налетаешь, - вздохнул Федоренко.

- Совсем обнаглели "мессеры". Один выскочил сбоку вперед, я чудом каким-то левой рукой успел и машину довернуть, и на гашетку нажать. И сбил! А тут очередь по мне с хвоста, по двигателю. Тяну к своим, и - спасибо зенитчикам: над линией фронта сбили они фашиста... Выбрал я поляну и направил туда - мотор уже не тянул. Плюхнулся в снег. Выбрался, смотрю: самолет пополам развалился. А мне ничего. Рука только...

В этом месте рассказа Скрыпник стал приподниматься, глаза жадно тянулись куда-то за наши спины. В дверях стояла Таня. Стояла, будто натолкнулась на преграду, но вся сияющая, счастливая.

- Садись, Таня.

Мы устроились по двое на койках, друг против друга:

- А что с рукой? - напомнил Костя.

- Гляжу: полная крага крови. Стащил перчатку и вылилась кровь ручьем.

Таня испуганно закусила губу. Костя подал ей знак: спокойно, мол, все уже позади.

- "Мессеры" не улетели. На снегу я - прекрасная цель. И стали они парой пикировать на меня. Бежать? Но снега по пояс. Бросился под двигатель, и тут они начали палить - только звон стоит. Ушли. И с противоположной стороны пикируют. Прячусь под другой бок мотора. Добили бы они, но как раз наша шестерка появилась...

- Та, что выслали на помощь, - уточнил Костя.

- Содрал еле-еле с себя нательную рубаху и наложил жгут. Переночевал в кабине. Про жгут забыл, что его долго держать нельзя. Рука вовсе омертвела, Утром выдрал из-за бронеспинки НЗ и пошел. Тяжело нести - взял только шоколад. Куда идти? Решил на канонаду. Прикинул, что до передовой ближе, выйду. А в тыл если - по этим лесам можно год петлять. Два дня шел. Представляете, по такому снегу? К вечеру набрел на лесную дорогу, сел на пень - буду ждать. Чувствую, могу сознание потерять. Откушу шоколада, снега глотну, и все жду. Глубокой ночью слышу песню. Наши? Немцы? Не понять, и не понять откуда. А может, мерещится уже? Жду. Вдруг лошадь в упряжке, сани а ночь лунная. Оказалось - наши.

Скрыпник рассказывал, стал я замечать, уже в жару. Хотел было остановить его, но он, видимо, устав, сам заторопился:

- Завезли меня в медсанбат, там посмотрели: руку ампутировать! Взмолился: "Что хотите, только оставьте руку. Нужна драться". Заговорили, засоветовались, вызвали полковника. Попробую, говорит. Сделали операцию. Ну а потом - в санитарный поезд, оттуда я и сбежал. Вот и все.

- Молодец, что сбежал, - поощрил Федоренко. - Вот так оторвешься, а потом попробуй в свой полк вернись.

- Нет, только в свой, - тряхнул головой Скрыпник. - Он ведь родным тебе становится, твой полк.

В тот же день врач полка доложил: Скрыпника нужно в тыл.

И все-таки вернется он в свой полк. И будет сражаться до победы. И увезет потом в свою Полтаву сибирячку Таню. Будет у них два сына, и оба тоже свяжут свою жизнь с авиацией...

На КП я засиделся допоздна. Отвлек дежурный: - Вас какой-то пехотный старший лейтенант спрашивает,

Вошел он, высокий, подтянутый. Замялся. Странно как-то...

Кашлянул. Снял шапку, начал перебирать в руках. Все это длится мгновения, но очень выразительно.

- Одним словом, - сказал старшин лейтенант, - диверсант я.

Чего угодно можно было ожидать, только не этого.

- Диверсант? - переспросил я, обескураженный.

- Вообще-то, старший лейтенант, из 2-й ударной армии. Попал в июне прошлого года в плен. Стали немцы вербовать на это дело. Подумал: вот путь, по которому можно вернуться. Пусть тюрьма, пусть даже расстрел, но чтоб вернуться к своим...

