Многократор - Художник Её Высочества

• Название: Художник Её Высочества
• Автор: Многократор
• Жанр: Научная Фантастика

Произошло событие, имеющее фундаментальное значение. Написан портрет, с которого будут считываться физические законы природы и формироваться облик следующего цикла Вселенной. Сайт иллюстрирует роман «Художник Её Высочества», описывающий события, недавно произошедшие в Москве, на вашей планете. В романе закодировано место, где в Москве закопана золотая статуя. Вес статуи — 1 кг. Глаза — однокаратовые бриллианты (каждый стоит — 7000$). Статую смотрите на странице www.art-stepan.ru Удачи!

---------

В тексте полностью сохранено форматирование, орфография, пунктуация авторского текста — вдруг кто-нибудь из читателей начнёт поиски золотой статуи. Все материалы, картины, фото можно посмотреть на авторском сайте http://www.art-stepan.ru/ или http://samlib.ru/m/mnogokrator/chudoznik.shtml

---

— Отвали на полштанины.

Вильчевский отвалил.

— Пью пейзаж, пишу этюд и развязываю руки тем кто выйдет на поруки после живописи в свет.

— Что-то у тебя какая-то питейная тема преобладает. Может правда? Рабочий день позади, я вон сегодня «Сирень» в салоне продал, деньгов полный карман… Отметить бы. В пивбарчик, да по кружечке. Чё там пить закаты-то беспробудно.

Степан не отреагировал, а всё катался по траве с живота на спину, со спины на живот, подпирал щёки кулаками и закатывал очи. Когда дружок его уже возвращался, в руке бутылка борматухи с кровавой точкой, Степан ещё издали заорал:

— Я художник полосую вены бритвой, как рисую!

— Откуда, спрашивается, у болотной кочки бритва?

Вильчевский шлёпнулся на зад, продавил пальцем пробку внутрь.

— Слушай что я сочинил, пока ты бегал. Когда умру, зевать не буду, а протащю с собой туда: палитру-щит, семь красок не забуду, кисть номер восемь — шпагу от бедра.

— Молоток! На понужай, — протягивая вино.

— Погоди, я ещё надыбал. На ближний бой — кисть номер восемь. На рубку — флейц и мастихин.

— А кто не пьёт бургундское — кретин! На.

Степан даже плавно помахивал в воздухе рукой сопровождая рифму. Вильчевский воткнул в это поэтическое крыло бутылку.

— А кто не пьёт бургундское — кретин. Позорник, гусь и нафталин.

— Ты не пародируй. Ты хотя бы попробуй повтори.

— Сильно надо, — вырвал бутылку обратно, раз дружок витает сегодня в эмпиреях, воткнул горлышко в бороду. — То-ли дело! Попробуй повтори… Хм! А ты попробуй повтори, то что сделал художник Дали! Хы!

Степан из ивановой горсти вытянул бутыль за горлышко.

— Видишь и у тебя есть способности.

— Ты думаешь?

— Давай чего-нибудь скропаем.

— Про что?

— Да хоть про что. Про художников, кочку трын-травистую. Не спи, не спи художник, не предавайся сну!

— А без пафоса можно?

— Всё можно. И с ним и без него. Ну давай-давай!

— Ну-у-у, художник — нудист… э-э…

— Вольтерьянец, бретёр. Вишь как пошло! Художник — нудист, вольтерьянец, бретёр. Вгоняющий в краску развратник…

— Фразёр.

— Умница!

Степан задел бутылку, бутылка повалилась на траву, но борода среагировал по-каратэистки, на лету поймал горлышко и присосался снова.

— Пизанский упадок, — осенило Степана. — Дурак и козёл. Отбитый от рук…

— Самодур, бузотёр. На, хлебни для вдохновения.

Тут они враз что-то такое и почувствовали. Не вдохновение, энтузиазм, быть может.

Степан попробовал на язык божественную рифму:

— Горные вершины спят во тьме ночной. Тихие долины… трим-тим-тим покой. Художник — мудила, годзилы мосол. Практически гениально! Не орлы мы, скажешь?

— Орлы мух не ловят, — глотнул, поперхнулся, откашлился, чертыхнулся. — Чёрт, так и захлебнуться от вдохновения можно, врачи не спасут!

— Что ты сказал? А мы художники — врачи. Зловредной серости чехлы.

— Не чехлы, а узды.

За деревьями Пегас как долбанул-долбанул копытом, их аж подбросило.

Потом взяли ещё флакон и вдохновились по большому счёту. То есть надрались.

— Какие, к лешему, врачи? Мы цари!

За деревьями, где безобразничал Пегас, замельтешил проблесковый маяк. Похоже скоро оттуда потащат пару раздолбанных авто.

Сегодня, чувствуется, степанов день. Когда это Степан Андреевич Бумажный покупал в общественном транспорте билеты? Только по вдохновению. И ноне вот купил. Так купишь билетик зря и едешь самодостаточный, дурак дураком, никому до тебя дела нет. А сегодня купил в трамвае и сразу контроль. Определённо, день удачный, в смысле вдохновения, и билет счастливый.

