Многократор - Художник Её Высочества

• Название: Художник Её Высочества
• Автор: Многократор
• Жанр: Научная Фантастика

Произошло событие, имеющее фундаментальное значение. Написан портрет, с которого будут считываться физические законы природы и формироваться облик следующего цикла Вселенной. Сайт иллюстрирует роман «Художник Её Высочества», описывающий события, недавно произошедшие в Москве, на вашей планете. В романе закодировано место, где в Москве закопана золотая статуя. Вес статуи — 1 кг. Глаза — однокаратовые бриллианты (каждый стоит — 7000$). Статую смотрите на странице www.art-stepan.ru Удачи!

---------

В тексте полностью сохранено форматирование, орфография, пунктуация авторского текста — вдруг кто-нибудь из читателей начнёт поиски золотой статуи. Все материалы, картины, фото можно посмотреть на авторском сайте http://www.art-stepan.ru/ или http://samlib.ru/m/mnogokrator/chudoznik.shtml

---

И хоть был Головатый свидетелем, Степан сейчас даже обрадовался мятому пиндалыге. Тот вспомнив их рассуждения в баре по поводу марок изысканных вин, не удержался и зашел на короткое время. «Вот с этим, преуважаемый. Мускат Люнеля. Редкая, по нашим временам, штучка.»

Пожалуй, Степан не против залить нутряной пожар рюмочкой-двумя. Тремя-четырьмя. Всеобъемльте стаканы и кубки! Да всю бутылку бы сейчас из горла залпом, событие-то какое! — картинка каким-то образом вдруг из худого мешка будущего сюда к нам вывалилась. Тут не вино, тут нужно целлофановый пакет на голову, на горло красивый бантик, да глубоко дышать, дышать ацетоном.

— Мотыляешься тут бездарней веника по хате, — заговорил инспектор, оглядываясь на портрет. — Электросчетчики, электрические стулья, электроконденсатор с пробитой золотинкой… не растравляй сочувствием, вседержитель! А здесь бешеный поток, разрушающий свое ложе, ворочающий обломками. Декорация громадной сцены, за кулисами которой стоит творец и руководит движением сфер, рождением нового универсума, потому что ему, видите-ли, так хочется. Не пьёт художник — река сухая каменная, текущая каменьями.

— Так, девушки! Вы замужем или половой жизнью живете?

Из дверей выпочковался бобовидный череп. Бадя-Форшмак, развязно-смущенно ухмылялся, приближаясь. Из кармана брюк торчало бутылочное дуло.

— Дай, думаю, посетю душевного мушыну.

Он вытянул за горло поллитровку «Пшеничной», звякнул ногтем по корпусу, в плане: что скажете на это девушки?

— Куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй.

Сейчас художнику нравились даже воспитываемые урки. Понятно, по какой причине пришел лысый. Его тронуло степаново благородство и потребовало равноценного ответа. Пусть даже в водочном эквиваленте.

Головатый разлил вино, с некоторым сомнением плеснув Форшмаку. Тот понял секундную заминку, но с первого раза не стал отказываться и открывать водку, а состряпал тост, соответствующий моменту.

— Ну так чё девчонки, пописаем на брудершафт?

Инспектору понравилось, он всхохотнул. После того как выпили, размягченный Головатый познакомился с Бадьяном. Бадьян снова развернул историю про клички, чем заработал от инспектора вензелястую визитку.

— Давайте выпьем, мужики, — предложил Степан, разрезая яблоки на четвертинки для закуски.

— Моего, — сразу предложил Бадя-Форшмак.

— По возрастающей, — не растерялся инспектор.

Пьянка наладилась. Более того, послушать самих себя со стороны, такие все разные, но как собутыльники получилась классическая троица.

«Господство… господа мои э-э… некой модели-парадигмы. Мнэ-э… так сказать, дисциплинарной матрицы.» «Питерских мало. Встретил Леху-мурляндского, Витьку-Стоху. Живем семьей.» «Пока парадигма не взрывается под давлением аномалий. Со скоростью расстёгивания бюстгалтера первый раз в жизни, то есть долго… Так сказать, ночь Брахмы, космическая Пралайя… Таким образом, каждый конец несет в себе семя нового начала. Где твой стакан, Бадиан?» «А-а, бросил сючку! Херовые времена — блатные масть не держат. Бабы не держат за… ё-маё… Гумозницы па-а-аскудные!» «Тише, тише, державнее Бадьян… Ты расскажи получше, как мы с тобой дуэль соорудили. Прямо либидо» И так далее: «Гей, славяне! Сарычь на кичку!»

Портрет сохнет, Абигель через тысячи лет смотрит в сегодняшний день с прищуром, настроение более чем хорошее — пылкое.

Дорогие потомки, грудь впалая, спина колесом! Думаете в будущем лучше? Ошибаетесь. Сейчас, в это мгновенье интереснее всего, и именно от того, что здесь происходит главное. А у вас только механические последствия и скукота смертная. У нас захотел — утопил педаль газа в пол и жмёшь ненормативно. Штрафанули — плюнул на куверт, снова педаль по-шалому запресовываешь. У вас же, бедненьких, даже педалей газа нет, сидите, ждёте своей доставки. Да мы ещё и у вас. Отключи зрительный нерв от скан-платы, вон же у нас чейнджинг с драйвер-нета в когг. Ага, всё-таки оглядываетесь вне стабильности факта. Так-то! Здесь мы, грудь колесом. Каждую секунду, и до конца времён, которого не будет.