Он сильно волновался. Надо было поговорить с ним подробнее. Дежурному приказал разыскать капитана Козюка.

- Вы один?

- Еще четверо. Выбросили с самолетов По-2. Немцы так и оставили наши опознавательные знаки...

- Откуда у них По-2?

- Наши когда-то ошибочно сели.

Припомнился тот давний случай. Группа По-2 должна была доставить грузы в окруженную 2-ю ударною армию и взять раненых. Ведущий заблудился над лесами и приземлил группу на похожую поляну, но там были фашисты...

- Давно вы здесь?

- Десять дней.

- Десять дней, а только сейчас явились.

- Нельзя было, мог провалиться.

- Что же делает эта группа?

- Днем находятся в назначенных пунктах. Кто возле аэродромов, - между прочим, корректировку "Берты" тоже вели, кто на железнодорожной станции, кто интересуется штабами. Вечером собираются, обобщают, передают по радио собранные разведданные. В ближайшее время намечено переходить к диверсиям.

Похоже на правду. Теперь понятно, отчего, лишь приходят на станцию эшелоны, - валом валят сюда "юнкерсы". И все же надо быть осторожным.

- Чем вы докажете все это, да заодно и искренность своих намерений?

- Завтра все соберутся, вся группа. Мы живем в лесу...

Хлопнула дальняя дверь, послышались шаги, стали осторожнее, и в кругу света неслышно появился Козюк.

... - Живем в лесу. У нас там землянка, рация. Завтра можно всех взять.

Козюк все понял из услышанных им слов.

- Позвоните в особый отдел корпуса, - посоветовал. На другом конце провода какое-то время размышляли.

- Отпустите его, иначе группу нам не взять - всполошатся. Об остальном договоримся с утра. Где землянка?

- Недалеко от нас, в лесу.

- Тогда ваших людей и используем. Нашим в помощь. А этого надо поскорее отпустить.

Ему явно не хотелось возвращаться.

- Заслуживай прощение, - сказал Козюк.

- Да, конечно, - спохватился старший лейтенант. - Я готов кровью... Пусть даже погибну, но чтоб не в одной яме с ними хоронить, а?

- Тебя не тронут, - пообещал капитан.

Когда старший лейтенант уходил, Козюк продолжительно смотрел ему вслед. Может, запоминая? Обернулся ко мне:

- А мы их искали... СМЕРШу сейчас работы - ужас! Очень густо их тут немцы насажали... Жалко мне чего-то стало этого, - без всякой связи с предыдущим завершил он.

Взгляды наши сходятся. Козюк тотчас отводит глаза, смущенный. Неужели "лед тронулся"? Во всяком случае, мягче стал, сдержаннее, приходит, рассказывают, к людям - посидеть у огонька, покурить, поговорить. Заставляет себя? А хоть бы и заставлял, хуже не будет.

- И насчет Шахова вы с замполитом оказались правы, - опять неожиданно произносит он. - Крепкий боец получился.

Представляю, как даются ему такие признания. Не от неловкости ли торопится:

- Разрешите идти?

На следующий день, точнее сказать, уже ночью, наши механики и мотористы, выделенные в группу захвата (они с гордостью произносили незнакомый им прежде термин) несколько раз повторяли рассказ о поимке вражеских диверсантов.

А через несколько дней погиб лейтенант Константин Федоренко. Смерть доказала, что сильных людей она умеет подстерегать на мелочах, на мгновениях их расслабленности.

Получив самолет после ремонта, Федоренко решил облетать его. Уже когда шел на посадку, спикировали два "мессершмитта" и разрезали беспомощный Костин самолет надвое.

Забыл Костя о приказе: если тренировочный полет, - обязательно кто-то прикрывает. А еще пуще должен был помнить об этом его непосредственный командир. Пренебрегли - и вот какой бывает за это плата...