Степан уже дудел вовсю в губную гармонику. Потом к ним подбрела молодёжь с гитарами и Вильчевский взялся на мукулатуре записывать тексты. Потом молодёжи предлагали выпивку, молодежь не отказывалась. Потом Вильчевский расказывал как они в армии таскали к себе через окно девочек, девочки не отказывались. Потом молодёжи предлагали полный карман деньгов («Деньгов столько, ребя, что можно об них забыть пока не вспомним. Но уже истратили на насос права качать.») и пробежку за выпивкой до ближайшей бензоколонки (,На энто чуть денежек осталось после насоса.,), молодёжь не отказывалась. Потом молодёжь предлагала оранжировки, Степан отказывался, все оранжировки кэцал и предлагал свои варианты, брызгая в губную гармошку слюной. Потом молодёжи не стало, вина тоже, и им взгрустнулось, потому что от заката остался пошлый синяк уснувшего фиоллета. Вильчевский, как всегда завыл:

— И-и-и умрё-о-о-ом…

— Степан выпятив грудь, перебил:

— И воскреснем! В аду иль в раю, всё равно.

Дружок проворчал:

— Всё равно истлеем…

— Но в бархатных гробах ведь, — гнул своё Степан.

— Хера ли, потом-то уже?

Степан обняв друга за плечи, с напряжением прошептал:

— Хочу жить вечно. Пока получается. Смерти нет! Ты бессмертный, — я с тобой. Я бессмертный, — ты со мной. В живописном слое жить, всё равно что в вечности!

— Как, как Степик..? — тоже выпятил грудь колесом. — Только надо одолжить у безносой смелости, — подскочил, да как гаркнет. — Я — художник!

Степан поднявшись, продолжил, показывая пальцем на луну.

— Ты — натурщик!

— Я — семь красок!

— Ты — мой холст!

— Я — халтурщик!

— Ты — халтурщик!

— Мне — удача!

— Ты — мой гость!

— Ура?!

— Уррра-а-а-а-а-а!

— Пошли в пивбар!

Художник — болезнь и грехов частокол.
Вгоняющий в краску нудистов посол

Отбитый от рук самодур, зубодёр.
чувствилище, враг, вольтерьянец, фразёр.

Кукушкин ловкач, эгоист, сибарит.
пизанский упадок, едрит-ангедрит.

Сатир-кайфоломщик, чахлык невмерущий,
по пьяне на площади что-то орущий.

Фома-маловер, неудобство, задира,
беспаспортный лось, феерия сортира.

Ослушное семя, ханыга, хвастун,
шанель номер пять, недоносок, свистун.

Сорняк, лавроед, шишколобый курьёз,
мещан коллектив доводящий до слёз.

Шкодливая рать чертовщине послушных
Безумная крыша Ван Гогов безушных.

Они, художники — орлы.
Орлы на плоское так злы.
Летают выше атмосферы опасным знанием полны.

Они, художники — цари.
Они — цари-поводыри.
Тропинку к цели пролагают через завалы суеты.

Они, художники — бойцы.
Оруженосцы красоты.
Упорно серость истребляют
Плохое требует войны.

Если художник семь красок развёл, если хочет картину писать.
Значит ли это, что время пришло всё о тайнах природы узнать?

Если художник ныряет в дерьмо, если мучает всех и себя
Значить ли это — мессия пришёл, чтобы вам своё сердце отдать?

Если художник взлетает в эфир, если лезет на спину судьбе.
Значить ли это желание быть тем чем были святые везде?

И умрем и воскреснем,
в аду иль в раю, всё равно.

Но протащим с собою,
кисти, краску, холсты заодно.

Как бы не жил художник, ему одно дело — любить.
Где бы не был художник, ему одно дело — писать.

Портреты возрождения,
гримасы вырождения.

И красоту одежды,
и широту надежды.

Кривую вывозящюю,
наклонно так скользящую.

И белое венчальное,
и чёрное печальное.

Тела истлеют в бархатных гробах,
но может быть потомки скажут позже:
В картинах вечных их живёт душа,
душа художника — явленье сложное.

Вдохновение братцы, это вам не трали-вали-разливали (в пивбар, да по кружечке), здесь чувствуется чеканный шаг вечности.

Хочет Бумажный посмотреть на свою планету, какой она будет в будущем?

Кто-ж не хочет? Что-нибудь эдакое: на бетонной завалинке сидит мужик с колёсами вместо ног, рубает надоевшие макароны из нефти и с завистью принюхивается к ароматам близлежащей дачи. Соседи жарят шашлыки из свежей резины, они видите ли шину молочной спелости только что закололи.

— Нанотехнология, Феб. Классический период развития цивилизаций вашего типа.

Степан ожидал увидеть на Альдебаране, конечно, не злокачественно-индустриализированную цивилизацию, — может быть, более здоровое в виду законодательных зверств всемирного правительства «зелёных». Вроде того что: километровые города-башни, транспорт забывший о колесах, фабричные трубы, раскрашенные во все цвета радуги, но когда пробаражировали и сели по внешнему виду на совершенно дикую планету, Степан в недоумении оглянулся на Терентия. Что за шутки? Куда все попрятались? Где города, дороги?