Первая спиртосодержащая волна пришла в мозги. И другая пришла. И далее идут. Сколько водки ни бери, всё равно два раза бегать. И хочется уже отдать город на разграбление философам.

— А что, в самом деле, произойдет, если отдать городишко на разграбление философам? Скажите, Терентирьманыч?

— С премоим удовольствием, предрагоценный. Думаю, произойдёт полная дискредитация философии, как фаллического начала всепроникающего Логоса.

— Чугунка менты спалили с запалом в краснухе… — ставил на свои порядки «шквал интеллектуализма».

Портрет вон стоит, фактичнее всемирного тяготения. От этого глаза распускаются цветочками, сердце скачет теннисным мячиком, пальцы шевелятся потными щупальцами. Хорошо-о-о!

Пьянствовали они до обеда, добирая в ближайшем магазине водки и пива. Водка без пива «Элефант», крепостью семь градусов — только водку зря переводить, в единственном военные правы. Реализм — это вам не использованная чайная заварка. Реализм — это нифеля, взрывающиеся под давлением спиртосодержащей волны всепроникающего Логоса. Портрет сохнет, а художник кривей знаменитой турецкой сабли. Но никто его обвинять не собирается, по той простой причине, что те же рыбы не в пример пьют больше. И потом, хорошая пьянка — четверть отпуска. Это же аксиома. Каждый надерётся, умудрившись написать картину из будущего. Зовите девушек с корзинками роз, бейте в цимбалы, барабаны. Эй, Аполлон, где твой лавровый венок для супчика? Есть свободная макушка.

Хочется сделать жест. По возможности широкий. Хочется сказать речь. Всем римлянам. Или, скажем, встать волнуясь и сбацать гимн. Слабо будет встать и сбацать гимн Союза Советских Социалистических Республик? Алонс энфантс де ла па-а-атрия… Пардон, это не наш гимн.

Кольцо натёрло палец. Перекрутил его, найдя положение поудобнее.

— Что за шило? — спросил Бадя-Форшмак, заметив это.

Степан сжал кулак перед его носом.

— Тяжеленное. Если врезать кастетом — мало не покажется.

Какой-то охотничий блеск появился в глазах урки.

— Дай глянуть. Здесь что, камня нет?

Рассмотрел кольцо и сказал задумчиво, не как обычно дебиловато:

— Кастик не для кабошона. Пяточкой. Но какой?

Выяснилось, что до отсидок учился он на Урале на огранщика камней, не закончив училище, но сохранив страсть к камням. Жизнь пошла под откос после несчастного случая на Миасском комбинате. Циркулярная пила на практике задела руку, сделав калекой и понесла его нелегкая.

Степан проникся скомканным рассказом. Вот тебе и пирожок без начинки. Простолюдина попсятину желательно сначала выслушивать, а уж потом стучать лысиной о стенку. Лысый, но бородатый.

Пьянка после этого пошла камернее.

— А я ведь знаю, что здесь за камень был, — показывая траурным ногтём на бурые риски. — Такой след гематит-кровявик дает, спалиться мне на гастролях.

— А ты бы не мог подобрать сюда минерал?

— Минералы — такие же растения, только растут медленнее. Распили сталактит — те же древесные кольца. Камни живые. Я вставлю камушек.

Степан же спохватился. Вещь для абигелевой семьи менталитетная, и человека он во второй раз видит, особенно если учитывать первый. Потом, урка есть урка. Только в книжках пишут про уголовное честное слово. На самом деле, народец этот дешёвый, продадут родную маму, если будет резон. Форшмак почувствовал. Вытащил паспорт и написал фломастером на стене паспортные данные.

— Ты не бойся, я тебе уже завтра-послезавтра принесу.

Степан был крепкий малый. Чтобы он, насколько мощно не вливай в себя, свалился в обеденное время, да не бывать этому! Вот только, когда позвонил Вильчевский, злей индейского духа Вурругуры (он порезал язык, вылизывая фольгушку от йогурта и теперь шипел на всех), Степан, потрепавшись, не обнаружил в пределах мастерской ни инспектора, ни уголовничка.

— Хм, а куда други усвистели? — подивился.

День на макушке, корешки разбежались, из цимбал недопили, из барабанов недозакусили, портрет сохнет, и совершенно непонятно, что делать дальше.

У лифта какая-то возня. В мастерскую выстрелился Жуль и метнулся рикошетом по коленям.

— Обезьяна, ты и есть обезьяна, — пытаясь догнать пальцем собачье ухо. — Нагулялись?

Послышались тяжёловатые шаги. Ещё кого-то привела?

Из темноты хода выплыл плюмаж колеблющихся петушиных перьев на бархатном берете, щёки с сенаторскими бакенбардами. Староанглийская волосня подана на присборенном у горла, воротнике, называемом «мельничным жерновом». Мужчина, войдя в помещение, ударил посохом себе в ноги.

— Её Высочество Абигель Викторьёз{victorieuse (фр.) — победоносная}! Пауза для всех голосов!

В мастерскую влетели двенадцать ливрейных юношей, по шесть двумя рядами от входа, напрягли икры в белых лосинах и с усердием вытянули вверх подбородки, не знающие бритвы. Появились трубачи. Прижали полированную медь к губам, ожидая команды. Посох ударил снова — трубы врезали.