Многократор - Художник Её Высочества

• Название: Художник Её Высочества
• Автор: Многократор
• Жанр: Научная Фантастика

Произошло событие, имеющее фундаментальное значение. Написан портрет, с которого будут считываться физические законы природы и формироваться облик следующего цикла Вселенной. Сайт иллюстрирует роман «Художник Её Высочества», описывающий события, недавно произошедшие в Москве, на вашей планете. В романе закодировано место, где в Москве закопана золотая статуя. Вес статуи — 1 кг. Глаза — однокаратовые бриллианты (каждый стоит — 7000$). Статую смотрите на странице www.art-stepan.ru Удачи!

---------

В тексте полностью сохранено форматирование, орфография, пунктуация авторского текста — вдруг кто-нибудь из читателей начнёт поиски золотой статуи. Все материалы, картины, фото можно посмотреть на авторском сайте http://www.art-stepan.ru/ или http://samlib.ru/m/mnogokrator/chudoznik.shtml

---

Степан огляделся подробнее. На стойке пивной насос с золотом по белому «Старокупеческое», панели в шоколадную мушку, витрина с подстрекающими к еде закусками, в углу — бассейн с сомнамбулически кружившимися черепашками.

— Я, Машуня, в детстве знаешь как мучился? Называл их «черепикахи». Начинал легко: «чере», потом заикался: «п-п-п» и снова «черепикахи». Посмотри туда. Какая замечательность!

На стене висела невозможная картина. В черной раме стояла черная дама с тростью. Черное пол-лица за черной вуалью. На этом веселом фоне выступало пятно её пиджачка с известковым подпылом. Рядом с дамой на столике трупным цветом уныло светлел керосиновый фонарь.

— Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах.

— Народу тоже подавай искусство. Расскажи лучше, чем ты так занят? У тебя вроде даже синяки под глазами. Что-то пишешь по ночам?

Попишешь с такой дружиной, обменявшей себя на подвиг во имя науки. Степан-уклонист, в ожидании еды, припустил лучше рассказывать, как можно выковыривать из будущего картины.

— Мог бы понять абстракционизм какой-нибудь бюргер в средние века, или, еще раньше, тот безымянный гений в шкуре, расписавший пещеру в Альтамире охрой да сажей? Ясно, что нет. Так однажды буддийского ламу один миллионер-хохмач привез в Париж, конкретно поселил его в бордель. Так тот посидел, посмотрел на проституток, развеселых парвеню, ночной бедлам и выразился в том смысле, что какой ему дурной сон приснился. То же самое, если бы Рафаэлю показали «Черный квадрат на белом фоне» Малевича. Он даже не понял бы, что это картина перед ним как таковая. А если бы ему показали того же Малевича «Черный квадрат на черном фоне», он бы уж точно не смог вообразить кусок закрашенной черной краской тряпки произведением искусства ни де-факто, ни де-юре, а послал бы общество, как лама: «Приснился мне дурной сон, эдите на пиаф все от меня!» То, что мы доставшееся в наследство искусство понимаем и принимаем — понятно. А вот наоборот?! — вытаращивая глаза. Ответа ему явно не требовалось. Но что сказанное кислотно существовало в душе художника, было видно невооруженным глазом.

Маша положила ладонь на степанову пятерню, расшеперенную ершом.

— Мог бы твой гений в шкуре написать Джоконду? Нет. Мог бы Гойя написать, раньше срока «Impression»? Тоже нет. И «Герника» невозможна в семнадцатом веке.

— Да как же невозможно?! — съездил себя кулаком по скуле. — Не буду горячиться, киска, но краски-то те же! Единственно, у Пети Кантроповича она была просто глиной, а у меня из глины сделанная охра, но со всеми осложнениями: охра светлая, охра желтая, охра золотистая. Холст тот же — тряпка, кисти те же — щетина свиней. Значит, дело не в материалах. Дело в нас! — рассмеялся, поняв, что перестарался.

Официант подал еду. Они вкусно позавтракали, за исключением зелени.

— Салат — катастрофа! — высказал орлу-грузину.

— Извините, свежие овощи сегодня опоздали, — оправдался орел и состроил глазки Маше.

Они возвращались и нахально целовались на остановке среди москвичей. К чему москвичи относились благосклонно. Москвичи только советских туристов не переваривают.

— Я ведь придумал, — взялся за старое, придерживая девушку руками не за талию, чуть неприлично ниже. — Как можно разрылить сознание для картинки из будущего.

— Наркотики, алкоголь, йога, секс, голод?

Степан отрицательно пошевелил чубчиком.

— Итакдалешнее?

— Ага. Ты музыку забыла. А музыкальная волна действует на физиологическом уровне. Однажды в Англии у органа неправильно настроили трубу. Пошел инфразвук и люди в ужасе повыскакивали из концерта. Самое главное…

— Да-а ну-у тебя, — встрепала ладошкой степанов чубчик, впилась художнику в губы и скользнула в дверь причалившего троллейбуса. Прошла к ближайшей форточке и, многозначительно улыбаясь, промолвила. — Надо придумать что-нибудь особенное против кошек, серы и скуки. Жду в субботу на даче.

Степан пошевелив по очереди бровями, сказал в сторону улетевшего троллейбуса:

— Какие ещё наркотики..?! Сильнее всего — страх!

Работы навалилось пропасть. Включил группу, Лыс энд волос, и под её креативные стоны намешал колер.

— Степаша акварелию раскрасил кавалерию.

Удобно уложил локти, занёс над планшетом перо. Тут же в дверь чисто символически стукнуло и в мастерскую вбежал Лузин, в такой степени душевного подьёма, что чуть не приобретал положительную плавучесть.

— Доброе утро, маэстро!

Ученые заполучили уникальный прибор, от чего и пришли в новогоднее настроение. Он находится дома у профессора. Прибор размером с тридцатидвухкилограммовую гирю, но самое забавное, весит в два раза больше. Необходимо к окончанию лекций, доставить его сюда.

Степан обречённо кивнул головой, пробормотав:,Задохнусь от счастья и помру., Договорились встретиться после работы. В квартире их будет ждать приёмная дочь профессора — Абигайль. Лузин, разгонисто написав адрес, убежал.

Оформитель поработал хорошо и в конце прокомментировал:

— Если хочешь поработать — ляжь поспать. Встанешь — всё пройдёт.

Уселся с кофе у телевизорика. За политическим комментатором рыжела карта.«…вспыхнувший с новой силой корейский костёр. Постановлением ООН…»

О нет, только не это! От политики мокрицы заводятся.

В назначенное время нашёл на Бережковской набережной дом. Перепрыгивая через три ступени, взлетел наверх, навесил на лицо пластмассовую американскую улыбку и позвонил. А когда открылась дверь — растерялся. Перед ним стояла та самая девушка, которую он пытался соблазнить вечером на Воробьевых горах. Девушка не вспомнила его сразу, как Степан, но наморщила лоб.

— Прямоугольник есть многоугольник с пятью сторонами. Помнишь?

— Ах вот оно что. То-то я…

Ушла по коридору, не пригласив войти. Степан закрыл за собой дверь, пожал плечами, пробормотал:,После того, как я вас увидел, моя производительность по оформлению университета увеличилась на пятьдесят процентов., Затоптался в первой комнате, разглядывая картины на стенах, антикварную мебель и среднеазиатский ковер такой мягкости, что нога, ступившая на него, казалось, провалилась по колено. Но скоро хозяйка появилась, поманила пальцем. Когда вошел на кухню, на столе уже стояло кофе.

— Абигель, наверное, редкое имя.

— Мою бабушку звали Оттшминальда. Сокращение от героя-полярника Отто Шмидта на льдине.

Пили кофе, а Степан наблюдал за девушкой. Абигель двигалась своеобразно. Однажды смотрел по телевизору, как космонавт на «Буране» манипулировал штангой. Чтобы ею с величайшей осторожностью извлечь из чрева корабля дорогущий спутник, нужно было увеличить момент перемены движения. Поэтому рукоятка управления находилась в емкости с глицерином, и космонавт охотно показывал, как ему непросто двигать рукой в перчатке. Абигель тоже не делала резких движений, будто двигалась в глицерине.

Позвонили в дверь.

— Целую ручки, Аби, — услышалось из прихожей. — Леонардо да Андреевич уже здесь?

— Сели в лодку и айда по реке туда-сюда, — крикнул через плечо Степан. — Лузя, давай хоть кофейку дёрнем, — добурчал в чашку, скрючившись. — А то бежишь, понимаешь, хвост в мыле, в ушах сера, в глазах гной, в пупике отложения с гальку, на пятке мозоль, зубы сломаешь.

Когда тащили, неподъемную по первому ощущению, сумку, Лузин спертым от напряжения голосом пояснил, что они этой прелестью смогут определить конкретное место линзы свертывания.

— То-то смотрю, тебя пучит от счастья, содружничек.

— Ты сам сегодня злей лютика. А я тебе скажу, как Аристотель: Не спи, не спи, художник, счастье на стороне того, кто всем доволен.

— Я с вами точно не сплю уже вторую неделю, так, что шуба заворачивается.

Наверх рано. Поэтому, когда явился профессор, каждый занялся своим делом. Лузин засунул нос в прибор, профессор коротко отдыхал, жевал бутерброд, Степан же, подключив трансформатор, выкинул кабель на балкон и посмотрел с надеждой на небо. Опять неприятно душно парило. Над Серебряной рощей собралась которая за день тучка, но на этот раз не расконденсировалась, а, наоборот, крепла с определённым намерением побузить. Степан одобрил и вернулся в мастерскую. Туча громыхнула. Похоже, небожители затеяли перекатывать пустые железные бочки. Дыр-дыр-дыр, грум-бум-бум!

— Ивар поведал, как объяснял тебе мироустройство. Ты понял, как всё слюбилось? — полюбопытствовал профессор.

— Обьяснял… Слепил из пластилина кривондюлешный шар и говорит, что живет в нем вся вселенная, а вещь обыкновенная. Сотрём-ка пыль с извилин.

Профессору интересно, что гуманитарий по этому поводу думает?

— Я думаю, что терпентиновое масло не пропускает электрический ток, а вот пробки вы мне точно пережжёте. После ваших экспериментов щиток до утра остыть не может, хоть носки суши.